«Пиши мне, дорогой Саша!»
В холодный январский день 1944 года не стало выдающегося писателя, литературоведа, публициста, поэта, переводчика, спецкора «Дагестанской правды» Эффенди Капиева. Он прожил всего лишь 34 года, но оставил яркий след в литературе. В архиве фонда «Фото и документы» Национального музея РД им. А.Тахо-Годи хранятся его фронтовые и довоенные письма.
Научный сотрудник фонда Диана Омарова рассказывает, что родился писатель в селении Кумух. Детские годы провёл в Ставрополье, находясь там с отцом-отходником. В 1919 году семья Капиевых вернулась в Дагестан и обосновалась в Темир-Хан-Шуре, где Эффенди воспитывался в детском доме, а позже был определён в школу-интернат для горских детей при Буйнакском педагогическом училище. С началом Великой Отечественной войны по болезни не был призван в Красную Армию. Осенью 1942-го, будучи спецкором «Дагестанской правды», он находился в действующей армии под Моздоком. Вскоре на страницах газеты появились его очерки: «В отряде Кара Караева», «Письма немцев с Кавказа» и другие. 21 января 1944 года был госпитализирован в Пятигорский госпиталь, где умер через шесть дней после операции.
Ранее мы публиковали фронтовые письма Эффенди Капиева, сегодня мы публикуем его довоенную историю в письмах, которые никогда ранее не были представлены ни в одном издании. Чаще всего поэт писал своему другу, члену Союза писателей, издателю книги «Поэт» Александру Колосову.
25.10.1938 г.
«Дорогой товарищ Колосов, отвечаю с опозданием, ибо были гости, и я все откладывал. От души рад, что ты устроился, и не сомневаюсь, что доведешь учебу до конца. Через месяц я думаю быть в Москве и постараюсь повидаться с тобой. Понемногу работаю. Правда, этот месяц прошел у меня впустую, но зато я набрался сил. Несколько раз заходил ко мне Бабаевский – он, как видно, хороший малый – помог достать мне бумаги, и вообще мы с ним подолгу беседуем о литературе, о новых произведениях. Благо, в Пятигорске никто, кроме нас, не претендует на право критиковать и осуждать кризисных писателей (по крайней мере нам так кажется). Впрочем, это может наскучить.
«Мол. Ленинец» опубликовал почти все отработанные тобой песенки. Вероятно, когда-нибудь дадут сказку. В журнале «Знамя» в 12-м номере, кажется, будет опубликована большая подборка моих песенок, но боюсь верить, ибо не всегда слово сходится с делом. Книгу о Сулеймане устраиваю в «Красной…» (не разобрать. – Прим. Авт.), и там ее даже уже включили в план первых номеров за 39-й год, о чем и поставили меня в известность. Увы, я почти никого не вижу здесь и не могу сообщить тебе ворошиловских новостей. Как твоя учеба, что нового среди московских писателей – ты ведь, наверное, бываешь в ССП? Сын мой растет и уже подпрыгивает на руках у матери. Наташа передает тебе привет. Жму руку».
15.06.1940 г. «Дорогой Саша!
Прости меня за долгое молчание. Эти дни я переживаю большое горе – у меня умерла любимая сестра – едва окончив ленинградский литературный институт и едва вступив в самостоятельную жизнь. Очень тяжело! Я лишь позавчера вернулся из Дагестана. Сестра умерла при мне. Никому не желаю быть свидетелем смерти человека – это смертное зрелище!
Что поделываешь, друг мой? Какие у тебя новости? Получил ли ты авторские письма для своей книги? Моя «Резьба по камню» выйдет к концу этого месяца, и я, разумеется, не замедлю прислать ее тебе. Работа над «Поэтом» шла успешно, если бы не этот нелепый случай – он разбил мои планы, и река теперь ищет новое русло. Однако не падаю духом… Буду работать, стиснув зубы: все там будем – разница лишь в очередности!
Бабаевский написал еще два рассказа, но уже посредственных. Не знаю, что сие значит – то ли исписался, то ли ему вскружил голову неожиданный успех. Чумак прислал мне свою повесть, – к сожалению, плохую, и мне стоило больших трудов написать ему дипломатическое письмо – чтоб не обидеть, но и не похвалить, а поругать малость. Он мне не ответил, думаю, что по всегдашней своей лени.
Воображаю тебя в Багдати! Синие небеса, речка, тихие улочки, грузинский говор и всюду присутствие Маяковского, печаль его сердца.
Пиши, Саша. Устроился ли ты сносно? Если нужны деньги, дружески молю тебя – не стесняйся, прямо пиши мне, я не замедлю откликнуться, и, кроме радости, это ничего мне не доставит! Жму руку, привет жене, детям».
06.09.1940 г. «Дорогой Саша!
Дней пять тому назад послал тебе целый пакет, поэтому ограничиваюсь открыткой. Получил только твое письмо, и многое меня в нем удивило: откуда взял Бабаевский, что мы собираемся к тебе, – ума не приложу. Даже разговора на эту тему не было. Чудак он! Не такое нынче время, чтобы по гостям разъезжать – тут, дай бог, как-нибудь перебиться до весны. Разумеется, твою статью о «Резьбе по камню» было бы очень отрадно прочесть в напечатанном виде. Живем мы по-старому. На днях мы с Наташей едем в Махачкалу, а потом после возвращения собираемся в Москву. Ужасно, как скучно и однообразно здесь! Ну да ладно, повидаемся, как-нибудь поговорим».
03.12.1940 г. «Дорогой Саша!
От души благодарю тебя за письмо и пометки на рукописи. Почти все твои замечания я принял во внимание и исправил новеллу. Надо сказать, что относительно деда у меня самого были сомнения, но я не мог его вычеркнуть (правда, в одном случае дед все-таки остался, но это исключительно ради концовки).
Завтра еду в Москву, меня вызывают на доклад на всесоюзное совещание по оказанию творческой помощи певцам, сказателям и народным поэтам (совещание организует Дом народного творчества, я делаю доклад о моей работе с С.Стальским).
Все твои поручения, конечно, выполню. Ответ мой тебе задержался потому, что я всего два дня как вернулся из Дагестана. Приняли меня там с великими почестями – я даже не ожидал. На днях опубликовали в «Дагестанской правде» указ Верховного Совета ДАССР о награждении меня почетной грамотой. Между нами говоря, я, оказывается, был представлен дагестанским правительством к награждению орденом, но с орденами ничего не вышло – в связи с двадцатилетием орденами награждают только союзные республики, но не автономии. Ну, да ладно, я и не претендую ни на что – все придет своим чередом.
Наши пятигорские новости скучны и скудны. Книгу рассказов Бабаевского забраковали в редсовете, по-моему, это безобразие, думаю заняться этим по возвращении из Москвы (заседание было без меня в Ворошиловске). Бабаевский, разумеется, ходит забитый горем. Альманах, наконец-то, двинулся с места и скоро выйдет, мне поручено срочно готовить второй. Прошу тебя, Саша, прислать что-нибудь, пусть даже опубликованное, пришли в середине января. Извини, что ограничиваюсь открыткой – меня торопят, надо готовить тезисы к докладу, править набело свою рукопись и т.д. Обещаю тебе позже написать обо всем подробно. Жму руку, привет жене».
***
«Дорогой Саша!
Что ты умолк? Не случилось ли там чего недоброго? Я написал тебе большое письмо недели четыре тому назад и одну открытку. Еще не бывало, что бы ты так затягивал ответ. На отсутствие писем от тебя жалуется Бабаевский. Пиши, дорогой!
У меня снова несчастье – умерла вторая сестра – в 27 лет от скоротечной чахотки. Вот не везет мне с сестрами – бедные родители! Наташа ездила в Буйнакск и пробыла там пять дней. Рассказывает, что старики совсем оглушены, беспомощны…
На днях пошлем тебе наш альманах – числа 10-го. Я был в Ворошиловске, приняли меня там больше чем хорошо, но городишко грязный, жалкий и тоскливый. У нас уже начинается весна. Живем мы по-старому. Присылай, Саша, что-нибудь во второй номер альманаха. Дело верное, и скоро его приготовим для печати. В течение первого и второго квартала в нашем издательстве выйдут книги Бабаевского «Родниковая роща», Чумака «Антоновские яблоки» и моя. Когда мы с тобой повидаемся? Что-то все скучней и скучней становится жить – вероятно старею. Мечтаю о лете, может быть, получится повидаться с друзьями, посидим с тобой, потолкуем обо всем».