Воплощенное бессмертие
Судя по горскому фольклору, дети для горца – это не только радость в жизни, но и опора в старости, что-то вроде живой социальной гарантии. Нет, гораздо больше.
Человек всю жизнь ходит рядом со смертью, ежечасно рискуя своей жизнью. Он сознает неизбежность своего конца, но сильнее разума его желание не исчезнуть с этой земли, хоть какой-то частью остаться на ней.
И в детях своих он видит свое воплощенное бессмертие, ведь они – его живая частица. Ради них он перенесет и превозможет все. «Дом с детьми – базар, но дом без детей – могила» – это дагестанская пословица. Их много у наших народов. «У владельцев скота сено скоро кончается, у многодетных – хинкал скоро кончается». Ну и что же? Этого мы не боимся – напрашивается именно такое продолжение пословицы. И, наконец, не лишенное философского раздумья наблюдение: «Сколько ты прожил, чувствуешь, глядя на детей».
Народное сознание считает, что врожденные, унаследованные черты характера больше определяют личность человека: «Что вошло с кровью, то уйдет с жизнью», «Приобретенное в люльке оставляется в гробу». «Если собаке даже хвост отрубить – все равно ягненком не станет» или «Домашний дурак всегда на почетное место садится» (этим он себя и обнаруживает). Если берешься исправить природные недостатки воспитанием, то поспеши, пока ребенок мал и поддается учению, потом поздно будет: «Если не сплел, когда оно было прутиком, то уж не сплетешь, когда оно стало бревном», «Если теленок растет рядом с ослом, то и кричать начнет по-ослиному». А вот пословица более мрачная: «Родив змею, хорони у порога», т.е. если твое неудачное дитя выросло в зловредного взрослого, старайся по крайней мере не выпускать его из-под контроля, препятствуя ему в постыдных и вредных делах.
Впрочем, удачные исходы здесь тоже не редкость: «Сын – памятник отцу» – эта пословица бытует у многих наших народов, в ней чувствуется гордость старших за новое поколение.
А как дочери? Как-то принято думать, что в традиционной семье они были оттеснены на последнее место, вызывая чуть ли не досаду. Приводятся и подтверждающие факты: появление на свет дочери кое-где встречали поговоркой: «Родился камень для чужой стены» – мол, девочка вырастет, выйдет замуж и уйдет в чужую семью. Если же за нею одна за другой появлялись на свет ее сестры, то довольно часто их наделяли выразительными именами: Кызтаман (девочек хватит), Улангерек (мальчик нужен) и тому подобное.
Все это так. Но есть и другие факты. Допустим, в патриархальном обществе сын предпочтительнее дочери. Но разве из этого следует, что дочь вообще безразлична? «Своя дочь лучше, чем чужой сын», – довольно выразительная пословица.
Надо отметить, что устройство дочери, как правило, считалось более первостепенным делом, чем женитьба сына. Расул Гамзатов записал где-то выразительную пословицу: «В трех случаях нельзя медлить: когда надо похоронить умершего, угостить гостя и выдать замуж взрослую дочь». Касательно женитьбы сына существует иная пословица: «До 30 лет не спеши, после 30 не медли».
Чтобы картина была полной, отметим, что и полтораста лет назад прозорливые, передовые люди не считали справедливым и вечным ограничение общественной роли и прав женщин. Я слышал такую историю из жизни знаменитого даргинского поэта XIX в. Батырая. У него были и дочери, и сыновья, но, в отличие от большинства своих земляков, к дочерям своим поэт относился внимательнее, мягче, теплее, чем к сыновьям. Это иной раз удивляло людей. Тогда поэт объяснял им, что в нынешнюю эпоху люди все еще считают женщин менее совершенными, чем мужчины. Так будет не всегда, но пока что его дочерям придется жить в более трудных условиях, чем его сыновьям. Пусть же хотя бы в родительском доме они получат компенсацию за свое более тяжелое будущее! Не правда ли, своеобразный, очень гуманистичный взгляд на дочерей?
Семейные нравы в прошлом
Семейные нравы в прошлом, как и сегодня, во многом определялись особенностями характера мужа и жены. Однако существовали и общепринятые черты внутрисемейного этикета. Например, считалось знаком уважения, чтобы жена говорила с мужем в третьем лице, причем оба они не называли друг друга по имени, а при необходимости окликали друг друга междометиями.
Как мне кажется, дело тут в том, что, обращаясь по имени, мы как бы обособляем, отделяем своего собеседника. А ведь муж и жена постоянно близки, едины, для окружающих они почти одно существо. Отсюда и «безымянность» в их общении. Конечно, в наше время этот обычай хотя и не исчез вовсе, но потерял свою обязательность.
Обычным тоном обращения, особенно при посторонних, считалось повелительно-снисходительное, шутливо-строгое обхождение властелина-мужа с женой, однако бывало и по-другому. Вот непредвзятый «взгляд изнутри» одного мальчика-мутаалима, жившего в доме своих кунаков, в рядовой горской семье: «Куначка моя была добрая женщина и обходилась со мною очень ласково, она была близко знакома с моей матерью, просила постоянно, чтобы мать молилась за нее (дело в том, что она ждала рождения ребенка), но она ходила по воду, стряпала, пряла нитки и только в последнее время перестала носить на себе вьюки, чтобы не повредить будущему младенцу. Муж ее тоже был добрый, простой человек, проведший более 15 лет со своею верною супругой в согласии, он был хорошо к ней расположен и говорил: «Не будь у меня Ханум (так звалась моя куначка), дом мой разрушился бы». Он доставлял ей все, чего бы она ни захотела в это время: фруктов ли каких, масла ли свежего, и позволял ей готовить себе дома, что ей захочется…», – как видим, суровость адата и в те далекие времена не исключала теплоты и гуманности отношений.
Для детей воля родителей, особенно отца, была законом. Исполнение приказаний и пожеланий было беспрекословным. При разговоре с отцом сын слушал его стоя, отвечал лишь на вопросы отца, не позволяя себе монологов, а тем более пререканий. Сыну называть отца по имени считалось непозволительным, он при нем не курил, не бранился.
Нравственным долгом родителей считалось кормить, одевать детей, защищать их от опасности, учить соблюдению горских обычаев правил мусульманской веры. Весьма желательным считалось обучить детей, в особенности мальчиков, арабской грамоте и чтению Корана.
Отношения родителей и детей, как они складывались обычно в горской среде, отразились и в пословицах. При этом голос народа отмечал некоторую разницу в общении детей с отцом и матерью. Если роль отца, его влияние на сына как-то обусловлены обществом, адатными воззрениями («Сын – памятник отцу» и т.п.), то отношения детей с матерью гораздо теплее и непосредственнее: «Дитя еще только захочет, а мать уже прыгнула». А вот другая пословица тоже о вечном материнском беспокойстве за свое дитя: «Нет ребенка без синяков – нет матери без тяжких снов».
Различиям ролей отца и матери подводит итог пословица: «Отец умрет – ребенок полусирота, мать умрет – круглый сирота». То, что складывалось в младенчестве, не исчезает бесследно и при взрослении: «Мать выше папахи» – это достаточно понятно. Папаха – не просто головной убор, это символ личного достоинства мужчины. Но, оказывается, матери можно уступить и в чем-то таком, чего никакому другому человеку не позволено.
А как складываются отношения с родственниками более старшими? «Дети детей – слаще меда!» Дело тут не в том, что дед и бабка любят своих внуков больше, чем их родителей, когда те были детьми, просто в ту пору к их чувству примешивались и заботы, и ответственность, и обязанность контролировать и наказывать, и все это до полного взросления сына или дочери. Что ни говори, а все это как-то «осложняет отношения» детей и родителей. Зато между дедами и внуками подобных разногласий не возникает.