Бой в ауле Телетль глазами солдата

Сакли образовывали непрерывную стену, на все селение были три узкие улочки и небольшая площадь. Подходы к аулу защищались башнями и завалами. Русские войска артиллерийским огнем разрушили башни и первые сакли и 2 и 3 июля сумели занять их, немного потеснив горцев и получив доступ к улочкам внутри селения. На 4 июля был назначен общий штурм. Вот как описывает бой в ауле солдат Куринского полка Я. КОСТЕНЕЦКИЙ, лишенный дворянства и направленный рядовым на Кавказ за участие в тайном обществе.

«Выйти из сакли означало попасть в руки неприятеля»

«Мы двинулись вперед и, пробегая узенькою улицею под самым убийственным огнем, так что в тесноте спотыкались о собственные трупы, добежали до небольшой площадки, где поражаемые со всех сторон бросились на сакли и стали выбивать из них неприятеля… Дружно взлетели мы на галерею, бросились в двери, окна, на крышу… Взломали потолки, разрушили галереи, двери, стены и… сами почти в изнеможении упали на пол. Далее и кругом нас с трех сторон сидел многочисленный неприятель, и мы не могли уже оставить этой сакли. Между тем мы нигде более не слыхали ни нашего ура, ни сильной нашей стрельбы; а из этого мы заключили, что мы одни только так далеко забрались в аул, и это действительно так было…

Тогда мы, будучи одни почти в середине аула, не смели уже бросаться далее и должны были подумать о собственном спасении. Неприятель был у нас с трех сторон и не далее двух сажен в своих саклях, откуда из бойниц торчали стволы их ружей, но не смел тоже выйти из саклей и на нас броситься — и от этого обоюдное наше положение вышло очень странно. Ни мы, ни неприятель, боясь друг друга, не смели выйти из своей засады и поэтому сражались почти целый день не далее как на две сажени выстрелами из ружей в амбразуры и дыры. Наша сакля была почти разрушена нами, и теперь мы должны были ее укреплять, иные дыры позакладывать, а другие пробивать для стрельбы. Потолка почти не было, и от такого дурного положения мы много терпели: неприятель поражал нас сквозь каждое отверстие.

Часов в шесть пополудни ударили на батарее отбой — начались переговоры с Шамилем; но у нас перестрелка продолжалась, и мы отражали жестоко. Кроме неприятеля, нас мучили еще нестерпимый зной и жажда; к тому же сакля наша сделалась смрадна и грязна; мы совершенно были равнодушны к смерти, или, лучше сказать, о ней и не думали, хотя у нас поминутно кого-нибудь ранили или убивали. К амбразурам становились мы посменно, и когда мне пришла очередь отдохнуть, то я как сноп повалился на землю…

Между тем вечерело. Лезгины (так в материале, видимо, всех дагестанцев русские тогда так называли. – Ред.) ругали нас и грозили, что когда настанет ночь, они нас всех перережут, что нам действительно угрожало, а потому надо было подумать об отступлении. Выйти из сакли означало попасть в руки неприятеля; а так как наша сакля с одной стороны примыкала к другим саклям, незанятым неприятелем, то командир роты капитан Колодка придумал пройти саклями внутри. Для этого мы начали делать пролом из своей сакли в другую, оттуда в третью и так далее, и когда все уже было готово, решились отступать. Но здесь требовалась большая осторожность, чтобы неприятель не заметил нашего движения. Для этого капитан расставил часовых по всем проломам, чтобы пропускать солдат поодиночке и без шума, и когда все было готово, мы начали тихо и ощупью перебираться в смежную саклю. Для скрытия всего этого движения оставлено было в первой сакле, в арьергарде, пятнадцать человек под моею командою, которые должны были стрелять по неприятелю и грозить ему и потом, когда все пройдут пролом, отступить самим и завалить его камнями.

Все это было исполнено как нельзя лучше. Неприятель сначала не заметил нашего движения, и мы, пройдя сакли три или четыре, значительно уже возвысились (потому что сакли были расположены амфитеатром) и примкнули к другим ротам батальона; но едва арьергард наш вступил во вторую саклю и завалил пролом, как горцы бросились в оставленную нами саклю и хотели проникнуть далее, но тут увидели, что уже было поздно. Мы уже вступили в третью саклю, стреляя в пролом второй, и они побоялись просунуть головы в эту западню». (Костенецкий Я. Записки об аварской экспедиции на Кавказе 1837 года. – Журнал для чтения воспитанниками военно-учебных заведений. Т. 88. №352. 1851).

Вместо эпилога: у победы много отцов

Достигнутое между генералом Фези и имамом Шамилем соглашение было названо перемирием, но, как водится, о своей победе заявили обе стороны. Генерал Фези в своем донесении вышестоящему начальству доложил о достижении всех поставленных перед отрядом целей. Имам Шамиль в своем обращении к подвластным обществам писал: «Когда паша с большим войском потом подошел к Телетлю, чтобы отомстить за кровь, и, несмотря на наше мужественное сопротивление, сумел овладеть половиной аула, и когда мы стали день за днем ожидать решительного сражения, Аллах подбил его руку и затемнил глаза, так что он не разглядел своих преимуществ и поспешил туда, откуда пришел… воистину Аллах с теми, кто следует Его воле! Вы видите, как сильны числом неверные, но каждый раз они вынуждены терпеть поражение» (цит. по: Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана).

Рядовой Я. Костенецкий о самом договоре и причинах невзятия аула писал проще и, как представляется, правдивее: «К вечеру 6 июля переговоры кончились. Шамиль поклялся нам в покорности и дал в аманаты племянника своего Гамзата. Дядя его Кибет-Магома и старшина Карадахского общества дали тоже по одному аманату, поклявшись в покорности своей и своих деревень аварскому правителю, и этим мы должны были кончить осаду Телетля. Нам жалко было, что мы не имели здесь полного успеха… не взяли Шамиля, и весь отряд сильно скорбел об этом и ревностно желал еще нового штурма. Но такое похвальное воинственное чувство отряда не было основательно и происходило от незнания всех наших обстоятельств. Провианта у нас уже почти не было, а зарядов и того менее; взять же в один раз Телетль не было никакой возможности, как мы уже убедились. Быть может, его нужно было штурмовать еще неделю или дня три, а мы уже потеряли до двухсот человек убитыми и, верно, пришлось бы потерять еще столько, что при малочисленности отряда было для нас очень значительно. Ко всему этому нужно присоединить, что Шамиль в то время не был еще таким важным лицом, каким он сделался впоследствии, и непременное его пленение даже не составляло, как впоследствии, особого и исключительного нашего стремления».

Следует отметить, что в последнем случае Костенецкий был прав: целью русского отряда было оказание помощи аварским ханам, покорным России, которые теряли власть под напором мюридизма. Имам Шамиль их не интересовал.

Материл взят с сайта https://zen.yandex.ru/media/armshistory