Дожди Дагестана стучат в моё сердце
(Окончание.Начало в №№ 244-245, 246, 247, 248-249) Друзья и соратники Перед самым отъездом я имела честь и удовольствие выступить в Центре культуры андодидойских народов и познакомиться с его организаторами и завсегдатаями. Камиль Тархо и Максуд Гаджиев, как я поняла, строят Центр на собственные деньги. Он расположен на окраине Махачкалы, недалеко от новой автостанции. Здесь будут кафе, художественная галерея, место для встреч и концертов. Всё это будет, а пока… за круглым столиком под вишней – они уже почти созрели, вишни, и кокетливо краснели среди листвы прямо над головами – мы слушали и пели песни. У Расула – баян, у Камиля – барабан. Расул поёт так страстно и самозабвенно, что горло его дрожит, как у певчей птицы.
Народные мотивы, кажется, на аварском языке. А потом мы все вдруг стали петь то, что любили в юности, — советские песни, которые и я, и Расул, и Камиль, и Аминат, и Мия пели когда-то в кругу разноплеменных друзей, в походе, у костра, в застолье… По-русски и по-украински. Так-то вот.
Андийцы и дидойцы, по дагестанским меркам, довольно крупные группы народов. Андийцы, например, объединяют около десятка народностей, среди которых ахвахцы, ботлихцы, каратинцы… Их сейчас около 12 тысяч, по одним данным, по другим – до 30 тысяч. Все вместе по численности — население небольшого городка. Но у каждого народа свой диалект, свои песни, свои приёмы ремесла и собственная горская гордость.
А Миясат ими гордится. Рассказывает о каждом госте за столом. Вот поэт Махмуд Апанди. Вот певец Махач Магомедов. Выпускник литинститута поэт и прозаик Гаджияв Гусейнов – он читал свои трагические стихи на аварском, но так выразительно, что у меня выступили слёзы. Может, ещё потому, что внешне Гаджияв похож скорее на жителя Подмосковья или Рязани – светло-русый с рыжими бровями и зелёными глазами. Оказывается, очень распространённый аварский тип.
Помню, как в процессе проектирования Красноярского литературного лицея мы искали точную дефиницию понятия «квалифицированный читатель». Мои квалифицированные слушатели, сочиняющие стихи и прозу на кавказских языках, после того как я закончила читать, неожиданно «раскочегарили» лингвистическую дискуссию по поводу русского слова, простодушно использованного мною в одном из стихотворений. «Откуда вы слова такие берёте? — спросил Исмаил. — «Сопряжение» — что это значит?». И мы – всей компанией – погрузились в столь глубокий анализ, что собственное произведение озарилось для меня невиданным и неслыханным прежде светом. «Вот это публика! – подумала я, — знали бы так русский язык московские бакалавры и магистры…».
…Меня бесконечно трогает их отношение друг к другу. Может быть, это всего лишь результат «стороннего взгляда», но в конце концов большое видится на расстоянии.
Дожди
Ночью над Махачкалой разразилась мощная гроза. Ливень хлестал, разогнав комаров и автомобилистов, с музыкальным грохотом и оглушительным визгом тормозов летающих по улице Радищева, прямо под окнами. И комары, и автомобили вчера не давали мне спать, а тут, под шум дождя, я выспалась, как младенец в колыбели. Утром – солнце ласковое и свежее, как обрызганный росой апельсин… Прохладно, и дышится легко…
Где-то в нескольких минутах ходьбы отсюда, зябко ёжась, приходит в себя Каспийское море; Родопский бульвар, спускаясь к городскому пляжу, расправляет ветки и соцветия; открываются лавочки-пекарни, наполняющие воздух соблазнительными запахами: готовят чуду – лепёшки из тонко раскатанного теста с разнообразными начинками: творогом, зеленью, мясным фаршем, сыром. Вкусно!
Уже шевелится, раскладывается ближайший рынок — изобильный, доброжелательный и щедрый. Какой там сыр! Какие орехи! Какая зелень! Я уж не говорю о фруктах — черешня и клубника совсем свежие и уже спелые, абрикосы ещё чуть-чуть недо… А рыба!!! И во всём этом какая-то благость особенная, благодать, не свойственная вообще-то рынкам. С детства базарный дух не переношу, но тут как будто теплом земли напитан каждый кубик воздуха.
Город с 1921 года носит имя пламенного революционера – Магомеда-Али Дахадаева по прозвищу Махач. Памятник Махачу встречает приезжающих перед Махачкалинским железнодорожным вокзалом. Но в глубине души город, кажется, до сих пор таит древнее название этого места. Анжи. «Жемчуг» — по-кумыкски.
Этот жемчуг я увезла с собой. Он не даёт мне покоя. Дожди Дагестана ходят за мной по пятам. Пугают. Призывают. Завораживают. Каждый день, замирая, ловлю сигналы новостей – каждый день из Дагестана поступают фронтовые сводки: убит журналист… убит спортсмен … трое крестьян подорвались на мине во время сенокоса… обезврежена бомба… обезврежены две бомбы… убит адвокат… бунтует Пугачёво… избит депутат Госдумы на московском шоссе… Сердце сжимается, и губы уже привычно как бы сами собой шепчут: «Господи, спаси и сохрани!..», и ещё – сразу вслед: «Не разделяй нас, Господи, не разделяй!..».
Красноярск – Махачкала – Красноярск, июнь-июль, 2013