Два месяца в зоне отчуждения

– Я работал на заводе железобетонных конструкций в Махачкале, когда в 1987 году нас внезапно вызвали на спецсборы для военнообязанных в Буйнакск. На то, чтобы собраться, дали пару часов.

С какой целью вызывают, не сказали, но мне все сразу стало ясно. Дело в том, что службу в армии я проходил в ГДР в химическом батальоне. Таких, как я, на сборах было немало, поэтому понял, что нас отправят в Чернобыль.

После спецсборов нас перебросили в Майкоп, а затем направили на Украину, в Иваньковскую область, село Агайманы. Оно находилось на границе 30-километровой зоны вокруг Чернобыльской АЭС, так называемой «зоны отчуждения». Здесь располагался один из крупных пунктов дислокации ликвидаторов аварии.

Нас распределили по воинским частям, и начались рабочие будни. Первое задание – очистка города Припяти. Это был город-картинка. Такой благоустроенности видеть ни до ни позже мне не приходилось. Но к тому времени это был мертвый город. Все жители его давно покинули.

Внутри зоны мы работали не более 6 часов. После чего нас сразу же сменяла другая смена, а ее – следующая. Работы шли круглосуточно. На выходе из зоны машины проверяли на облучение. У КПП стоял японский аппарат, если он звенел, значит уровень радиации выше нормы. В таких случаях отправляли на дополнительную дезобработку.

Из средств защиты нам выдавали костюм из хлопчатобумажной ткани и так называемый «лепесток», простейший одноразовый респиратор, применяемый для защиты от пыли. Его рекомендовалось менять через каждые полчаса.

Меня сразу поразила практически абсолютная тишина, которая царила в этих местах. Не видел ни птиц, ни даже крохотных зверей. Удивили также местные бабушки. Они находили какие-то способы проникнуть внутрь зоны отчуждения, хотя она была по периметру вся обнесена колючей проволокой. Как они делали это, остается загадкой. Когда мы объясняли, что здесь находиться нельзя, они говорили: «Не трогайте нас, сынки. Здесь родились, здесь и умрем».

Многое от нас скрывали. Например, занижали общий радиационный фон. С этим связана интересная история. Радиационный фон объявляли через определенные промежутки времени по громкой связи. Обычно фон был в норме. Но среди дозиметристов был один прапорщик из Украины, по его сводке всегда фон был значительно выше, чем у других. Его пытались приструнить, но он стоял на своем: я объявляю то, что показывает аппарат. В конце концов его с этой должности убрали.

Длительность командировки определялась тем, как быстро ты набирал критичный уровень радиации. В первое время он составлял 25 рентген. Но это смертельная доза. Практически никто из первых ликвидаторов не дожил до наших дней. Позже, когда туда попал я, уровень был 15 рентген, потом его снизили до 5-6.

Через два месяца, когда замеры показали, что я достиг критического уровня, меня отстранили от работы в зоне. Но домой отправили не сразу, а после того, как пришла смена.

По возвращении я проработал на заводе еще два года. Потом здоровье стало ухудшаться. Появилась вегето-сосудистая дистония, ишемическая болезнь сердца. Мне дали третью группу инвалидности. Завод пришлось оставить. Сейчас я инвалид второй группы. Занимаюсь общественной деятельностью. Руковожу организацией, которая занимается защитой прав чернобыльцев.