Люди с красными глазами

Столь грандиозное строительство удалось благодаря инженерному гению талантливого дагестанского специалиста Видади Эмирова и неимоверному энтузиазму дагестанцев того времени, которые по доброй воле за еду и кое-какую одежду вручную, орудуя лишь лопатами и кирками, рыли многокилометровый канал.

Инициаторами и организаторами строительства канала стали первые пламенные дагестанские революционеры Джалалутдин Коркмасов, Алибек Тахо-Годи, Мирзабек Ахундов, Саид Габиев, Гамид Далгат и другие. Первое Советское правительство в помощь строителям снарядило и отправило из Москвы в Дагестан поезд с орудиями труда, продовольствием и мануфактурой.

Пуск канала был отмечен высокой государственной наградой Родины – орденом Трудового Красного Знамени.

Наша газета стала инициатором издания романа Джабраила Алиева об этом историческом событии. Сегодня мы начинаем публиковать отрывки из книги «Люди с красными глазами».

Отрывок из романа

Ноябрь 1920 года в Дагестане выдался на редкость морозным. В горах выпал снег, и горбатые вершины гор, укутанные в ослепительно белые покрывала, казались застывшими причудливыми облаками. Зимний холод сполз по склонам и в низину.

Кривые, мощеные щербатыми булыжниками улицы Темир-Хан-Шуры во многих местах были покрыты тонкой ледяной коркой. Кое-где образовались грязные мелкие лужицы, которые к вечеру вновь покрывались узорчатыми стеклянными панцирями.

Ветер гнал по городу мелкую колючую позёмку. Люди скользили, чертыхались, шагая по обледенелым улицам.

Народ торопливо стекался к площади перед музыкально-драматическим театром. Горожане громко обсуждали событие, которое, по их мнению, должно было коренным образом изменить жизнь к лучшему.

В Темир-Хан-Шуру приехал нарком по делам национальностей страны товарищ Сталин. И вот сегодня, 14 ноября, он должен был на чрезвычайном съезде народов Кавказа сообщить о том, что Дагестан отныне становится автономной советской республикой. А также обсудить с местным руководством первоочередные насущные вопросы.

Один из горожан, широко жестикулируя руками, на кумыкском языке обращается к рядом идущему:

– Слушай, говорят, всё теперь будет хорошо. Новая власть всё даст. И заводы будут наши, и хлебом помогут. Что скажешь?

Собеседник в порыжелой барашковой шапке и длинном старом пальто пожимает плечами:

– Не знаю. А кто такой Сталин?

– А вот узнаем. Послушаем, что будет говорить…

Так как было холодно, решено было собрание провести в самом помещении театра. И как только двери широко распахнулись, люди дружно хлынули внутрь.

Кого только здесь не было: крестьяне в старых овчинных тулупах и высоких папахах; рабочие – кто в потертых куртках, кто в теплых плащах; партизаны, увешанные револьверами и гранатами, а также красноармейцы с винтовками в шинелях с оранжевыми «разговорами».

На сцене был установлен стол, покрытый зеленым сукном, а на столе два графина с водой. За столом поместились видные дагестанские деятели: Коркмасов, Тахо-Годи, Габиев, Ахундов, Гамид Далгат и вчерашний красноармеец – писарь по фамилии Жихарев.

Вел съезд председатель Дагревкома Джалалутдин Коркмасов.

Сталин в длиннополой, почти до пят, расстегнутой шинели и в буденовке с островерхим шишаком стоял около стола и терпеливо ожидал, пока в зале воцарится тишина. Мест не всем хватило. Люди расположились кто на подоконниках, кто на пожарной лестнице, а кто прямо на полу. Многие толпились у входа.

В это время из-за стола поднялся
Коркмасов и, призывая людей к тишине, зазвонил в колокольчик. Он объявил, что чрезвычайный съезд народов Кавказа объявляется открытым. Быстро глянув в сторону Сталина, громко сказал:

– Слово предоставляется наркому по делам национальностей товарищу Сталину Иосифу Виссарионовичу.

В ответ послышались аплодисменты.

Сталин шагнул ближе к авансцене, обвел зал внимательным взором и поднял руку. И его уверенный, твердый голос с сильным грузинским акцентом поплыл над залом, обволакивая каждого присутствующего той самой частицей теплой надежды, которую он – простой горец – жаждал услышать. Голос звенел в наступившей тишине, словно жесткая стальная струна:

«Товарищи! В настоящее время Правительство России, благодаря победе над врагами, получив возможность заняться вопросами внутреннего развития, сочло необходимым объявить вам, что Дагестан должен быть автономным и что он будет пользоваться внутренним самоуправлением, сохраняя братскую связь с другими народами России…».

В зале напряженно слушали. И даже те, кто абсолютно не понимал ни слова по-русски, сидели не шелохнувшись, словно боялись пропустить хоть одну фразу.

В конце своей речи Сталин вновь поднял руку и решительно воскликнул:

«Да здравствует союз народов Дагестана с народами России! Да здравствует советская автономия Дагестана!».

Зал тут же взорвался бурными рукоплесканиями. Все повскакивали со своих мест. Вверх полетели зимние шапки, папахи, картузы, будёновки. Многоголосое, нестройное ура, как мяч, запрыгало по всему залу, перелетая от одного человека к другому.

Когда шум несколько утих, Сталин сказал:

– Товарищи, я рад, что Дагестан вместе с Советской Россией будет идти к светлому будущему, которое мы постараемся выстроить своими собственными руками.

Чуть помолчал и добавил:

– Но предупреждаю, что впереди много трудностей. Однако надеюсь, мы их вместе мужественно преодолеем…

И вновь буквально все уголки зала потрясло громогласное ура. И полетели вверх все разношерстные виды головных уборов. Потом посыпались вопросы:

– А землю, к примеру, мне, бедному горцу, дадут?

В зале послышался смех.

– Зачем тебе земля, если живешь в горах?!

– Я переселюсь вниз…

Сталин скупо улыбнулся сквозь пышные и длинные усы:

– Всем безземельным, желающим работать на земле, будет выделен надел. Но с учетом, что будет определенный налог.

С заднего ряда поднялся парень с густым черным чубом. В руках он с волнением сжимал мятый картуз.

– А как же заводы?

Коркмасов ответил:

– Заводы будут непременно восстанавливаться. Уже сейчас мы открываем в Порт-Петровске завод по выпуску керогазов. Работает также бондарный завод. Будем налаживать такое же производство и в Темир-Хан-Шуре.

– А как насчет шариата? Будет упразднен или нет?

Иосиф Виссарионович ответил не сразу. Немного помолчал и строго
заметил:

– Шариат, если этого желают горцы, останется. К этому вопросу можно будет вернуться через несколько лет.

Расходились горцы возбуждённые. Все бурно обсуждали выступление наркома по делам национальностей.

После завершения съезда Дагревком во главе с Коркмасовым в беседе со Сталиным решил коснуться первоочередных задач, которые остро стояли перед республикой.

Совещание проходило на следующий день тут же, в помещении театра, на той же сцене и за тем же самым столом, покрытым зеленым сукном. Только в зале не было теперь ни души. И тишина эта казалась какой-то загадочной и совершенно непривычной.

Коркмасов, несмотря на холод в помещении, снял зимнюю куртку и перекинул её через спинку стула. Он, обращаясь к Сталину, сказал:

– Вы говорили о трудностях у нас в Дагестане. Конечно, их достаточно. И первая насущная проблема, которая стоит перед республикой, – это необходимость постройки водоводного канала. Без воды не сможем восстановить разрушенное гражданской войной хозяйство. В низменности воды очень мало. Особенно тяжело крестьянам. Хочу также заметить, что без помощи центра вряд ли управимся. У нас просьба к вам: доложить обо всём этом товарищу Ленину.

Сталин по привычке неторопливо провел рукой по усам и тоже снял шинель. Потом, окинув внимательным взглядом каждого члена ревкома, спросил, как бы сразу обращаясь ко всем:

– А сколько денег потребуется на постройку канала? Как вы думаете? Хотя бы примерно. Кто-нибудь подсчитывал?

Ответил заведующий земельным отделом Мирзабек Ахундов.

– Думаю, не менее 500 тысяч рублей. А может, и больше. Также должен сказать, что остро нуждаемся в стройматериалах и шанцевом инструменте.

– Это понятно. Ну, а народ? Как он настроен? Ведь, наверное, есть и колеблющиеся, которые не особенно пока верят в нашу Советскую власть. Так или нет?

– Да, такие люди, возможно, есть, – вступил в разговор писатель и член ревкома Саид Габиев. – Но в целом народ поддерживает нас. Верит в будущие успехи новой власти.

– Это именно так, – кивнул Алибек Тахо-Годи. – Старая власть не смогла дать крестьянам на низменности воды в достаточной степени. И канал они так и не смогли построить. Поэтому народ настроен решительно. Желают взять, что называется, свою судьбу в свои руки.

Наступила пауза. Сталин поднялся из-за стола. Он аккуратно придвинул на место стул и мягкими, буквально кошачьими шагами прошелся взад и вперед по дощатой скрипучей сцене. Было заметно, что он о чём-то напряженно думает. Спустя некоторое время достал из нагрудного кармана френча коробку папирос и неторопливо
закурил.

Остановившись посредине сцены, вдруг быстро повернулся в сторону присутствующих и сказал:

– Вы, товарищ Коркмасов, наверное, и возглавите это дело. Я так это понимаю. Когда приеду в Москву, конечно, доложу обо всём Ленину. А сейчас нам надо самим хотя бы примерно разработать план постройки этого канала. Потому что без воды действительно нелегко.

Коркмасов кивнул.

– Да, вопрос воды для республики это, можно сказать, вопрос жизни и смерти. Нам очень важно, что на это скажет Владимир Ильич. Еще два года назад крестьяне объявляли новой власти об этой проблеме. Но тогда решить ее было невозможно, так как шла война. И надо было в первую очередь победить врага.

– Это верно, – согласился Иосиф Виссарионович. – Советская республика воевала не только с внутренними врагами, но и с открытой интервенцией других государств. И нам было тяжело. Враги наивно думали, что смогут задушить Советскую власть, но ошиблись. Когда за оружие берется народ, то его не победить.

Сталин умолк и снова стал прохаживаться взад и вперед.

– Да, – ответствовал Коркмасов. –Думаю, что и сейчас одержим нашу уже трудовую победу.

– Развернем широкую агитацию, – горячо добавил Саид Габиев.

– Есть молодые талантливые поэты Загид Гаджиев и Багаутдин Астемиров, – продолжил Гамид Далгат. – Они всей душой преданы новой власти. Кого хочешь сагитируют.

– Отличные ребята, – поддержал Тахо-Годи. – Оба воевали с деникинцами. Теперь своими патриотическими стихами призывают народ к новой жизни.

– Это хорошо, – Сталин зажег спичку и прикурил потухшую папиросу. Глубоко затянулся и продолжил: – Вместе, конечно, любую работу выполним. Но должен предупредить, что впереди трудностей будет немало. Могут даже совершаться диверсии. Контрреволюционной сволочи этот канал будет словно кость в горле. Они рассчитывают, что мы долго не продержимся. Как же! И тут вдруг такой успех!

Сталин замолчал и вновь выразительно оглядел присутствующих, словно пытаясь еще раз удостовериться в том, что члены Дагревкома с честью выполнят поставленные перед ними задачи.

– Так и будет, – твердо заявил Коркмасов, как бы прочитав мысли Иосифа Виссарионовича. Остальные члены ревкома одобрительно закивали
головами.

***

Аликбер Шуртаев поднялся рано. Супруга еще спала. Ее густые светлые волосы беспорядочно разметались по подушке. Красивое, белое лицо жены, казалось, выражало во сне некоторую задумчивость.

«Может, что-то тревожное снится», – подумал он. Хотел было разбудить, но в последний момент не стал, так как решил, что она сильно устает на работе и ей необходимо выспаться.

Аликбер знал свою Прасковью два года. Познакомились они, когда он, боевой красный командир, со своим отрядом совершил в 1919 году дерзкий налет на село Гремучее, недалеко от Кизляра, где хозяйничали бичераховцы.

Тогда один из солдат спрятался в подвале дома Прасковьи. Девушка со своей матерью испуганно жались к стенке. Они боялись одинаково и белых, и красных. Солдат отчаянно кричал, что перестреляет всех, кто сунется к нему. Аликбер как мог успокоил девушку и ее мать и приказал солдату немедленно сдаваться. Но тот был неумолим:

– Идите к чертям! У меня много патронов…

Аликбер вплотную подошел к дверце подвала, держа наготове маузер, и жестко сказал:

– Если выйдешь с поднятыми руками, то останешься жить. Ну, а если нет, то застрелим как последнюю сволочь.

Наступила тишина. Солдат молчал, вероятно, размышляя, стоит ему сдаваться или нет. Потом раздался глухой голос.

– Только без обмана?

– Слово командира…

Громко щелкнула щеколда, дверца откинулась. Сначала показались руки, поднятые верх, потом голова в помятой солдатской фуражке с треснутым козырьком. Вид у солдата был несколько растерянный.

Слово свое Аликбер сдержал. Солдата отправили в тыл. А Прасковью и ее мать он перевез в станицу Шелковскую к своей сестре. К сожалению, мать девушки умерла через несколько месяцев от полученных потрясений. А спустя время Аликбер сделал предложение Прасковье.

Однако долго прослужить в Красной Армии ему не довелось. Однажды на подступах к Петровску Аликбер получил серьезное ранение в ногу. В госпитале после излечения вынесли неутешительный вердикт: к строевой не годен.

– У меня с ногой всё в порядке, – пытался уверить главного врача Аликбер (хотя это было не так). Но врач Владимир Косицын был неумолим.

– Нельзя, никак нельзя, молодой человек. Вам двадцать семь, а мне скоро шестьдесят. Вы военный, а я врач, поэтому я лучше знаю. Приходите через год, тогда, может, и переосвидетельствуем.

Аликбер досадливо махнул рукой. И через два дня пошел к председателю городского исполнительного комитета Захару Мелкопяну: попросил его помочь с работой. Председатель предложил стать бригадиром в мастерской по ремонту телег и бричек.

– Очень нужен организатор. Там есть один толковый. Его зовут Мешади Узариев. Но у него технического образования не хватает. А вы всё-таки в университете учились.

– Однако ведь не окончил. Первая мировая помешала…

– Всё равно хорошо.

И вот уже три месяца, как Аликбер был занят исключительно мирным трудом.

***

А поднялся он сегодня рано потому, что один из работников мастерской заболел и ему самому надо было починить телегу. Вчера ее притащили несколько мужчин прямо на руках. Можно было бы это дело поручить Мешади, но его откомандировали два дня назад в Ставрополь за инструментами.

Мамед, хозяин телеги, слезно просил:

– Уважаемый, очень надо. На базар молоко возить не на чем…

– У тебя есть корова?

– Нет, перекупку делаю, – Мамед развел руками. – Как-то надо жить.

Аликбер успокоил Мамеда.

– За два дня отремонтируем. Денег брать не будем. Когда сможешь, привезешь молоко.

– Хорошо, – энергично закивал головой Мамед. – Будет молоко, обязательно будет…

Ремонт телеги несколько затянулся. Оказалось, нужно было менять и рессору, и ось, и правый покосившийся борт. Однако Мамед не отходил от мастерской, терпеливо ожидая, когда работа будет окончена. И вот спустя время Аликбер подмигнул Мамеду:

– Ну что, телега как новая. Приводи лошадь и прямо здесь запрягай.

В это время Аликбера окликнули. К нему быстро подошел чуть полноватый, невысокого роста молодой человек и спросил:

– Это вы будете Аликбер Джунаидович?

– Так точно, – по-военному отрекомендовался Аликбер.

– Я из ревкома. Меня зовут Панкрат Федосеев. Работаю секретарем. Товарищ Коркмасов просил вас явиться к нему.

– Прямо сейчас?

– Нет, завтра к девяти.

– Хорошо.

Тут Панкрат полюбопытствовал:

– А вы что, знакомы лично с Корк­масовым?

– Встречались несколько раз на фронте. А что?

– Да нет, ничего, – слегка смутился Панкрат и почему-то поправил на голове серый, чуть измятый картуз. – Дело в том, что он так просто людей к себе не вызывает. Наверное, что-то важное хочет сообщить.

***

Удивительный город Порт-Петровск. Кого только не встретишь тут. Столько национальностей не найти ни в одном регионе и ни в одном городе Советской России. Кроме коренных жителей здесь чувствуют себя вполне комфортно русские, армяне, грузины, азербайджанцы, греки, осетины, евреи, татары и другие народности.

Каждое воскресенье один раз в неделю бывает в новой столице Дагестана большой базар. В город едут люди со своим немудреным товаром из разных сел и аулов. Кто верхом на лошади с переметными сумами, кто на бричке, запряженной быком, где задняя площадка завалена большими кругами сыра. Едут также на осликах с притороченными сбоку мешками, набитыми кислыми зелеными яблоками. А многие просто пешком идут, чтобы прикупить то необходимое, что не смогли найти у себя в селе.

Базар располагается на площади около собора. А рядом растянулась улица под названием Заводская. Когда-то здесь действительно был небольшой завод по выпуску разной кухонной утвари. На этой улице и проживал товарищ Аликбера и когда-то его непосредственный помощник в красном отряде Сайгид Пашаев.

Однако когда Аликбер пришел к дому Пашаева, то оказалось, что товарищ его уже не проживает по данному адресу. Оттуда вышла женщина в длинном пестром халате и в узорчатом, расшитом золотыми нитями платке.

– Не знаю, где он, – призналась она. – Здесь сейчас живет моя сестра с мужем. А я приехала месяц назад в гости из Узбекистана. Ничем не могу помочь.

Долго размышлял Аликбер о том, где ему найти Пашаева. И не нашел ничего лучшего, чем сходить в ревком и узнать там. Он зашел в секретариат. Здесь ему встретился Панкрат Федосеев и с улыбкой протянул руку.

– Есть какие-то вопросы?

– Не знаешь, где проживает ныне Сайгид Пашаев?

– Знаю. На улице Промышленной, дом 15.

– Почему он переехал?

Панкрат несколько замялся.

– Тут, понимаешь, такое дело. Сам товарищ Суламиев распоряжение дал. Квартира-то у него была не собственная, вот и пришлось ему переехать.

Шуртаев удивился:

– Но с чего это вдруг? Он бывший красный солдат…

Федосеев топтался на месте, не зная, что еще сказать. Аликбер в недоумении постояв немного, заторопился на улицу Промышленную. Пока шёл, никак не мог понять: в чем всё-таки причина? Неужели из-за двоюродного брата? Всё может быть.

Встретил его Пашаев радостно. Тепло обнял и пригласил в дом.

– А я подумал было, что и ты меня забыл, – Сайгид пытливо глянул на бывшего командира.

– Так вот я и пришел узнать, что случилось? Говори без утайки всё как есть. Мне нужна правда.

– А вот и скажу. Товарищ Суламиев дал распоряжение выселить меня из прежней квартиры. Жена с ребенком уехали к матери. Сейчас один вот. И работы у меня нет.

У Аликбера невольно дернулись веки. Такое впервые с ним случилось три года назад, когда во время Гражданской войны он увидел несколько повешенных вниз головой коммунистов. Они были казнены карателями полковника Бичерахова. Тогда этот страшный факт просто потряс его своей жестокостью. И он сам не сразу понял, как у него стали невольно дергаться веки.

– Так в чем причина? – переспросил он.

– Разве не знаешь? Мой двоюродный брат Зиявутдин эмигрировал в Турцию. Я уже говорил об этом.

– Завтра же поговорю с ним.

– Ничего не выйдет, – махнул рукой Сайгид. – Он сейчас в ЧК начальник какого-то отдела.

– Что касается работы – будешь работать со мной. Начинаем большую стройку. Будем воздвигать канал… Насчет привлечения тебя к работе я поговорю с Коркмасовым. Он сейчас в Москве на встрече с Лениным. Думаю, поможет.

– Это же хорошее дело – строить канал.

– Конечно. Есть и другие люди, которых я хочу привлечь. Например, Тамадаев, Гришаев, Магомедов.

– Это неплохо, – кивнул Сайгид. – Гришаева я знаю. Преданный партии человек. В одно время работал на железной дороге.

– Да, это так, – подтвердил Аликбер. – Он со мной в институте учился. Ни одну лекцию не пропускал. А потом вступил в ряды Красной гвардии и меня уговорил.

– А что за товарищи Тамадаев и Магомедов?

– Тоже хорошие люди. До революции оба работали на почте. Недавно видел одного из них в городе. Оказывается, в партизанах был.

– Ну что же, это неплохо.

– Да. Это специальный указ Коркмасова, чтобы сколотить группу и совместно с чекистами охранять канал. А надо будет, то и работать будем как обыкновенные рабочие. Будем привлекать и других людей. Надо пока разобраться.

***

Меджид подъехал к дому на подводе, груженной дровами. Быстро разнуздал лошадь и позвал жену:

– Эй, Барият, ты где? Выходи!

Во двор вышла женщина лет примерно сорока пяти в сером длинном платке.

– Что случилось?

– Ничего, дрова привез, надо выгружать, позови Ахмеда.

Жена всплеснула руками:

– Сын ушел на речку.

– Да как же так можно!? – вскричал расстроенный Меджид. – Я специально просил его ждать дома, чтобы он готов был помочь разгрузить дрова.

Муж и жена стали разгружать телегу. Однако через некоторое время прибежал и сын.

– Извини, отец! Не думал, что ты так скоро приедешь.

– Приехал, потому что есть новости. Помогай, выгрузим быстрее.

Когда разгрузили дрова, жена попросила сына:

– Разведи костер, сварим калмыцкий чай. А ты, – обратилась она к мужу, – расскажи, что за новости услышал в городе?

Меджид сделал серьезное выражение лица и, присаживаясь на длинную сколоченную из старых бревен скамью, сказал:

– Я встретил Гапиза, он возвращался из города, так вот он сообщил, что начинается большое дело…Будут, значит, строить канал и всех, кто может, призывают принять в этом участие. Листовки везде, говорят, расклеивают. Я вот думаю тоже поехать. Ведь сами страдаем без воды. А главное, одним из руководителей, оказывается, является мой дальний родственник Шуртаев.

– А жить ты где будешь, отец? – спросил Ахмед, пытаясь поддерживать огонь под старой закопченной кастрюлей.

– Говорят, будут землянки строить.

– Правильно, если надо, то и в землянках будем жить, – радостно объявил сын. – Я тоже поеду на стройку.

В это время во двор заглянул сам Гапиз. Человек он был грамотный. Когда-то учился в реальном училище в Темир-хан-Шуре. Но никогда об этом не распространялся. Потом воевал против белых. Состоял также в партии большевиков.

Он поздоровался и степенно присел на скамью. Скрутив из старой газетной бумаги самокрутку, повернул голову в сторону юноши и слегка поучительно заговорил с ним:

– Правильно, Ахмед, что хочешь ехать на стройку. Но пока, думаю, поедем мы с твоим отцом. Узнаем, что там и как. А ты, наверное, должен остаться дома. Кому-то же надо за хозяйством присмотреть. Твой старший брат сейчас в Баку. Матери одной трудно будет. А мы всё-таки взрослые мужчины, и сидеть дома, когда другие будут строить канал, как-то нехорошо.

– Дядя Гапиз, а какие ещё новости в городе? – спросил Ахмед, разгоняя куском фанеры дым, разъедавший глаза.

– Собираются очень большой дом строить, где будут фильмы разные показывать.

– Для рабочих?

– Для всех.

– А канал какой будет? Тоже большой? – продолжал интересоваться Ахмед.

– Конечно. Чтобы и летом, и зимой вода там была. Только надо всем дружно работать. Иначе долго будем возиться.

К этому времени заглянули во двор к Меджиду еще несколько соседей. Один из них, Кадыр, обращаясь к Гапизу, сказал:

– Мы были у тебя, нам сказали, что ты здесь.

Гапиз кивнул, неторопливо поставил чашку с чаем на стол и уверенным голосом сообщил:

– Вот собираемся на стройку. Об этом и разговариваем.

– И мы о том же хотим поговорить, – подчеркнул Кадыр. – А то слухов много, а точно не знаем, что к чему.

– Говорят, по селам ездят глашатаи и объявляют конкретно о начале стройки, – высказал свое мнение другой гость по имени Батырхан.

– О том же говорили и в Петровске, – подтвердил данную мысль Гапиз.

***

Когда Коркмасов и некоторые другие члены ревкома вернулись после встречи с Лениным из Москвы в Петровск, то решили созвать всех знакомых активистов на важное совещание. Но сразу провести его не удалось. Вышло так, что мероприятие это смогли провести только в мае 1921 года.

Собрались в железнодорожном клубе, что недалеко от вокзала. Нужно было срочно обсудить подготовку к строительству канала. Коркмасов твердыми, ровными шагами вышел на середину небольшого зала. Он поправил ворот сатиновой рубашки и мягким голосом обратился к присутствующим:

– Товарищи, перед нами стоит большая задача. Нужно построить канал протяженностью почти 100 километров. Сразу скажу, что это нелегко. Но выполнить работу надо. Это нужно нам всем. Поэтому сейчас необходимо сделать серьезную подготовку. Товарищ Ленин обещал Дагестану мануфактуру, муку, стройматериалы, в том числе лопаты и кирки, а также семена для зерновых. Доставят также в Дагестан и три вагона бязи. Это существенная помощь. Уже совсем скоро первые составы должны прибыть к нам. Но и мы со своей стороны обязаны приложить максимум усилий, чтобы доказать себе и всему миру, что большевики умеют работать. И что четко знают свои цели.

В зале одобрительно загудели. Коркмасов продолжил:

– Сейчас необходимо организовать новую группу глашатаев, которые должны будут на лошадях ездить по селам и аулам и призывать народ выходить на большой субботник. С каждого двора по одному, а где могут и по два человека нужно выделить. Думаю, в августе уже начнем проводить работы.

– Успеем ли созвать и убедить народ? – спросил с некоторым сомнением Панкрат Федосеев.

– Обязаны успеть, – жестко заметил Коркмасов и обратился к Аликберу.

– Ты, Шуртаев, как раз и организуй это дело со своими ребятами.

Аликбер встал.

– Конечно. Я уже подобрал хорошую команду. Все они – верные товарищи…

И тут кто-то с места громко заметил:

– А ведь есть случаи нападения на глашатаев. Одного даже убили…

Джалалутдин Асельдерович прошелся от большого широкого окна к двери, а потом обратно и сказал:

– Я дам распоряжение о выдаче оружия. Но это, товарищ Шуртаев, под твою ответственность. Обо всех случаях докладывать лично мне.

Аликбер кивнул.

– Понятно.

Коркмасов добавил:

– Если не хватает людей, то попросите выделить вам несколько сотрудников ЧК. У нас с ними существует договоренность.

Наступила пауза. В звенящей тишине было слышно жужжание мухи, которая быстро перелетала от одного окна к другому. На какое-то время она стихла, но потом вновь раздалось её яростное жужжание. Кто-то осторожно привстал и попытался выгнать муху в открытую форточку, но, увы, тщетно.

– Надеюсь, все уяснили свои обязанности, – оборвав тишину, раздался ровный, четкий голос Коркмасова.

– Да, конечно, – согласились присутствующие.

– В таком случае, товарищи, приступим к своим обязанностям.

***

Аликбер вызвал к себе Сайгида Пашаева и поставил перед ним важную задачу: провести агитацию в Шамхале, Костеке и Муцалауле.

– Возьми с собой еще людей. Мало ли что…

– А оружие дадите?

– Конечно. Выдам один маузер и две винтовки.

– Это хорошо.

Аликбер предупредил:

– К людям относитесь с уважением. Не забывайте о том, что есть еще и те, кто не доверяет советской власти. С таковыми надо осторожно разговаривать, чтобы знали, что мы зла на них не держим. Но есть и враги, которые открыто выступают против нас. Вот с ними необходимо быть жесткими. С ними разговор особый. К тому же самому призывают товарищи из ревкома.

– Спасибо за доверие!

– А как же! Мы должны доверять друг другу. Иначе никакой работы у нас не выйдет.

(Продолжение следует)