Через призму религий

Как форма порабощения и эксплуатации оно, пусть даже в пережиточных формах, благополучно просуществовало в ряде стран Востока вплоть до XX века, оказывая влияние на социальные структуры и общественное сознание.

Наличие рабов на Северо-Восточном Кавказе вплоть до середины XIX века фиксируется фактическим материалом, архивными документами, опубликованными в различных дореволюционных изданиях, а также в работах историков. О бесспорности факта существования в регионе института рабства свидетельствует и наличие в языках всех местных народов социального термина, отражающего понятие «раб»: лаг, лай, лук, кул, караваш, а также ясырь. Однако, хотя эта категория населения и именовалась рабами, по своему общественному положению она очень отличалась от рабов в обычном, классическом понимании этого слова.

Само по себе рабство во все времена и у всех народов было величайшим несчастьем, а раб не считался полноценным человеком. Юридически рабы представляли собой самую бесправную, зависимую группу общества. Само состояние неволи лишало раба значения юридического лица, приравнивая его к вещи, к скоту. Что же касается рабов в феодальном Дагестане, то их жизнь протекала в сфере правового регулирования, и их правовой статус, как и статус различных категорий населения, относящихся к числу лично несвободных, был определен еще и обычным правом – адатом.

На протяжении всей истории человечества основным источником пополнения количества рабов были военнопленные. Плен оставался основным источником рабства и тогда, когда начали порабощать и соплеменников. Взятый в плен иноплеменник был «не свой», «чужой» человек, что позволяло приравнивать его захват к захвату скота и прочего имущества и обращать в рабство. Таким образом, акт захвата, став нормой права, приобрел юридическую силу.

Источником пополнения контингента рабов в Средние века были не только войны, но и набеги феодалов в соседние области, что давало большое число пленных для продажи или обращения в домашнюю прислугу.

А судя по архивным источникам, подавляющее большинство рабов было немусульманского происхождения или из мусульман-шиитов (къул-къажар, т. е. раб-перс). Причиной этого, видимо, было то, что, согласно предписаниям ислама, единоверец-мусульманин не мог быть обращен в рабство. Однако не всегда это предписание бралось в расчет, в некоторых случаях им пренебрегали.

Документы Кизлярского комендантского архива пестрят сообщениями о бегстве ясырей в «российские пределы», т. е. в Кизлярскую крепость. Так, в письме аксайских владельцев Каплан-Гирея и Магомед-Уцмия Солтанмамутовых (4 июня 1748 г.) сообщается о том, что от них «бежали в Кизляр три холопа – персияне магометанского закона…». 13 июня 1788 г. те же владельцы сообщают кизлярскому коменданту о побеге уже пятерых холопов, четверо из которых «персияне».

Ясыри-рабы были и русские, и мичикизские, и грузинские, и черкесские, были также из Средней Азии – бухарские, юргенские. Помимо этого, захватывались люди, отставшие от купеческих караванов или иностранных посольств, о чем сообщали в XVII веке Я. Стрейс и А. Олеарий. По словам Давида Бутлера, «тарковскими татарами» были захвачены пятнадцать немцев, бежавших из Астрахани от казаков Степана Разина.

Источники свидетельствуют, что, будучи одним из видов имущества, рабы, в особенности пленники-ясыри, на Северном Кавказе выступали объектами купли-продажи, заклада, выкупа или обмена, что было намного выгоднее, чем использование их в качестве рабочей силы.

В Дагестане работорговля получила довольно широкое развитие. Количество рабов постоянно менялось вследствие стремления владельцев сбыть лишних из них. В этом и заключалась одна из специфических особенностей рабства в Дагестане.

В XVIII – начале XIX вв. связи со все более расширявшимися товарно-денежными отношениями не прекращалась торговля рабами, что стимулировало пленение и захват ясырей. Междоусобицы феодалов являлись благодатной почвой для пленения людей. Захватывали ясырей, нападая на проезжих из Закавказья в Терки и Астрахань, в Кабарду, Кубань, Крым. Грабили причалившие к каспийскому берегу корабли, а людей уводили в плен. Практиковались набеги дагестанских феодалов на закавказские владения, там брали в «полон людей, продавали их в разных местах до Согратля, Дербента, Тарки…».

Такие набеги совершали представители и других горских народов Кавказа – кистины, осетины, сваны.

По рассказам старожилов Аварии, для захвата ясырей организовывались отряды, которые в набегах захватывали мужчин, женщин, маленьких детей, а также стада баранов и лошадей. Возвращение после набега в селениях отмечали особым празднеством. Так, участвовавших в подобных предприятиях гидатлинцев называли героями (бахар-зал) и устраивали для них пиры и танцы.

Слава, завоеванная в набегах, была для горцев предпочтительнее экономической выгоды и являлась для них лучшей наградой. Поэтому в фольклоре народов Северо-Восточного Кавказа сюжет набега и добычи фигурирует довольно часто.

При всех свидетельствах важно отметить, что не следует чрезмерно преувеличивать значение «профессионального разбоя» на Кавказе. Ведь даже имевшиеся в распоряжении ученых конца XIX века весьма неполные источники с высокой долей вероятности отчетливо свидетельствуют о том, что «хищнические набеги» отнюдь не являлись основным источником существования местных жителей.

Несостоятельность оценки горцев Кавказа как профессиональных разбойников окончательно показали исследования историков и этнографов. В ходе интенсивных полевых и архивных изысканий доказано, что основой существования горского общества являлось многоотраслевое земледельческо-скотоводческое хозяйство.

Рабство и работорговля отнюдь не являлись своеобразной «визитной карточкой» Дагестана наряду с буркой, шашлыком и т. п. «экзотикой», по легковесной информации падких на сенсации журналистов XIX в. Так, автор кандидатской диссертации «Рабство в Сибири и Оренбургском крае в XVIII – первой половине XIX вв.», основываясь на архивных и литературных данных, констатировал, что в исследуемый им период на Сибирской кордонной линии также процветала торговля «живым товаром». При этом императорским указом 1757 г. право распоряжаться азиатскими рабами было ограничено: их разрешалось перепродавать лишь потомственным дворянам, т. е. лицам, имеющим право владения крепостными. С.Б. Броневский отмечал, что «в редком доме чиновника или купца нет служанок из калмычек» [9, с. 165] (Интересно заметить, что зачастую и девушек-рабынь из киргизов работорговцы выдавали за калмычек, т. е. здесь опять-таки срабатывало то обстоятельство, что калмыки – немусульмане, ведь мусульманам религией запрещено обращать в рабство единоверцев. – Авт.).

В этом смысле в еще более отвратительном свете предстает имперская политика Порты на Кавказе, т. к. и османские султаны, и крымские ханы охотно приобретали «черкесских» рабов в качестве ясырей и получали их в качестве подарков к восшествию на трон. Оттоманская Порта, несмотря на существовавшие в 30-40-е гг. XIX в. мирные отношения с Россией, фактически поощряла работорговлю на Кавказском побережье. В июне 1839 г. управляющему Министерством иностранных дел К.В. Нессельроде доносили об участии высших турецких сановников в работорговле. Знатные дамы высшего османского общества покупали у работорговцев юных красивых кавказских девушек и содержали у себя несколько лет, обучая умению вести себя в гареме, танцам, пению, музыке, восточному красноречию, а затем перепродавали их с большой для себя выгодой.

Генерал Н.Н. Раевский писал в 1838 г.: «Торговля с восточными берегами (Черным морем. – Авт.) снабжала рабами всю Турецкую империю, работниками Трапезонтские рудники, рекрутами Мамелукское войско и женами восточные гаремы». Рабы-мужчины эксплуатировались в сельском хозяйстве, труд их использовался на рудниках на добыче меди, железа, строительных работах, они были гребцами на торговых и военных судах того времени.

Обстановка изменилась лишь в результате вхождения Дагестана в состав России. Сначала были ограничены, а затем и полностью ликвидированы основные источники работорговли – набеги и междоусобицы.