Калі ласка в Минск, или Заяц белый, куда бегал?

В маленьком помещении с конвейером группа людей с рациями столпилась возле моего чемодана.
– Что у вас в багаже?
– Книги.
– Откройте, пожалуйста.
Ко мне обратился их старший по званию. Он посмотрел на меня внимательно, как на контрабандиста.
– Там научная и художественная литература.
Но деваться некуда. Чувство сожаления и нервозность в движениях бросили меня в пот. Молния побежала, обнажив упаковки книг. Двадцать килограммов литературных подарков. Часть для Всероссийского фестиваля детской книги в Российской государственной детской библиотеке и солидная часть Институту языка и литературы им. Якуба Коласа и Янки Купалы НАН Республики Беларусь.
Пять томов уникального издания «Памятники фольклора народов Дагестана», которые мне передал директор Института языка, литературы и искусства ДНЦ РАН Магомед Ибрагимович Магомедов. Отдельной стопкой – книги о животных, выпущенные Издательским домом «Дагестан». Свежеотпечатанный альманах «Кавказский экспресс» и газета «Дагестанская правда».
– Упаковку вскрывать?
Неожиданно в голову пришла мысль: «Вот будет номер – книгу, выпущенную по антитеррористической программе, изымут, чтобы проверить по этой теме. Лучшей антипрезентации для «КЭ» трудно представить».
Молодой человек раскрыл край упаковки и, потеряв интерес, извинился за доставленные неудобства и помог застегнуть тугой чемодан.
Наверно, сотрудники службы безопасности подумали, что я ненормальный… Пусть так, но как здорово жить в окружении книг, таскать их по книжным ярмаркам, продавать другим, покупать самому! Поэтому у меня было подозрение, что домой я вернусь не пустой.
За последнее десятилетие мне впервые пришлось лететь самолётом «Аэрофлота», но меня удивило то, что при оформлении билета у меня запрашивали данные загранпаспорта. Получается, в Москву я летел по загранпаспорту, а в Минск спустя четыре дня – по обычному, российскому. Философский вопрос напрашивается: «Где твой дом, господин Гаджиев?».Господином меня назвали товарищи из Беларуси, но об этом чуть позже.
Сел сокол на гол ствол (скороговорка)

Москва осенняя, дождливая и снежная. Библиотека находится на Калужской площади. В высотном здании нижние этажи отданы под библиотеку. Чудесное пространство, с концертным залом, галереями, переходами и внутренними балконами.
Дети ползали, бегали, вертели всем, что вертелось. Три дня детского праздника, в который я с удовольствием окунулся. Спасибо организаторам фестиваля за приглашение и возможность участвовать в круглых столах. Первый связан с книгами о животных, второй – с иллюстрациями животных. На втором мне было очень комфортно, поскольку я варился в любимой среде. Художники-анималисты представляли свои книги. С мероприятия я вынес книгу «Кум Королю», выпущенную издательством «Белая ворона» и подписанную автором Станиславом Востоковым для моей дочки. Она иллюстрирована Верой Цепиловой, замечательным художником, с которой мы обязательно встретимся в издательских проектах.
Попал я на презентацию новой книги Анастасии Строкиной «Совиный волк», вышедшей в свет в издательстве «РОСМЭН». Дагестанские дети два года подряд встречались с Настей на книжной ярмарке «Тарки-Тау», читали её стихи. «Совиный волк» – маленькое существо, придуманный зверёк, живущий в Заполярье, в местах, где росла автор книги. Книга написана прекрасным языком и очень познавательна. Иллюстрирована она художником Ириной Галкиной.
Но более всего мне улыбнулось познакомиться с классиком отечественной книжной иллюстрации Николаем Устиновым. Его публичная беседа с художником, доцентом кафедры иллюстрации и эстампа Ольгой Мониной в «Горцах» выйдет чуть позже. Она получилась настолько объёмной и поучительной, что требует отдельной подачи.
За чудесные московские встречи я благодарен писателю и учёному Юрию Нечипоренко, который в сентябре побывал в Махачкале. Он ввёл меня в круг литературного объединения «Чёрная курица», который собрался почти в полном составе под занавес фестиваля. Писатели отмечали юбилей, читая рассказы и стихи, вспоминая, как это было в начале 90-х. Замечательные личности, скажу я вам, с неудержимым огнём в глазах.

Купи кипу пик (скороговорка)

Мои книжные приобретения:
1. «Заяц белый, куда бегал?». Песенки-потешки, загадки, считалки, скороговорки, колыбельные. Иллюстрации Каринна Претро.
2. Книга «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина с иллюстрациями Г. А. В. Траугот, выпущенная Издательским центром «Детский мир». Читателю предоставлена возможность видеть текст на русском и английском языках.
3. Сборник Марины Цветаевой «Каток растаял» с иллюстрациями Екатерины Рожковой. Издательство «Август», 2016.
4. Сборник Марии Моравской «Апельсиновые корки» с иллюстрациями Андрея Дубровского.

Ай, люлень да люлень,
По горам бежит олень…
(песенка-потешка)

Поездка в Минск состоялась благодаря приглашению Министерства информации Республики Беларусь. Александр Николаевич Карлюкевич, который является давним читателем Кавказской литературно-художественной газеты «Горцы», предоставил все условия для плодотворной работы мне и моему коллеге Керимхану Умаханову, руководителю объединения «Уздени Дагестана».
Для нас была подготовлена специальная программа. В основной своей части она была связана с 135-летием со дня рождения классика белорусской литературы Якуба Колоса.
Но сначала были замечательные встречи в издательстве «Мастацкая литература», Издательском доме «Звязда» («Выдавецкі дом “Звязда”») и с самим министром информации.
Я передал двум Александрам Николаевичам – Карлюкевичу и Бадаку (директор издательства «Мастацкая литература») – по экземпляру литературно-художественного альманаха «Кавказский экспресс». Разговор шёл о совместных издательских проектах и участии в Минской книжной ярмарке в начале февраля следующего года.
В Союзе писателей у нас состоялся замечательный разговор с председателем Николаем Чергинцом, легендарной личностью в Беларуси. Его связывает крепкая дружба с генералом Омаром Муртазалиевичем Муртазалиевым. Они вместе служили в Афганистане. Николай Иванович является секретарём Международной ассоциации писателей-баталистов и сопредседателем Международного литературного фонда.
Он говорил открыто, не скрывая проблем союза, называя причины раскола его на две писательские организации.
– Вот сегодня мы сажали саженцы у Национальной библиотеки и приглашали присоединиться всех к этой акции… Но, к сожалению, Союз белорусских писателей (его называют в народе «оппозиционный». – М. Г.) проигнорировал наш призыв.
Со стороны трудно понять, где проходит граница, разделившая писателей. Часто эта линия проходит через семью. Муж состоит в одной, а жена – в другой организации. У Союза белорусских писателей (СБП) сложились непростые отношения с властью.
Пока я общался с издателями, Керимхан Умаханов выехал на мероприятия в музеи Янки Купала и Якуба Коласа. Мы встретились с ним поздно вечером в гостинице «Академическая» и стали хвастаться своими «победами» в Минске.
Но в моей копилке была золотая монета – встреча с художником Камиль-Камалом.

Кристалл памяти

До встречи оставалось около часа. Алексей Черота, зам. директора издательства «Звезда» и главный редактор литературного журнала «Неман», любезно предложил мне посмотреть город. Мы поехали по Минску в сторону Национальной библиотеки.
Минск во время Великой Отечественной был разрушен нацистами до основания. Уцелело всего несколько зданий. Здание ратуши – одно из таких. Проспект Победителей проходит как раз через историческое место города. После шумной и морозной Москвы дождь и тишина Минска просто убаюкивали.
Не могу не сказать о тёплой встрече в аэропорту. Я вышел на трап самолёта в белом костюме, модной шляпе, а внизу стоит красавица с транспарантом, на котором большими буквами написано «ГАДЖИЕВ». Чувствуя торжество момента, я, как в замедленном кино, спускаюсь к подъехавшему к трапу лимузину. Двери открываются, и девушка приветствует:
– Калі ласка, господин Гаджиев!
Я с невозмутимым лицом приглашаю изумлённого Керимхана присоединиться ко мне…
С белым костюмом, конечно, я загнул, но всё остальное – чистая правда, спросите у Керимхана.
Мелкий дождь грозил перейти в ливень, но дивчина улыбалась мне, и я просто забыл натянуть на лысую голову капюшон. Поверилось, что она искренне рада Гаджиеву. Накануне в журнале «Неман» у Анатоля Зэкова читал такие вирши:
Кто сказал, что в Минске много красавиц, если я знаю только одну?

Мимо Национальной библиотеки не проедешь. Город, конечно, очень широкий и грамотно выверенный. Здание библиотеки, построенное в виде кристалла, зависшего над землёй, необыкновенно впечатляет. Мы подъехали уже в сумерках. Возле библиотеки – величественный памятник Франциску Скорине. С другой стороны – открытое пространство, предоставленное под будущий парк. У нас бы точно понаставили ларьков (!). Алексей показал ровные ряды саженцев, и среди них свежие, посаженные днём. Это о них говорил Николай Чергинец.
Город терял чёткие силуэты, погружаясь в дрёму. Кристалл ожил, и по нему побежали огни. Они создавали ощущение вращения минерала. Замечательная мысль – сравнить библиотеку с кристаллом памяти. В феврале мы передадим этому кристаллу и наш коллективный труд – «Кавказский экспресс».
Чуть в стороне, будучи уже на стадии завершения, высится жилой комплекс, который строится сербскими олигархами братьями Каричами.
Интересно, что папа Алексея Иван Алексеевич Чарота (он предпочитает писать фамилию через «а».– М. Г.) – признанный литературовед, славист, доктор филологических наук, академик Сербской академии наук и искусств. Он является одним из учредителей Комитета поддержки сербов и черногорцев и общественной организации «Беларусь – сестра Сербии».
Но это всё я узнал не от Алексея, а от его коллег. Мой спутник настолько скромный, интеллигентный человек, что ни разу о себе не заикнулся. У меня по этому поводу есть чувство сожаления.
Думаю, что типичный портрет минчанина таков: эмоционально сдержанный человек, рисуется в спокойных тонах. И только когда на его лицо падают тени, вы замечаете внутреннюю одержимость и даже удаль. Потом в сельской местности я увидел настоящее широкое торжество белорусской души. Белорусы совершенно бесхитростны, в их словах не надо икать второго смысла…

Мистические сфинксы Камиль-Камала

Камиль-Камал: «Две пары рук символизируют непрерывность жизни во времени»

Художественный комбинат, построенный в давние советские времена, продолжает жить, в нём допоздна горят окна мастерских. Но творят в них каждый для себя. Камиль-Камал, художник, которого мне рекомендовал министр, занимал мастерскую №115. Кусачую арендную плату ему помогает вносить Союз художников. Министр предложил мне выбрать либо посещение кинофестиваля «Листопад», либо общение с художником-земляком. Сами понимаете, куда я пошёл!
– Когда Алесь Николаевич сказал: «Прими гостя из Дагестана», я немного насторожился… Думал, сейчас зайдёт религиозный человек… Что мне ему показывать и рассказывать?
Вот что написал о себе художник в каталоге к персональной выставке:
«Моё искусство для всех людей, добрых душой. Я счастлив встрече с вами, счастлив, что Бог дал мне возможность говорить с людьми на языке искусства.
Как бы вы ни хотели воспарить и летать в небесах, думая, что вы умнее всех и красивее, всё равно опуститесь на землю, потому что все люди смертны – и великие, и простые.
Я это говорю потому, что мы должны любить истоки человечества, уважать всё сущее, всё, к чему стремится наша душа…
Мне весело и интересно писать мой мир. Я считаю, что в искусстве нет канонов. Каждый исполняет свою песню.
Искусство безгранично и необъятно… Тот, кто честен перед своей совестью, в искусстве и останется, а кто нечестен, тот исчезнет, испарится, как будто его и не было.
Я знаю одно, что люблю жизнь, своих родителей, братьев, сестёр, друзей и всё Человечество. Это сокровенная тайна и цель моего творчества…».
По восточному слогу вы сразу догадаетесь, что перед вами азербайджанец. Родился Камал-Камиль в 1954 году в приграничном селе Касамло (Грузия). Окончил Бакинское художественное училище им. Азим-заде, а затем была учёба на факультете живописи в мастерской Евсея Моисеенко в Институте им. Репина Академии художеств в Ленинграде. В 1984 году учёба продолжилась в Белорусском государственном институте под руководством Гавриила Ващенко и Мая Данцинга.

…Он ждал моего прихода. Комната 115 открыла свои недра и улыбчивое кавказское лицо хозяина. За долгую жизнь в Белоруссии он мог остыть, растратить свой темперамент, но нет. Всё, что я увидел в его мастерской, было плоть от плоти восточным, темпераментным.
Мастер успел приготовить к моему приходу ужин. Тяжёлая крышка сковороды открылась, под ней томилась глазунья. Цвет желтков – просто неповторим. Он сидел на диване в полумраке, за спиной – фотографии и репродукции. Среди них прекрасный снимок жены и сына…
За час нашего общения пролетела вечность. Вокруг – живописные полотна, бронзовые и гипсовые скульптуры, палитры, папки и непонятный для обывателя хлам. Орлиные головы и силуэты сфинксов отражаются в огромном ночном окне. Камал показывал мне свежие иллюстрации к китайскому сборнику стихов. Замечательная графика, многомерная. Как будто художник творил не здесь, а за Китайской стеной.
Яичница оказалась сытной и пошла вместе с целебной настойкой Камиль-Камала. Попадание было стопроцентным, мы нашли друг друга. Братья по творчеству, братья Гаджиевы.
Это выяснилось в самом конце, когда Камал решил мне что-нибудь подарить. Он стал рыться на полках и вытащил каталоги выставок разных лет. Выставка в Мюнхене, Азербайджане.
– Как мне подписать, дорогой?
– Марату Гаджиеву.
– Что, ты тоже Гаджиев?
Я взглянул на буклет и увидел полное имя художника: Камиль-Камал оглы Гаджиев.
Вот такие мы, художники Гаджиевы. Где нас только нет!
Заяц белый, здесь ты бегал!

Конь ретивый, долгогривый (считалка)

Моё стремительное вхождение в богемную среду Беларуси с каждым шагом приводило меня в восторг. Юбилеи хороши тем, что в такие дни можно перезнакомиться с большим количеством знаменитостей. Но ведь их ещё надо знать в лицо. Для меня разыгрывалась лотерея, и, надо сказать, она оказалась беспроигрышной. Но существовала небольшая преграда, необходимо было «уразуметь белорусскую мову». Из-за всех сил я напрягал свой слух, вылавливая в диалогах писателей понятные мне слова, и сопоставлял. В течение одной суточной поездки белорусская речь слилась во мне в одну длинную песню. У меня возникло чёткое сравнение её с игрой на двуручной пиле. По изогнутому полотну водят смычком, и на вас льются необыкновенно протяжные, тонкие звуки. Теперь у меня нет полной уверенности, какие слова исконно русские, а какие белорусские. Многие очень сходны по звучанию, но имеют другое и даже противоположное значение.
В группе творческой интеллигенции, совершавшей вояж на родину Коласа, принципиально говорили на белорусском. Одна из самых больших проблем в республике – сохранение своего языка. Директор Государственного литературно-мемориального музея Якуба Коласа Зинаида Николаевна Комаровская, энергичная женщина, всю дорогу монотонно вела рассказ о жизни писателя, неразрывно связанной с местами, по которым мы проезжали. Из её декламации я мало что понял, поэтому обращался за справками к сидящим вокруг пассажирам. Они тоже не слишком старались говорить по-русски, как будто у них была цель посвятить нас с Керимханом Умахановым в сябры.
За моей спиной сидели два очень общительных товарища и рассказывали душещипательные истории про охоту на кабана. В каждой из них была своя доля правды и вымысла. Но кульминация однозначно поражала слушателя. Охотники чудом спасались от свирепого зверя. Просто невозможно передать весь смак речи и пытаться перевести это на русский язык – потеряется весь колорит. Дослушав очередную байку, заглядываю через спинку кресла и обращаюсь к одному из них. Прошу рассказать, что для него эти места:
– Алесь Комаровский, член Союза поэтов Беларуси, земляк Якуба Коласа. В родную землю я еду с чувством радости и любви, понимая, что по этим простым местам ходил народный поэт Беларуси. Надо сказать, что я был экскурсоводом в Щедряны музее. Смольни – это хутор, где жила семья Якуба Коласа. Бывшее имение князя Радивилова, у которого был свой дом. И в этом доме в 1912 году впервые встретились два поэта: Янка Купала и Якуб Колас.
Там много хороших мест, например в деревне Николаевщина 1906 года большого першеня прошёл наставницкий съезд, где собрались 30 наставников, и за удел в наставническом съезде Коласа отправили в тюрьму на три года в Минск. В этом турне и зародились три его самых великих творения: поэма «Новая Земля», поэма «Сымон-мызыка» и повесть «Дрыгва» («Трясина»).
Да, вот такие транскрипции. На самом деле в белорусском языке мне открывались какие-то другие смыслы. Уже вернувшись в Махачкалу и расшифровывая записи небольших интервью, я ощутил необходимость обратиться к справочной литературе. Во мне проснулось детское любопытство, и оно отчасти было удовлетворено. Стоит приехать на эту Николаевщину ещё разок. Спокойно отдохнуть сердцем.
Якуб Колас – писательский псевдоним Константина Михайловича Мицкевича. Костусь родился в 1882 году в селении Акинчицы Минского уезда и губернии в семье крестьян Мицкевичей из деревни Николаевщина (12 км от посёлка Столбцы).
Первое прозаическое произведение – этнографический очерк «Наше село, люди и что делается на селе». В рукописи после заголовка рукой автора сделана пометка «Запісаў Кастусь Лапаць». Это первый псевдоним писателя.
Из глубины салона автобуса сквозь наши диалоги прорывался голос Зинаиды Николаевны: «На радзіме Якуба Коласа ў Стаўбцоўскім раёне Мінскай вобласці працуе філіял музея “Мікалаеўшчына”. Гэты жывапісны куточак Панямоння аб’ядноўвае чатыры мемарыяльныя сядзібы – Смольню, Акінчыцы, Альбуць і Ласток, кожная з якіх мае сваю адметнасць, сваё непаўторнае аблічча»**.
За окном проплывают сосновые и берёзовые рощи. Прекрасно асфальтированная дорога открывала картины сельской жизни. Аккуратно вписанные в ландшафт деревеньки – всё так ладно, ухожено. Просёлочная дорога, на которую мы свернули, привела нас в заказник. Где-то здесь берёт своё начало река Неман.
Тёплая беседа у меня получилась с Наумом Яковлевичем Гальпировичем. Мы познакомились накануне, во время круглого стола в издательском доме «Звязда». Наум Яковлевич и Николай Михайлович Метлицкий из старой советской гвардии писателей, зрят в корень. Метлицкий приезжал в 80-х в гости к Расулу Гамзатову, потом переводил его стихи на белорусский язык. Стихотворение «Кинжал» он прочитал прямо на встрече. Чтение меня проняло. Вот оно как здесь бывает, а минуту назад мне казалось – не получится встреча. Как-то все тихо сидят, в себе проживают, не по-дагестански. Метлицкий подписал мне свой старенький сборник «Бабчин» (Минск. «Мастацкая литература», 1997) и крепко обнял.
Так вот, Наум Яковлевич – директор радиостанции «Беларусь», которая вещает на десятках языках мира. Его журналистка успела вчера записать со мной интервью. А сегодня он захватил для меня в дорогу книгу «Сюжет для вечности», которую он выпустил в издательстве «Мастицкая литература» в 2013 году. Стихи и проза. Обложку оформил и напечатал его друг С. Цимохава.
Он извинился, что дарит книгу на белорусском. Мне показалось, что это даже правильно. Так я смогу лучше прочувствовать силу его слова.

* * *
Адзiная, так не хапае цябе!
А вецер палошча лiсты ад бяроз.
Не трэба нi жалю, нi болю, нi слёз.
Адзiная, так не хапае цябе.

Гомоняшь граммы, бышцам у варажбе,
I чэрвеньскi дождж амывае траву,
Не бойся, не думай, я добра жыву,
I ўсё ж, як тады, не хапае цибе…

Космический скульптор Иван Миско

Иван Миско: «Мы теряем мастерство. Я за великое искусство, за великую скульптурную пластику»

В нашей делегации были не только писатели, но и художники, точнее скульпторы. Среди них выделялся один с безукоризненной артистической внешностью. Чёрное пальто, берет и яркий красный шарф. Строгость и минимализм жили и в движениях скульптора. Несмотря на солидный возраст, он был подтянут и передвигался как юноша. Длинный зонт был лишь художественным инструментом в его руках. Как будто он что-то даже чертил им. Я краем глаза наблюдал за ним. Часто вместо зонта в его руках появлялся фотоаппарат, а откуда он его доставал, для меня осталось загадкой. Пока другие слушали речи и песни селянок, он наблюдал за природой и искал подходящую натуру. Натурой мог стать любой артефакт – масляная лампа, подвешенная под потолком, плетёная люлька, мухоловка, в которую когда-то наливали кислое молоко. Всё это, видимо, было в детстве Ивана Якимовича, и прикасался он к предметам с особой теплотой.
А познакомились мы возле кряжистого дуба. Дуб был отягощён наростами, кора вздыблена. Её зелёный отлив привлёк глаз мастера.
– Вот отсюда снимайте, молодой человек. Такой чудный передний план! Смотрите, какая кора у этого дуба.
Художник художника видит издалека.
Кто этот старик, для меня оставалось загадкой. Поэтому я поспешил включить свой диктофон.
Мы стояли за пределами хутора, на краю поляны и могли спокойно общаться. Но самые интересные мысли художника я записал на пути к автобусу, проходя через речку, и это вы почувствуете по ритму интервью. Это, безусловно, диалог, но постараюсь остаться слушателем в этом разговоре.
– Иван Якимович Миско, народный художник Беларуси, лауреат Государственной премии СССР, лауреат премии Союзного государства в области литературы и искусства. Почётный академик Международной академии наук Евразии и почётный академик Международной академии информационных процессов и технологий.
– Как вы считаете, в чём сила слова Якуба Коласа?
– Для белорусов он представляет то же, что и Тихонов для русских. Эти писатели воспроизвели в своих произведениях целую эпоху культуры своих народов.
Мои основные работы связаны с другой сферой жизни. Я безумно обожаю космонавтику, занимаюсь в основном ею.

Наша справка:
Иван Миско работает в области станковой и монументальной скульптуры. Среди ранних работ – «Весна», «Белорусочка», скульптурные портреты дирижёра Г. Ширмы, академика А. Прокопчука, писателя Я. Мавра, композитора Е. Тикоцкого, академика Ф. Фёдорова и целая серия портретов героев социалистического труда.
Ивана Миско часто называют «космическим» скульптором. Он – автор целой галереи скульптурных портретов выдающихся представителей этой профессии. Среди них – едва ли не все космонавты бывшего Советского Союза, а также белорусские космонавты Владимир Коваленок, Пётр Климук и Олег Новицкий. Ивану Миско позировали многие участники интернациональных экипажей – представители Польши, Кубы, Румынии, Монголии, Франции, Германии, Болгарии, Сирии, Великобритании, Вьетнама, Австрии, Японии, Афганистана, Индии. Практически с каждым из них Иван Миско знаком лично.

– И всё же о нашем юбиляре. Вы были знакомы с писателем?
– C Якубом Коласом, дорогой мой, я не был знаком… Разве что был у него на похоронах. Точно была осень, а вот год запамятовал. В то время я ещё был студентом Минского художественного училища…
Понимаете, великие произведения Якуба Коласа, такие как «Новая Земля», очень близки всем. Это произведение лично я не могу читать ни на каком другом языке: не тот мотив, не та рифма, не тот голос, – это никак не переведёшь.
Когда я его читаю, я ощущаю тепло родных мест, тепло детства. Я свободно представлял каждого персонажа этой поэмы. Это всё старина, прошлое, родители, прадеды. Мой отец был лесником, дед – пчеловодом. Мы жили в Слонимском районе Гроднинской области, там росли такие же дубы. Мои любимые деревья – дуб, ясень, клён и берёза. Особенно я обожаю берёзовые капы, такие наросты на берёзе, которые вырастают на высоте до десяти метров, и они бывают огромнейшего размера. Это своеобразная опухоль, заболевание берёзы. Но текстура капы напоминает текстуру карельской берёзы. Она трудно поддаётся обработке. Представляете себе такие завязанные волокна, очень интересная структура, из которой хорошо делать табакерки и прочее…
Иван Якимович развернулся и постучал зонтом по коре заваленного дерева.
– Но я не люблю миниатюрки, предпочитаю, чтобы предмет был не меньше полутора метров. Так как я скульптор, то использую всё это для скульптуры, в основном пользуюсь бронзой и деревом.
– Но литьё из бронзы – хлопотное дело?
– Сейчас с бронзой нет проблем, её очень много… Её в миниатюрах не используют, в основном для отливки памятников. Это в Советском Союзе было очень сложным вопросом, потому что надо было всё утверждать в Москве и пробивать лимиты на отлив из бронзы. А сейчас всё решают деньги.
У меня также бывают очень сложные государственные заказы. Создание монументальной скульптуры в нашей республике является сложной проблемой, потому что происходят перебои с финансами.
– Вы представитель реалистической школы?
– В советское время реализм в шутку называли кадровой резервацией работ, а натурализм – это как найти натуральную колбасу и натуральное мясо.
У меня есть своя мастерская, которая называется «Музей-мастерская народного художника Беларуси Ивана Миско». Мне при жизни сделали музей. К вашему сведению, в следующем году… в сентябре в Минске состоится международный конгресс по космонавтике, и я готовлю большую выставку, отчёт о космосе. Там будет много скульптуры, графики и другие мои проекты. У меня даже есть свой сайт, но сейчас я не могу его вам сказать, потому что не помню. Лучше приезжайте в сентябре…
Сюда хорошо приехать ранней весной, когда птички поют, послушать их пение, побыть вместе с ними наедине, – можно получить огромное наслаждение. А осень у нас холодная, суровая, и я вспоминаю такой куплет:
Грустная картинка,
Дождик без конца,
С крыши так и капает
У нашего крыльца.

И у Тютчева тоже есть великолепное стихотворение про осенний грибок:
Я родился в день дождливый
Под сосёнкой молодой,
Круглый, гладенький, красивый,
С ножкой толстенькой прямой.

– У вас, наверно, много учеников?
– У меня раньше было много студий, где я преподавал, но с возрастом всё это бросаешь. Потому что жалко времени и хочется побольше сделать и оставить о себе историю.
– А вам ваши ранние работы нравятся?
– Однозначно не могу сказать, нравятся мне мои ранние работы или нет. По-разному. Я много своих работ уничтожил, те которые мне не нравились, а сейчас жалею об этом.
– У актёров часто бывает мечта получить роль, скажем, Гамлета, а чей образ вы хотели бы создать?
– Я бы хотел вылепить Льва Сапегу. Поставить памятник Казимира Семеновича, великого учёного.
– А вы себя лепите?
– А я себя не знаю. Меня лепили другие. Азгур лепил…
– Азгур оставил свой след и в Дагестане. Памятник Ленина в Махачкале. Вы можете приехать в Дагестан и сделать что-то.
– Ну, там своих мастеров хватает.
– Вот именно скульптур там и не хватает.
– Дагестанская скульптура имеет свою историческую пластику.
– А вы с ней соприкасались?
– Я авторов не знаю, но я видел альбомы, монографии…
Великая Отечественная война разрушила весь город Минск, но чудом уцелела архитектура, построенная ещё знаменитым архитектором Ломбардом. И, как ни странно, война её не уничтожила. Все эти здания сохранились, а остальное всё погибло. Но когда мы смотрим на архитектуру Ломбарда, возникает ощущение, что всё это построено сегодня. Настолько умный, хороший и грамотный был архитектор.
– А кто были ваши учителя?
– При жизни я соприкасался с Заиром Исааковичем Азгуром, Андреем Онуфриевичем Бембелем, Алексеем Константиновичем Глебовым. Мне уже 85-й год. Конечно, я их хорошо помню, они были нашими учителями.
Трудно вспомнить советы учителей из молодости, потому что разные учителя были, разная подготовка. Сегодня мы теряем ту историческую школу, и многие студенты просто не хотят учиться, они уже на первом курсе ищут себе бизнес. Мы теряем мастерство. Я за великое искусство, за великую скульптурную пластику. У нас в архитектуре очень мало скульптуры.
– Мне теперь известны два художника с Кавказа, которые активно работают в Беларуси. Возможно, их больше. Как вы думаете, вот эти вкрапления в белорусскую палитру людей с Востока интересны?
– Это интересно! Так и должно быть. Надо изучать разные школы. Возьмите нашу скульптуру и педагогов – они в основном выпускники Ленинградской академии или московской школы. А почему? – потому что у нас не было своего учебного заведения, у нас было только художественное училище в Витебске, которое было как начальная школа, далеко не академия. Редко когда человек мог состояться как художник, окончив это заведение.
Школа – подготовка для поступления в высшее учебное заведение. Это ещё не ремесло. Когда я служил в армии в Забайкалье в двадцатые годы, у меня появилась возможность учиться заочно в Москве, в школе имени Крупской по живописи и рисунку. Учительница у меня была Шмелёва. И, в общем, я там проучился три года. Но это была заочная учёба! Это равносильно тому, что вам скажут, что вы заочно пообедали.
То, как люди учатся рисовать по Интернету, – это дурь, я даже не хочу это воспринимать, это не искусство, совсем другое направление, это бизнес.
Во-первых, талант от природы, во-вторых – школа. Если тебя матушка-природа не одарила, ни в какой школе тебя не научат. Ни в какой школе музыкальной ты не научишься быть композитором. Если у тебя от природы нет слуха, нет голоса – нет ничего, то это всё. Школа даёт постановку голоса, правильное дыхание.
Мне один народный артист СССР сказал, собрав у себя молодых поэтов: «Ребята, прежде чем читать стихи, научитесь правильно, грамотно дышать, только тогда читайте»…

Мы отстали от всей группы и сели в уже полный автобус. Дальше предстояло посетить ещё одну усадьбу, из которой я увёз подарки, сделанные местными рукодельницами: аистов в гнезде и хмурого домового.

Аны-баны, барабаны… (песенка-потешка)

Валерий Средниченко: «Хозяйство вести – не лапти плести»

Возле плетня на подставке были развешены деревянные панно, вывески. Мастер Валерий Фёдорович Средниченко рассказал, что был военным, потом преподавал, а сейчас на заслуженном отдыхе и занимается любимым делом.
– У меня не только традиционная белорусская, но и российская резьба по дереву. Изготавливаю вещи для бани – это моё хобби. В качестве материала в основном использую липу. У меня есть возможность добывать её самому. Срубается ствол. Потом его желательно сразу распилить на нужные доски. Эти доски года полтора сохнут, а затем я их уже начинаю клеить. Как правило, зимой я работаю, а летом еду продавать на всякие мероприятия.
Я стараюсь делать работы, в которых присутствует юмор, я – человек весёлый.

Через полчаса мы подъехали к Столбцовскому дому культуры, где перед нами выступили артисты театра и Государственный ансамбль «Песняры». Это, пожалуй, вишенка на торте. Мне не терпелось увидеть легендарных артистов. Но это был молодой состав. Говорят, их даже три или четыре коллектива.
Но микрофоны включены, фотокамеры настроены на свет зала, и песни полились. Молодые, голосистые, в модных костюмах… но в репертуаре – те самые не стареющие хиты.
Концерт забрал у меня остатки энергии, и организму требовалось топливо. Обеда у нас как такового не получилось, если не считать дежурных бутербродов, поэтому ужина я ждал с нетерпением. Пока я насыщался, за столом звучали всякие тосты. Комаровская предоставила слово и Керимхану. Он поднял тост за деятельных женщин Беларуси. А под занавес один из скульпторов в запале стал требовать слова и для меня:
– Слушай, ты из Дагестана или нет? Ну и руби на своём.
И я рубанул сплеча: «Кинса бияннав!».
И все сидящие кричали в ответ «Ура!», как будто знали сябры, что это лакское выражение.

В моей истории не уместились диалоги с замечательными людьми. Эльвира Вашкевич, которой я привёз законный авторский экземпляр «КЭ», свежий номер газеты «Дагестанская правда» и письмо народного писателя РД Магомед-Расула Расулова. Благодарю за заботу зам.председателя Союза Писателей, поэта Елену Стельмах.
Мои коллеги-фотокорреспонденты Константин Дробов из Мининформа и Александр из Союза писателей – мне было приятно чувствовать себя в их команде. И, конечно, большая благодарность заведующему сектором внешних связей Мининформа Андрею Черникову, который сделал наше пребывание в Минске максимально комфортным и продуктивным.

У входа в VIP-зал минского аэропорта Андрей Черников перепоручил меня той самой девушке с транспарантом.
Солнце впервые за несколько недель улыбнулось городу.
– Видите, я вам солнечный день подарил напоследок.
Девушка улыбалась как-то ровно. Мы спускались в стеклянном лифте. Поверх синей формы был накинут плащ, и она придерживала его белоснежными пальцами.
– А это новый терминал у вас строят? – показываю я на огороженную стройку слева от здания.
– Это будет новый международный терминал и взлётная полоса. У нас раньше аэропорт был рядом с Минском, но потом его закрыли. Теперь решили наконец строить здесь.
Высокого неба вам, господин Гаджиев.
Это она на самом деле произнесла или мне послышалось?
– Заяц, заяц, где ты бегал?
– Вы что-то сказали?
– Это я сам себе, девушка… Спасибо!

* Добро пожаловать.

** «На родине Якуба Коласа в Столбцовском районе Минской области работает филиал музея “Николаевщина”. Этот живописный уголок Принеманья объединяет четыре мемориальные усадьбы – Смольню, Акинчицы, Альбуть и Ласток, каждая из которых имеет свою изюминку, своё неповторимое лицо».