В перерывах между боями
Великая Отечественная война разлучила миллионы семей, и единственной связью с близкими было письмо. Солдаты в перерывах между боями писали весточки домой в окопах, на привале, в размытых дождями траншеях, занесенных снегами лесах и надеялись, что они все же дойдут до родных. И они доходили, и приходили ответы…
Письма – свидетели тех страшных событий – дошли и до нас с вами. Полуистлевшие листки спустя десятилетия едва не рассыпаются в руках. Сегодня они бережно хранятся в фонде «Фото и документы» Национального музея РД им. А.Тахо-Годи. Эти бумажные треугольники стали символом полевой почты военных лет, и сегодня они впервые публикуются. «Дагестанская правда» открывает рубрику «Письма с фронта».
Заведующая фондом Ольга Магомедова разбирает архив. В папке более сорока писем, документы и фотографии участника войны Михаила Абрамовича Боровского.
– Письма и документы принесла в музей жена ветерана в 1978 году. Сведений о нем практически нет. Известно, что родился в 1908 году, призывался из Махачкалы в августе 1941-го. Имеет два ордена Красной Звезды, медали за победу над Германией и за оборону Кавказа. Среди юбилейных медалей – «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина», – рассказывает О. Магомедова.
И вот я осторожно, чтобы не повредить, читаю пожелтевшие листочки. (Публикуются без изменений).
22.07.43 г.
«Добрый день, милая Люська и дорогие дети Сережа, Стасик и Валерочка! Сообщаю вам, что я жив и здоров. Этого же и вам желаю. Люська! Я нахожусь пока в резерве, и что начальство думает, не добьешься. Много ребят уехало в Москву, а куда попаду я, Аллах его знает. Ну а пока что отношение ко мне не плохое. Одним словом время покажет, что и как будет. Я уже тебе писал, но ответа еще не получил. Как вы там поживаете? Чувствую, что трудновато вам, но ничем помочь пока не могу, к сожалению. Держитесь! Пиши. Передавай привет Марии, Васе, Дине Иосифовне. Целую всех. Ваш папа».
Полевая почта 17336 – В.
22.12.43 г.
«Добрый день, Люська! После долгого молчания, по причинам от меня не зависящим, я пишу тебе это свое маленькое послание. Сообщаю тебе, что я жив, здоров, чего и тебе с детками желаю. Работа идет по-старому. Навык уже большой и богатый, но лучше бы его не иметь.
Надоело уже, Люсенок, жить на чужбине вдали от вас. А знаешь, как я сейчас далеко? Ты себе не представляешь. Ну, ничего. Впереди осталось меньше, чем прошло время со дня нашей разлуки. Надеюсь, что противник, выражаясь словами товарища Сталина, скоро будет в пропасти, ибо он уже над нею стоит. Вот тогда мы с тобой встретимся. Лишь бы радость нашей встречи ничем не была омрачена. Люська! Я вот тебе пишу письмецо и слышу как “Катюша” песню немцам поет, а их мессершмидты в небе вьются. Эх! Как же чертова симфония надоела… Если бы не зло на фрицев, которое выросло в душе каждого из нас и не угасает, а наоборот охватывает тебя всего целиком и зовет к борьбе, прямо с досады можно было бы лопнуть, как мыльному пузырю. Прочтешь в газете о том, что хотя в тылу люди крепко трудятся, но они все же ходят в кино, театры и т.д. так на стенку хочется лезть. Чувствуешь, что ты совершенно отстаешь от жизни. Только и слышно, что вокруг тебя ругаются как сапожники, ну и ты как мартышка свой голос к ним присоединяешь. А сколько, Люська, хороших людей, но огрубевших до чертиков. Смотришь другой раз, как смело бойцы идут в бой, не страшась смерти, все забываешь: и их грубость, и мат. Знаешь, что эту грубость и мат вызывает злоба, которая таится в каждом из нас против этого подлого и ненавистного врага. Ничего, все же мы его доконаем, как он не прыгает, а плясать пляску Святого Витта будет (симптом тяжелых неврологических заболеваний. – Прим. ред.).
Вот и все мои новости. Ибо описать всю действительность нет сил. Это героика, неподдающаяся описанию. Тем более такого писаки, как я. Очень обижаюсь я на тебя за то, что ты последнее время не пишешь мне писем совершенно. Почему это так? Может, ты скажешь, что они не доходят, так почему же дошло письмо Сержика? Надеюсь, вы свою ошибку в дальнейшем исправите и будете аккуратной супругой. Еще зимой я направил в ваш адрес три бандероли чистой бумаги для Сержика на тетради. Сообщи мне, получили вы их или нет?
Кроме того, в феврале и в начале апреля я перевел вам 750 рублей денег. Прошу тоже сообщить, получили вы их или нет. Вот пока и все. Пиши, Люсенок, как ты поживаешь с пацанятами, как чувствуешь себя, как дети? Что нового в городе? Где обитают наши знакомые? Если напишет Гриша, то пошли ему одну из моих фотокарточек. Я ему обещал, но у меня пока лишней нет. Пока, всего хорошего! Остаюсь, Ваш папка. Целую крепко несчетно раз. Целуй за меня пацанят. Привет знакомым!».
Полевая почта 04479. 26.06.44 г.
«Добрый день, сынок! Милый мой мальчик, тебе пишет папа, которого ты, очевидно, как следует и не помнишь. Мы первый раз с тобой простились, когда тебе было одни сутки от роду. Второй раз виделись на втором году твоей жизни, а третья встреча… Дай Бог, как говорят люди, чтобы она состоялась. Да и сейчас мама пишет, что ты герой. Молодец! Расти, будь здоров и счастлив, а время и труд все перетрут. В дни Великой Отечественной войны посылаю тебе на память свою фотокарточку. Надеюсь, что ты будешь доволен и когда вырастешь, то скажешь: спасибо, папа, тебе, что мальчишку не забыл. Надеюсь, что ты себя ведешь хорошо и мамуську слушаешь. Знай, что я человек военный, а военные тех, кто не слушается и балуется, не любят. Так что, если хочешь чтобы тебя папа любил, будь хорошим мальчиком. Ну, всего хорошего. Поцелуй от меня мамочку, Сержика и Стасика, а я целую тебя. До скорой и счастливой встречи. Твой папа».
Военная цензура
Первыми письма читали не родители, сестры и братья, не жена с детьми, первыми читателями были военные цензоры. И каждое слово проходило тщательную проверку. О многом не разрешалось сообщать в письме. И все же они несли в себе и страшную боль потерь, и радость побед. Никто не знал, насколько трагичным окажется наступающий день, но верили в победу, бились за нее насмерть.