«Пропавший без вести…»

Моего отца не было ни с ними, ни после. Шли месяцы, мучительные годы. Ждали, горевали.

Бабушка Патат обегала всех гадалок в округе, которые вещали наперебой: «Он живой, вернется…». И эту хрупкую надежду она унесла с собой в могилу.

Дед Муса после каждого намаза молил Всевышнего Аллаха вернуть сына Хайбуллу живым ради нас, его троих детей, и ушел, прожив почти сто лет, в мир иной, с верой на милость нашего Благодетеля.

А мама наша Джахбат, как и все женщины, трудилась в колхозе в поте лица, чтобы прокормить воюющую армию, а ночами рыдала.

О войне знаю по рассказам фронтовиков, книгам и кинофильмам. Зато хорошо помню послевоенные годы. Трудно было мне, «безотцовщине», и многим таким, как я, разделить радость сверстников, которые щеголяли в полинявших пилотках отцов, а то и шинелях, кто постарше. В такие моменты на глаза наворачивались слезы: «А где же мой?».

Мой, оказывается, «пропал без вести». Мама еще весной 1943 года получила извещение, но скрыла от бабушки и дедушки, опасаясь убить их последнюю надежду на возвращение сына.

… Отец демобилизовался из рядов Красной Армии перед войной и работал судебным исполнителем (приставом) Хасавюртовского городского суда. Летом 1942 года друзья детства Шихсаид Шихалиев, Алев Магомедов и другие ровесники отца ушли воевать, но отца от призыва освободили по «брони».

— Уже в начале сентября сорок первого Хайбулла вернулся с работы почему-то рано, — вспоминала мама.

Спрашиваю: — Случилось что?

— Мне надо сегодня же отвезти тебя вместе с детьми в Аксай к родителям. Я сдал «бронь» и завтра уезжаю на фронт. Не могу больше – стыдно. Друзья три месяца воюют, а я здесь…

— Подожди…подожди. А родители знают?

— Вот поедем и сообщу.

— Зачем нас везти в селение, если завтра мы провожаем тебя на поезд отсюда?

— Действительно, — смущенно улыбнулся он, но тотчас погасил улыбку. – Квартиру уже сдал горисполкому. Тебя родители все равно не оставят жить здесь.

— На следующий день, — продолжает мама вспоминать, — пришла на вокзал с сестрой твоей и братом, которым было 5 лет и 2 года. А народу… негде яблоку упасть. Что тогда на вокзалах творилось, ты видел много раз в кинофильмах. Поэтому не хочу вспоминать подробности и расстраиваться.

Мама на фронт писала часто, в одном из писем сообщила, что скоро ждет ребенка, то есть меня. А он ответил всего три раза. Во втором письме: «как не вовремя, когда кругом такое творится. Если что со мной, тебе трудно будет поставить на ноги троих детей…».

Возможно, он был прав. Разве мог быть желанным еще один ребенок, когда Отчизна воевала по колено в крови? Не мне судить отца, которого знаю по единственному портрету в буденовке.

В третьем письме (поздней осенью 1942 г.) писал, что был легко ранен в ногу, лежит в госпитале Волжска Саратовской области, через день-два выписывается. С радостью сообщал, что фотография детей во внутреннем кармане осталась невредима. Спрашивал обо мне.

Через день после этого письма Информбюро сообщило, что район, где располагался госпиталь, заняли немцы.

Понятно, почта в разгар войны шла долго. Отец до прихода немцев мог выписаться и отбыть в свою войсковую часть. Наверняка так и было. Тогда чем объяснить, что перестали приходить письма? Или не может писать? Неизвестность мучила еще больше. Ситуацию прояснило извещение военного комиссариата о том, что он пропал без вести.

Еще старшеклассником в школе, студентом университета я забросал архив Министерства обороны СССР своими письмами. Но мне ни разу не ответили.

Работая в Правительстве республики, был на приеме у Хасавюртовского военного комиссара – Героя Советского Союза Эльмурзы Джумагулова. Принял он меня тепло и, внимательно выслушав, ответил:

— Все, чем я могу тебе помочь, это дать копию извещения.

В 1980 году меня назначили директором одного из совхозов Кизлярского района. Должность была номенклатурной. Поэтому, прежде чем утвердить меня, сделали официальный запрос насчет отца, из архива Министерства обороны ответили, что «среди живых и мертвых не числится». Тогда я уже окончательно потерял надежду узнать что-либо о судьбе отца.

Однако пути Господни неисповедимы. В апреле 1989 г. старший брат принес радостную весть. Юные следопыты Муцалаульской средней школы нашли в Ростовский области место захоронения отца.

— Наконец-то! – мама разом выдохнула всю затаенную в глубине души скорбь и, закрыв лицо ладонями, почти через полвека горько оплакала мужа.

… Бескрайни донские просторы,
богата казачья душа.
С ветрами степными поспорив,
примчались, волнуясь, спеша
мы в мае девятого утром,
ругая все войны в сердцах,
впервые в неведомый хутор
увидеть могилу отца.
А хутор как хутор, в бурьяне
заросших до пояса хат,
(Не сыщешь таких в Дагестане)
И Верхнее Зундово звать.
В заброшенном хуторе хилом
войны приближавший конец,
покоится в братской могиле
под мрамором черным отец.
Печально, и больно, и грустно,
и слезы туманят глаза:

ПОКОИТСЯ ЗДЕСЬ КАПИТАН БЕЛОУСОВ и ЕГО БОЕВЫЕ ДРУЗЬЯ — читаю на мраморной плитке.

Первая моя мысль была: «Молитвы деда, значит, не дошли».

Низкий поклон хуторянам, которые разделили нашу печаль. Они каждый год праздник Победы отмечают здесь. Скажу, положа руку на сердце, мы не ждали такого горячего приема. Их так обрадовал наш «дагестанский десант», что словами не передать. Рассказали, что несколько лет назад приезжал с Севера сын капитана Белоусова, тоже офицер. И с обидой вздохнули: «А больше так и не появился…».

… Здесь прошли ожесточенные бои. Хутор несколько раз переходил из рук в руки. Много полегло и наших, и немцев.

— Трупы затолкали бульдозером в силосные ямы и засыпали землей. Хоронить-то некому, — будто оправдываются совсем постаревшие хуторяне, которые тогда были подростками. – И под нашими ногами и дальше до самого горизонта трупы. Бились яростно, а покоятся вместе.

— А ваши погибли чуть позже. То было в рождественскую ночь 1943 года, – продолжили рассказ. – Они нарвались на пулеметчиков, которые расположились где-то здесь, — показали на лесополосу. — Немцы строго запретили нам подходить к погибшим. А сами, замерзая, снимали с них одежду и носили. Кое–что за бутылку самогона или за полбуханки хлеба досталось и обносившимся хуторянам.

Предать земле их удалось через неделю, когда части Красной Армии освободили хутор. Женщины и дети на ручных саночках отвезли 64 трупа на местное кладбище и похоронили в углу, отдельно от хуторян.

Совсем молоденький лейтенант, по свидетельству очевидцев, вытащил из планшета клочок тетрадного листка и записал имена и фамилии 11 воинов, личности которых установили по сохранившимся солдатским медальонам. Остальные так и лежат без имён.

В 1964 году доблестных воинов перезахоронили во дворе начальной школы:

Их вечный покой охраняя,
Акации пенятся рядом,
В поклоне притихла сирень,
Тюльпаны пылают окрест.

К 70-летию Победы администрация сельского поселения «Островянское», в состав которого входит хутор, заменила мрамор, обложила могилу плиткой, огородила и проложила к ней асфальтовую дорожку. На новой мраморной плите дописали имена трех офицеров, среди них и мой отец – младший лейтенант Хаджакаев Хайбулла Мусаевич.

На юбилейные торжества мы привезли его портрет, высеченный на граните, и хуторяне прикрепили его на мраморную плиту. Почтить память деда со мной приехали мой сын и сын покойного брата Махач, сыновья старшей сестры полковник Гамзат и подполковник Абидин Ильясовы.

Как всегда, мы сразу оказались в объятиях гостеприимных хуторян: колоритного бригадира СПК «Островянское» Сергея Савельевича, местных предпринимателей Андрея и Ирины Каштельян, наших земляков – даргинцев Адуса и Магомедгаджи Абдусаламовых, музыканта и медсестры Валерия и Гули Закаридзе. Трудно представить праздник без ветеранов Нины Степановны, Надежды Дмитриевны и Владимира Федоровича, Тамары Андреевны и Михаила Федоровича, Любови и Николая Зайцевых; ведущего специалиста местной администрации Татьяны Николаевны с мужем Виктором Никитичем.

Мы вновь встретились с московскими семьями, которые каждый год в День Победы навещают могилы предков. После торжеств на центральной усадьбе к нам присоединилось много молодежи.

Музыкальное сопровождение встречи прошло под аккомпанемент тракториста и по совместительству аккордеониста Николая Ивановича Стасюка.

Всегда расстаюсь с ними с чувством страха, что к моему следующему приезду ещё кто-то из ветеранов может не дожить. Поэтому молю Бога каждый день, чтобы на 75-й годовщине Победы встретить живыми и здоровыми всех, кто пять лет назад тепло провожал меня домой.