Жить, чтобы горел очаг

Хотя и много лет «къдо» – так называют в аварских селах пожилых, умудренных жизнью женщин, а зорким глазом все подмечает: как живут, какие нынче люди. И думает, вот бы еще чуток протянуть, чтобы увидеть мир, в нем столько интересного происходит, и село совсем иное, чем когда-то, все меняется, иначе выглядят сельчане. И нынешний крестьянин не такой, как прежде. Он уже не хочет работать на земле, обленился, готовое ему подавай.

А были времена, когда каждый клочок земли с большим трудом обрабатывался. И сейчас еще сохранились горные террасы, где возделывались пшеница и фасоль, картофель и горох, все шло на стол, и вкус той пищи забыть невозможно. А сколько сил она давала: крепкими и здоровыми люди были. А сегодня едят искусственную пищу, болеют, жалуются, как старики, на свою немощь.

— У меня аж семьдесят лет трудового стажа, – размышляет Меседу. – Если рассказать, сколько было сделано этими руками, люди не поверят, что так можно было работать. А ведь тогда не только я, все работали на износ, а вечерами устраивали праздники, пели, танцевали, чтобы заглушить боль в руках и ногах. Трудные были времена, но как ценили люди доброе слово, шутку! Колхозница, звеньевая трудилась всем на зависть. Нельзя было плохо работать, – замечает Меседу (на снимке в центре), – на тебя смотрели люди, и ты давала им силы трудиться до седьмого пота.

Спрашиваю про личную жизнь.

— Замуж рано выдали. Тогда ведь никто не спрашивал, выдали, и все. Но я своим мужем была довольна, хотя ему, когда женился, было 27 лет, а мне всего семнадцать. Он бригадиром работал в колхозе. Пятьдесят лет прожили вместе. И ни разу не обидел. Любил, наверное, хотя тогда, знаешь, про любовь не принято было говорить. Но когда меня в поле укусила змея ядовитая, а помощь поздно пришла, и я так заболела, что целый год не могла встать, тогда мать моя забрала меня домой, сказав напоследок мужу моему, что, мол, зачем тебе жена-инвалид? Так Ибрагилав вскоре пришел за мной, пообещав, что сам будет ухаживать за мной. И выходил-таки… И я троих детей ему родила, каждый из которых был долгожданным.

Знаешь, в чем мудрость жизни? Нет, не только в том, чтобы вырастить детей, построить дом и растить внуков, хотя это так важно. Главное – чтобы на исходе жизни тебя не мучали твои прошлые грехи, а они разные. Обидел ты человека и запомнил на всю жизнь его глаза, пообещал, а не сделал. Я таких людей не
люблю. А себя корю даже за то, что могла бы в молодости еще лучше работать, больше отдавать людям. Моя жизнь пришлась на не очень легкие годы, довольствовались малым. Я тогда не могла представить, что буду жить в таких хоромах, как у моего сына. Он смеется и говорит, что дом его скромный по нынешним меркам. А я все равно себя чувствую барыней, о которой заботятся дети, внуки, хотя сын мой, вот он, рядом, уже седой, сидит четки перебирает, инвалид, надорвался, работа тяжелая была, дороги строил. А я его все равно ругаю, говорю, да я в твоем возрасте бегала, как молодая, и столько успевала.

Нет, не та нынче молодежь, говорю ему, а он смеется: да ты, что, мать, старый я совсем, у меня тоже внуки, правнуки. А у меня на сердце снова радость, потому что важнее этого нет ничего – продолжать свою жизнь в новых поколениях. Да, они совсем другие. Но они уважают старость, помнят о своих предках, любят, когда я рассказываю о них, об их достойных поступках, как мужественно воевали с врагом, оставив после себя добрую память. И я им всегда говорю: нужно так прожить свою жизнь, чтобы и ваши потомки с гордостью рассказывали о вас. Из этого состоит жизнь, в этом чистота родовых корней и кровь, передающаяся из поколения в поколение.

Знаешь, жизнь сейчас пошла совсем другая, в ней много такого, о чем мы и не слышали. Дали сейчас свободу вероисповеданию, сердце мое вроде радуется. Но сколько появилось пророков, веря которым, молодежь попадает в беду, отказываясь от того, что всегда было свято для нас, от веры наших предков, призывая к войне с теми, кто желает жить по божеским законам. Я прямой человек, привыкла говорить, что думаю, и не только своим близким. Если нарушил молодой человек закон предков, оступился, оказался корыстолюбивым, нечистым в вере, высказываюсь прямо в лицо, стыжу его, напоминаю ему о долге перед своей Родиной, матерью и отцом, домом, в котором родился. И мои взрослые дети, внуки, правнуки знают, что у «къдо» характер жесткий, и признаются, что для них мое слово – закон.

— Трое нас у матери, – говорит сын Магомед, – для нас она человек с бесценным жизненным опытом, авторитет для сельчан.

— Да, они у меня послушные,- подхватывает Меседу, – любовно глядя на поседевшего сына. — Может, и не стали большими начальниками, но мне за них не стыдно. Они честные люди, привыкли жить тем, что зарабатывают. Вон у сына маленькая пасека, свой мед, свое хозяйство, значит, мы с чистой совестью едим честно заработанный хлеб. К чему это я? Всю жизнь я прожила в селе, раза два, может, с мужем выезжали в Тифлис, когда женили и выдавали замуж своих детей. Но не жалею, что все годы прожила в горах. Ты видела, какая у нас природа, сколько простора, какой вид из окна, а самое главное – чистый-пречистый воздух. А молодежь все равно ищет легкой жизни на стороне, рвется в большие города, где люди так много суетятся, все спешат куда-то. А ведь нет ничего лучше родной земли, на которой тоже надо работать. И пускать корни здесь, чтобы не забыть запах родной земли, не дать угаснуть родному очагу.

Может, и небогато мы живем. Но разве дагестанцы в давние времена могли мечтать о такой жизни, как у нас, растить детей в таких домах, благоустроенных, светлых. Я все время думаю о том, что же нужно сделать, чтобы люди помнили, что время можно изменить, если приложить к этому руки, голову, а еще горячее сердце. Я часто размышляю над этим. Вот мои дети: сын — дорожный инженер-строитель, дочь Кавсарат – учительница в начальных классах, Гацули на ферме работает. А внуки почти все живут в Махачкале, в городе устроились работать после учебы. И я вижу, как бы мне ни хотелось, они покидают родные места. Не знаю, государство в этом виновато или нет, но надо такие условия создавать на селе, чтобы оно, как раньше, полнилось людьми, а старые, разрушенные дома не заставляли болеть сердце от того, что хозяева забыли о том, что очаг должен гореть. Когда в доме поддерживается жизнь, оживает и село.

Многое накопилось в душе у меня, что хотелось бы сказать людям. И о том, что, отрываясь от земли, человек теряет что-то очень важное, что делает человека человеком. Скажешь, придумывает старая, нет, не придумываю, а вспоминаю, как трудно было в голодные довоенные, военные годы, и люди дорожили землей, которую ох как нелегко было обрабатывать. И работали вручную, можешь себе такое представить. А теперь чего только нет, а работают на земле люди неохотно, жалуются, что мало помогает власть. Может, и мало, но ведь под лежачий камень вода не течет, правда ведь. На нашей родине много гор, равнин, предгорий, и земля такая, что требует много сил в нее вложить, прежде чем получишь отдачу. И если на равнине проще, то в горах нужно очень много трудиться. И я все время мечтаю о том, чтобы наше большое село Куяда, где три школы, из года в год пополнялось бы все новыми учениками, а то учителя жалуются, что детей становится меньше, и не потому, что рождаемость не растет, а потому, что молодые семьи предпочитают жить в городе, считают, что там условия лучше, жизнь интереснее, чтобы оно обустраивалось новыми людьми, выходцами отсюда, выбрав для себя, может, и нелегкий, но нужный путь в жизни.

Что это я совсем заговорилась. Но, знаешь, такой разговор по душам, он полезный, он нужен каждому из нас: и аксакалам, и молодым дагестанцам, он ведь о будущем, о том, как нам жить дальше, что нужно сделать, чтобы люди задумались: так ли мы живем, все ли делаем правильно, бережем ли свою землю, заботимся ли о ней? Я это к тому, что надо помнить о том, что, сохраняя традиции, адаты, устои предков, мы даем жизнь новым поколениям, для которых, какими бы другими они ни были, остаются прежними материнский язык, обычаи, желание жить той родовой устроенностью, когда большая семья собирается за одним столом, чтобы почувствовать себя одним народом, одной общиной, соблюдая законы чести и совести, что спасали наш край во все времена. Помните об этом дети мои, дагестанцы.