Х
Мне представляется, что постоянное акцентирование на федеральном уровне проблемы именно инновационного развития экономики, которое с энтузиазмом поддерживается местным научным сообществом, успело внушить многим из нас довольно искажённое представление о ней. Давайте попытаемся спокойно рассмотреть существо этой столь часто упоминаемой панацеи.
Заказчики, насколько я понимаю, ждут от разработчиков Стратегии-2020 некий эликсир, с помощью которого можно добиться слияния в любовном экстазе дагестанской науки с дагестанским же производством, обильными плодами чего станет высокотехнологичная, конкурентоспособная и прочая, и прочая продукция, и вообще невиданное ускорение, увеличение и улучшение всего. Разработчики, естественно, стараются. Весь проект Стратегии буквально усыпан заклинаниями, что всё, что делается, должно быть непременно наукоёмко, высокотехнологично. Инновационная инфраструктура, патенты, постиндустриальное развитие. Халва, халва, халва… Всё вроде правильно, а механизма, который будет реально работать, нет. И не будет. Есть только искренняя, надеюсь, убеждённость, что если в институте X имеется некий патент, то непременно имеется и производство Y, для которого этот патент, что курочка, несущая золотые яички. Просто там не ведают своего счастья. Но ничего, Стратегия всех сведёт и поставит на свои места.
Однако я позволю себе несколько изменить известное всем изречение Виктора Черномырдина: хотим, как лучше, а получится, как всегда.
Нужно смотреть на вещи трезво и не забывать, что региональное не есть слепок с федерального. Существует разграничение полномочий, и уже одно это означает, что у каждого уровня свои и далеко не всегда совпадающие зоны ответственности и возможностей.
***
Когда федеральная власть говорит об инновационном развитии, она под этим понимает необходимость развития экономики на основе современных конкурентоспособных технологий, которые должны разрабатываться, прежде всего, в самой России, ибо только тогда львиная доля добавленной стоимости останется в стране, а не за её пределами. Чтобы это произошло, она в последнее время учреждает «силиконовые долины», госкорпорации по нанотехнологиям, просто технологиям и ещё много чего, куда направляет сотни миллиардов рублей. И это, наверное, правильно, хотя имеются сомнения относительно того, насколько оптимальны принимаемые решения с экономической и организационной точек зрения.
Однако, когда об инновациях твердят учёные в регионе и с напором заговаривают зубы администрации, то получается хуже некуда. «Рак с клешнёй» не может влезть туда же, куда и «конь с копытом», поскольку Нью-Васюки из Васюков всё равно не сделать. К сожалению, благодаря повышенной активности этих товарищей, формируются неправильные ожидания у общества и местной власти. Формируется упрощённое представление о процессе научно-технического развития.
Настоящая наука, дающая действительное приращение знаний, а не купленная диссертация, скомпилированная из всякого околонаучного сора, это фактически каторжный труд интеллектуалов — «в грамм добыча в год труды». Не меньших усилий требуют и все остальные этапы доведения научной идеи до конвейера, её материальное воплощение до потребителя. Если же речь идёт о чисто теоретических, а не прикладных исследованиях, то будущее их практического применения вообще весьма туманно.
Помимо прочего, для действительно плодотворных исследований, особенно прикладного характера, необходимы серьёзные финансовые и материальные ресурсы, и не зря подобное удовольствие в виде научно-технических центров или исследовательских лабораторий могут позволить себе только корпорации с миллиардными оборотами. Для того, чтобы поставить на конвейер только одну принципиально новую модель автомобиля, производитель должен вложить в среднем 3-5 миллиардов долларов. Бюджет Гарвардского университета составляет порядка 20 миллиардов долларов, что, между прочим, почти в пятнадцать раз больше нынешнего бюджета Дагестана.
***
Когда в Дубне закладывается новый научно-технический центр, то строят его и будут содержать за счёт своих средств федералы, а вовсе не Московская область — не самая, кстати, бедная. Когда мы говорим о дагестанской науке, то с точки зрения финансирования это вовсе не дагестанская, а федеральная наука, поскольку она практически вся сосредоточена в федеральных учреждениях, дислоцированных в Дагестане, и нечего республике там что-то особое делать.
Наука не должна входить в число её прямых приоритетов, потому что это слишком рискованное и дорогостоящее занятие, и качественно обеспечить его республика не в состоянии. У нас и без науки своих проблем хватает, и не следует ориентировать местную власть на роль свахи между жаждущими любви производственников научными мужами — федералами и равнодушными к ним производственниками — и федералами, и не федералами. Причина отсутствия взаимной любви здесь заключается в импотенции одной либо обеих сторон сразу. Импотенция науки — в отсутствии идей, интересных производству, а импотенция производства — в отсутствии стимула или средств, необходимых для воплощения идей, могущих быть интересными для него. В результате обе стороны начинают претендовать на республиканский бюджет, в надежде за его счёт прикупить «виагру».
Республиканское же руководство, загипнотизированное бесконечными мантрами местных экономистов и кулибиных, начинает вибрировать… Надо же в конце- то концов что-то делать. Иначе вообще пропадём.
И вот в проекте Стратегии готовится лихой инновационный наскок по чрезвычайно широкому спектру позиций путём смычки местной, непонятно какой науки с местными же, еле дышащими производителями. Вот только нужно убрать некоторые перегородочки, мешающие их единению, да чуть-чуть подбросить деньжат и будет нам счастье — в смысле, инновационная экономика, да ещё и по всем тринадцати ключевым направлениям социально-экономического развития, перечисленных в проекте.
Но это же просто несерьёзно.
Не следует заниматься самообманом. На этом пути ничего особенного нас не ждёт, как не ждало всю историю дагестанской науки. Слишком хлипкая она у нас.
Инновации, как ни странно, появятся сами словно из рукава фокусника, если республика будет не суетиться по поводу необходимости какого-то там инновационного развития, а целенаправленно работать над тем, что, кроме неё делать некому, — созданием благоприятного инвестиционного климата и работой с инвесторами.
***
Привожу примеры:
Первый, думаю, особенно понятный и очевидный всем:
в последние годы наши строители практически полностью перешли на пластиковые стеклопакеты. Их качество даже сравнивать невозможно с прежними оконными переплётами из дерева, изготовленными по советским технологиям. Теперь они практически ничем не отличаются от своих собратьев, установленных где-нибудь в Англии или Германии. И оборудование, на котором их изготовляют, то же самое.
Это инновация? А что же иначе? И сама технология изготовления, и продукт с его гигиеничностью, удобством в эксплуатации, звукоизоляцией, теплоизоляцией. Существует и более высокий класс — деревянные стеклопакеты со своими дополнительными, теперь уже перед пластиком, преимуществами.
Теперь вопрос на засыпку: отгадайте с трёх раз, какую роль в этой самой, по сути революционной для стройиндустрии, инновации сыграли институты ДНЦ и наши вузы? Во что обошлась инновация бюджету республики и что такого пришлось предпринять ее руководству, чтобы обеспечить союз науки с производством?
***
Возьмём следующий пример: начатое у нас в последнее время строительство ряда крупных объектов производственного назначения, безусловно, можно отнести к успеху власти в деле привлечения инвестиций.
Возьмём любой из них. Ну хотя бы цементный завод.
Как вы думаете, инвестор, собравшийся вложить в объект свыше четырёх миллиардов рублей в условиях глобальной конкуренции и контроля со стороны природоохранного, санитарного и прочих надзоров, будет стремиться использовать всё самое передовое, существующее сегодня в этой отрасли или воспользуется технологиями вековой давности и будет выпускать неконкурентную на рынке продукцию?
А может, следует провести с ним воспитательную работу о преимуществах инновационного развития, или пригласить гипнотизёра, чтобы он внушил ему выгоду использования передовых технологий?
Сарказм, думаю, понятен. А как же теперь бедная дагестанская наука? Если ей есть что предложить цементникам, думаю, они с интересом и, главное, плодотворно рассмотрят предложения, потому что у них в кармане, в отличие от наших «советских» промышленников, судя по всему, вовсе не вошь на аркане. Не исключаю, а даже утверждаю, что в процессе возведения, тем более эксплуатации объекта у производственников непременно появится потребность в консультациях и даже прямого привлечения к своей деятельности учёных умов. Ну, там, геологов, химиков, физиков, экологов, вплоть до экономистов и социологов. Окажутся они на уровне требований инвестора — вот вам и союз науки и производства.
А как же инновационная политика и прочее…?
— Третий — лишний. Если больше нечем заняться, проведите газопровод и заасфальтируйте дорогу хотя бы в мой аул Кумух. Может, благодаря этому, и там объявится какой-нибудь инвестор, а с ним и инновации. Ну, на худой конец, народу станет легче жить, и он меньше будет стремиться на равнину.
***
Не поленюсь ещё раз подчеркнуть свою мысль: не следует изобретать «велосипед» инновационного развития республики. Не следует пудрить мозги чиновникам, проецируя на республику подходы, приемлемые только для федерального уровня. Научно-технический прогресс — это, прежде всего, проблема федеральной власти и предпринимателей, а для республиканской власти золотым ключиком в царство инновационного развития в основном служит наличие привлекательного инвестиционного имиджа, в основе которого лежит благоприятный инвестиционный климат. Нужно определять правильные приоритеты, продуктивно работать с инвесторами и не комплексовать по поводу инноваций.
Пришёл инвестор? Значит, с ним пришли и инновации. Смогла российская, в том числе и дагестанская наука, благодаря заботам федерального центра предложить что-то инновационное, устраивающее инвестора? Значит, он придет с этим или за этим тоже. Не смогла? Тем хуже для неё. Значит, инвестор купит за рубежом. Всё.
(Продолжение следует)