С гордостью за предков

Со дня написания статьи прошло более тридцати лет. Однако она и сегодня не только не потеряла своей актуальности, но и приобрела ещё большую значимость по следующим причинам.

Во-первых, нынешнее поколение молодых людей плохо знает (если не сказать, что почти ничего не знает!) о прошлом своих родителей и предков, то есть – об истории своей республики и страны. Во-вторых, нередко и старшее поколение, оказавшись в вольготных условиях, легко забывает о тяготах прошлого и скептически (с необходимой снисходительностью!) относится к ним. А ведь цена истины познаётся в сравнении настоящего с прошлым. Недооценка как прошлого, так и настоящего приводит к ложным выводам. Как образно говорил незабвенный Расул Гамзатов, если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, настоящее выстрелит в тебя из пушки…

Воспоминания А. Ф. Назаревича о первых годах Советской власти в Дагестане подкупают не только своей исторической достоверностью, но и предельной душевной искренностью весьма наблюдательного человека, принимавшего непосредственное участие в происходящих событиях. Для молодого русского комсомольца, заброшенного волею судьбы в далёкий край, Дагестан становится второй родиной, и он всю свою сознательную жизнь посвящает развитию и умножению его культурных ценностей. Книга его «Пословицы и поговорки народов Дагестана», изданная в 1997 году одиннадцатитысячным тиражом, давно стала библиографической редкостью. В предисловии к книге Дарья Назаревич пишет: «Александр Фёдорович Назаревич приехал в Дагестан в 20-х годах и приехал неслучайно. Рано овладев грамотой, этот русский мальчик из груды прочитанных книг выделил те, что были о Кавказе. Вольнолюбивые образы повестей Л. Толстого долгие годы манили юного читателя в романтический край, славившийся грозными подвигами Хаджи-Мурата».

Будучи преподавателем Дагестанского государственного университета, А. Ф. Назаревич создал единственный в стране студенческий научно-исследовательский институт фольклора и литературы, проводил литературоведческое исследование единообразия в художественном оформлении дагестанской и русской пословицы, что способствовало выявлению своеобразия и неповторимости народного творчества Дагестана. Сопоставительный анализ пословиц и поговорок разных народов и в настоящее время не только одна из малоизученных, но и одна из наисложнейших тем, требующих, кроме высокой эрудиции, глубокого знания обычаев и традиций, культуры и быта резко отличающихся друг от друга этносов. Приведу лишь один пример из вышеназванной книги известного фольклориста, свидетельствующий о том, как успешно справляется автор с этой головоломной задачей.

Вот как пишет А. Ф. Назаревич: «Русский мужик был себе на уме, когда говорил: «Сначала осла привяжи, а потом поручай богу!». Что ж поделаешь, уж слишком земные интересы были у всех тружеников земли».

С такой же земной любовью и проникновением в тонкости их души пишет фольклорист, когда говорит в своих воспоминаниях о тех людях, с которыми встречался в Дагестане в двадцатые-тридцатые и последующие годы.

Несомненная заслуга журналиста-публициста и в том, что он не прибегает к набившим оскомину теоретическим рассуждениям, а ведёт живой разговор с конкретными людьми, давая читателю возможность самому делать соответствующие выводы.

«По горным аулам Дагестана, – пишет А. Ф. Назаревич, – прокатился двухгодичный шквал культсанштурма – массового всенародного движения, направленного на ликвидацию безграмотности, бескультурья, недооценку санитарии, которые особенно сказывались на женщинах и детях. В горы устремились тысячи добровольцев – учителей из городов Дагестана и соседних республик и областей Северного Кавказа. Появились культармейки из числа самих дагестанских горянок, даже из тех, кто сам ещё недавно был безграмотным.

Наиболее яркой фигурой в этом плане была Хава Магомедова. Она жила в ауле Гоаб, самом глухом селении самого отдалённого Чародинского района. О ней тогда писали в газетах, поэты слагали стихи. Эта женщина была первой из горянок, по своей воле пришедшей в ликпункт (так тогда называли школы-кружки ликвидации неграмотности). Её, уже старую женщину, решили не утруждать учёбой, но она сама пришла в комнату, где были одни мужчины, и – неслыханное дело! – села за один стол с мужчиной. Тот вскочил и ушёл. В ауле не один день судачили о происшедшем. Ополчились мусульманские служители, они сбросили в пропасть корову Хавы. Но время шло, и всё улеглось. У Хавы Магомедовой оказались блестящие способности, год спустя она сама стала учить женщин, приспособив в качестве специальной школы для них свой собственный дом. Выявился и её организаторский талант, она заставила учиться даже своего старика-мужа. 

Хавы Магомедовой давно уже нет. Но в Дагестанском музее есть её портрет отличной работы известного не только в Дагестане художника Муэтдина Джемала, ученика знаменитого художника Евгения Лансере, а в ауле Гоаб, как память о неутомимой горянке, остались новая школа, медпункт…». 

Возникает вопрос: почему автор назвал статью «Толстовская Дина – какая она сегодня?» и какое отношение имеет к этому Хава Магомедова?Оказывается, прямое. И вот почему.

Я хорошо знал этого обаятельного и жизнерадостного человека – А. Ф. Назаревича. Он был моим преподавателем устного народного творчества. До конца его жизни мы были в приятельских отношениях. Особый интерес ко мне проявил он, когда узнал, что я, будучи студентом третьего курса филологического факультета, поражённый музыкой слова и глубиной постижения психологии героев, начал переписывать «Войну и мир» Л. Н. Толстого от руки. Общая тетрадь – так назывались тогда весьма толстые (более ста страниц!) тетради – до сих пор хранится у меня. А. Ф. Назаревич был одним из больших знатоков мировой литературы, но к Л. Н. Толстому пытал особые симпатии и говорил о нём захлёбываясь. Его повести «Хаджи-Мурат», «Казаки», «Холстомер» цитировал на память. «На втором году победы Советской власти в Дагестане я с комсомольской путёвкой в руках очутился в стране, которую знал по книгам Толстого», – признаётся автор статьи. Но Толстого он читал не как рядовой читатель – изучал как литературовед, обращая особое внимание на те мелочи, художественные детали, мимо которых обычно проходит читательская масса.

В Дагестане вряд ли найдётся хоть один мало-мальски образованный человек, который не прочитал «Хаджи-Мурата», а если и найдётся, то ему можно только позавидовать: он в предвкушении великого удовольствия! Однако мало кто даже из знатоков Толстого придавал особое значение промелькнувшим перед Хаджи-Муратом эпизодическим образам двух женщин: «Одна была жена Садо, та самая немолодая, худая женщина, которая укладывала подушки. Другая была совсем молодая девочка в красных шароварах и зелёном бешмете, с закрывавшей всю грудь занавеской из серебряных монет. На конце её не длинной, но толстой, жёсткой чёрной косы, лежавшей между плеч худой спины, был привешен серебряный рубль; такие же чёрные, смородинные глаза, как у отца и брата, весело блестели в молодом, старавшемся быть строгом лице. Она не смотрела на гостей, но видно было, что чувствовала их присутствие…».

Событие это происходило в 1851 году. Семьдесят лет спустя после этого А. Ф. Назаревич в Дагестане встречается с такой же бесправной и безграмотной женщиной Хавой Магомедовой, жизнь которой благодаря Советской власти изменилась неузнаваемо. И вот вам пожалуйста, сами делайте выводы, что к чему!

Говоря о переменах, происходящих в жизни горцев, автор статьи воздаёт должное таким выдающимся представителям горской интеллигенции, как Алибек Тахо-Годи, Нажмутдин Самурский, Расул Магомедов, Уздият Далгат и многим другим.

Не могу удержаться, чтобы не привести ещё один пример из переписки молодого горца с всемирно известным писателем А. М. Горьким.

«Стало, – пишет автор, – проявляться особенность развития национальной культуры – рождение новой, социалистической интеллигенции.

Первым заметил начало этого процесса Алексей Максимович Горький, а насколько это в условиях Дагестана особенно важно для женщин-горянок – понял мудрый народный поэт Страны гор Гамзат Цадаса.

Проиллюстрировать это можно письмом Горького в Дагестан Юрию Чибисову. Чибисов, маленький, щуплый, но всем интересовавшийся преподаватель новой молодёжи, работал слесарем в железнодорожном депо Гудермеса и был рабкором «Красного Дагестана». С одной из машин мы дали ему возможность поездить по горным аулам Дагестана, и он, восторженный, решил обо всём, что его поразило, написать Горькому. С Капри был получен ответ. Мы опубликовали его в газете в феврале 1928 года.

Письмо Горького было коротким, но удивительно ёмким. Чибисов предупредил, что он пишет из далёкой от центра глуши, из «заброшенного угла», а Горький заметил, что когда в «глуши» живут и начинают строить новую культуру люди – такие, как вы, рабкоры и селькоры, – «заброшенные углы»… перестают быть «глушью».

Об этом и многом другом, не менее интересном, читатель узнает из этой замечательной статьи, проливающей яркий свет на забытые страницы жизни и наполняющей сердце гордостью за наших предков.