Старая пачка махорки

В ряды Красной Армии его призвали в апреле 1941 года. Служил в городе Луцке Волынской области (на границе с Польшей). Был лучшим стрелком в полку. Когда началась война, их дивизия защищала Луцк.

– Однако силы были неравные, – вспоминал Яков Сулейманов. – У нас в дивизии было всего 8 тысяч человек и несколько орудий, недокомплект большой. А у немцев дивизии укомплектованы по штату военного времени – это почти
18–20 тысяч человек. Еще у них было тогда много танков. И тем не менее десять дней мы продержались. Потери были большие, стали отступать. Надо было срочно уходить к лесу, чтобы закрепиться на новых позициях и продолжать сопротивление. Но не все успели вовремя отступить. Некоторые попали в плен, в том числе и я.

***

В плену Яков и несколько других солдат сгруппировались вокруг лейтенанта Павличенко. Это был командир их взвода. Всех пленных держали под открытым небом. На следующий день стали выискивать комиссаров и евреев. Как рассказывал Сулейманов, подходили к каждому пленному три вышестоящих немецких офицера с переводчиком и спрашивали:

– Вы еврей?

– Нет.

И тут же снова вопрос:

– Комиссар?

– Нет.

Тогда один из них бил в лицо кулаком и кричал:

– Вы врете!..

***

– Я ведь до войны артистом был, – рассказывал ветеран. – Будучи подростком, работал в театре в Кумухе. И вот когда подошли ко мне и спросили: «Вы еврей?», то я честно ответил:

– Нет, лакец.

Немцы удивленно спрашивают:

– Что за национальность?

Я сделал смешное выражение лица, как учили в свое время в театре и сказал:

– Лакец – это очень нужная национальность в Красной Армии. Если не будет лакца, то некому будет шить обувь.

Все, кто стоял рядом, стали смеяться. И я был доволен, что поднял настроение своим друзьям в такой тяжелый
момент.

***

Как-то лейтенант Павличенко спросил, у кого есть курить. Рядовой Храпченко вынул из кармана брюк старую пачку махорки. Лейтенант поморщился:

– А папиросы есть у кого-нибудь?

Другой солдат по фамилии Дроздов достал из кармана гимнастерки смятые папиросы:

– Угощайтесь, товарищ командир.

И, обращаясь к Храпченко, он говорит:

– Выброси свою махорку. Сколько можно ее в кармане носить? Это не махорка, а трава какая-то желтая.

Храпченко покачал головой:

– Нет. А вдруг пригодится.

***

Ближе к вечеру лейтенант говорит:

– Надо устроить побег. Скажите об этом всем. Около нас всего один часовой. Думаю, проблем не будет.

Все с ним согласились.

Командир помолчал, о чем-то размышляя, потом обратился к Храпченко:

– Возьми на себя часового. Ты самый сильный среди нас.

– Так точно, – тихо ответил тот. – А с остальными часовыми как быть?

Лейтенант махнул рукой.

– Там ребята разберутся.

В полночь приготовились к побегу. Ограждения не было, впереди – маленькое озеро. Но эту преграду преодолеть было несложно.

***

– И вот тут пригодилась рядовому Храпченко махорка, – продолжил свой рассказ Яков Магомед-Алиевич. – Он подкрался сзади к часовому, закрыл ему рот своей огромной пятерней и эту махорку стал втирать немцу глаза. Да так, что тот потерял сознание. Потом мы взяли его винтовку и бегом к озеру. Остальные пленные тоже побежали. Когда немцы, которые располагались неподалеку в большом бараке, спохватились, было поздно. Конечно, они открыли стрельбу, но мы уже преодолели
озеро.

– И сколько пробыли в плену?

– Два дня. И за эти два дня нам только один раз дали воду и черный хлеб. Вот такая была «щедрость» со стороны фашистов.

Немного помолчав, фронтовик добавил:

– А если бы не бежали, то нас точно отправили бы в концентрационный лагерь. А там, как известно, в живых почти никого не оставляли.

– Значит, пачка махорки в какой-то мере помогла?

– Именно так, – с улыбкой констатировал Яков Сулейманов.