Взахлеб я перечитывала еще девчонкой стихотворение К. Симонова «Жди меня». Я как наяву видела, как высокий подтянутый человек входит в комнату и ему на шею бросается женщина. Но «Жди меня» померкло, когда мне в руки попало стихотворение «Если дорог тебе твой дом». Меня просто заворожил патриотизм этого произведения, и желание увидеть автора с каждым днем становилось все сильнее и сильнее. И небеса сделали мне сюрприз.
Были выборы в Верховный Совет СССР, и мы, студенты Литературного института, тоже голосовали на избирательном участке в Переделкино. И вдруг все голосующие подняли головы, и прошел шепот: «Серова! Симонов!». Я от нахлынувших чувств даже забыла подписать бюллетень. «Симонов, Симонов!» — билось мое сердце, и мысленно я читала:
Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня,тот пусть
Скажет: «Повезло».
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Меня окликнули, и я не помню, как я подходила к урне, бросала бюллетень… Поразила меня и красота Валентины Серовой, воспетой великим поэтом Симоновым. День был морозный, шел снег, она была без головного убора, волосы, словно из солнечных лучей, были распущены до плеч. Казалось, ее голубые бездонные глаза занимали все лицо. Первый раз в жизни шубу из чернобурки я видела на ней, она была длинной до пола и накинута на черное платье. Женщина казалась просто совершенством, но я смотрела больше на Симонова. Когда они вышли, я пошла за ними. Они шли медленно, держась за руки. А я шла следом и про себя читала стихотворение Симонова «Если дорог тебе твой дом».
Стихотворение это было написано в 1942 году. В своих воспоминаниях Симонов пишет: «Его я написал под прямым впечатлением июльского приказа Сталина, смысл которого сводился к тому, что отступать дальше некуда, что нужно остановить врага любой, самой беспощадной ценой или погибнуть. Теперь движение жизни представлялось в будущем каким-то прыжком – или перепрыгнуть, или умереть… Именно это чувство — что выбора нет, что или ты убьешь врага, или он убьет тебя — подтолкнуло меня к столу и буквально заставило написать эти стихи.
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским
выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке
качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом,
с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный
дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист
топтал,
Чтоб он сел за
дедовский стол
И деревья в саду сломал…
Если мать тебе дорога –
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно
щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист,
к ней постоем став,
По щекам
морщинистым бил,
Косу на руку намотав…
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских
снегах…
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел — так ее любил,
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем
Обнаженную на полу…
Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты,
жену и мать,
Все, что Родиной мы зовем,
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Помолчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом,
где жил,
Своей родиной не зови…
Потом, наверное, через лет пятнадцать, мы с Мусой были в Переделкино, я снова увидела Симонова. Он заходил в наш коттедж, и я узнала, что здесь отдыхает его мать, которую он навещает чуть ли не через день. В один из таких дней писатели-отдыхающие попросили его устроить встречу. Ему задавали много вопросов, на которые он охотно и обстоятельно отвечал, а потом некоторые женщины читали его стихи из книги «Жди меня». Но ни один человек не упомянул о нашумевшем и названном солдатами «Катюшей» стихотворении «Если дорог тебе твой дом». Я не выдержала, вышла, прочитала его наизусть и рассказала историю его создания. Все были удивлены, а больше всех сам Симонов.
«Если дорог тебе твой дом», действительно, со дня напечатания стало программным. Позднее Алексей Сурков вспоминал, что через несколько дней, при штурме одной высоты в карманах убитых и раненых наших солдат нашли эти стихи, написанные карандашом.
Я бы сказала, что и сегодня они очень актуальны… И это стихотворение стало как бы невидимым мостиком от моего сердца к сердцу поэта-патриота Симонова. Я всегда следила за его творчеством. По его стихам видно, что боль войны, скорбь по погибшим боевым друзьям навечно остались с ним. Этому свидетельствует и стихотворение, посвященное Суркову:
Ты помнишь, Алеша,
дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные
злые дожди,
Как кринки несли
нам усталые женщины,
Прижав, как детей,
от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали
украдкою,
Как вслед нам шептали:
«Господь вас спаси!» —
И снова себя называли
солдатками,
Как встарь повелось
на великой Руси.
Слезами измеренный чаще,
чем верстами,
Шел тракт, на пригорках
скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с
погостами,
Как будто на них
вся Россия сошлась.
Как будто за каждою
русской околицей,
Крестом своих рук
ограждая живых,
Всем миром сойдясь,
наши прадеды молятся
За в бога не верящих
внуков своих.
Ты знаешь, наверное,
все-таки родина –
Не дом городской,
где я празднично жил,
А эти проселки,
что дедами пройдены,
С простыми крестами
из русских могил.
Не знаю, как ты,
а меня с деревенскою
Дорожной тоской
от села до села,
Со вдовьей слезою
и песнею женскою
Впервые война на
проселках свела.
Ты помнишь, Алеша:
изба под Борисовом,
По мертвому плачущий
девичий крик,
Седая старуха
в салопчике плисовом,
Весь в белом,
как на смерть одетый,
старик.
Ну что им сказать,
чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим
бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха
сказала: «Родимые,
Покуда идите,
мы вас подождем».
«Мы вас подождем!»
— говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!»
— говорили леса.
Ты знаешь, Алеша,
ночами мне кажется,
Что следом за мной
их идут голоса.
По русским обычаям,
только пожарища
На русской земле
раскидав позади,
На наших глазах
умирают товарищи,
По-русски рубаху
рванув на груди.
Нас пули с тобою
пока еще милуют.
Но, трижды поверив,
что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был
за самую милую,
За русскую землю,
где я родился.
За то, что на ней
умереть мне завещано,
Что русская мать нас
на ней родила,
Что, в бой провожая нас,
русская женщина
По-русски три раза
меня обняла.
Правда, после его смерти, с вдовой встретиться мне не удалось, но ее подруга рассказывала, что он завещал, чтобы жена и сын с вертолета развеяли его прах над Смоленщиной, где остались многие его друзья. Так они и поступили. Души однополчан встретились на той земле, за которую они проливали кровь. Правда, были и возмущенные: «Как же Симонов без могилы?». Но я думаю, что он и этим доказал свою преданность однополчанам и родной земле.
Любовь к Родине многие воины выражали не только тем, что они мужественно и самоотверженно воевали, но и тем, что выражали особую сердечную привязанность через свои произведения. Любовь к Родине в ситуации общенациональной трагедии становилась общим импульсом для рождения прекрасных, взятых из глубины страдающего сердца стихотворений и рассказов. Воспевали Отчизну и мужество своего народа, поддерживали в людях веру, что победа непременно будет за нами, что родную землю осквернить фашистам не дадут…
Алексей Сурков – один из тех, в ком ненависть к врагу раскрывала великого поэта. Его стихи, написанные в окопах, в перерывах между боями, вошли в вечность.
Видно, выписал писарь
мне дальний билет,
Отправляя впервой на войну.
На четвертой войне,
с восемнадцати лет,
Я солдатскую лямку тяну.
Череда лихолетий
текла надо мной,
От полночных
пожаров красна.
Не видал я, как юность
прошла стороной,
Как легла на виски седина.
И от пуль невредим,
и жарой не палим,
Прохожу я по кромке огня.
Видно, мать непомерным
страданьем своим
Откупила у смерти меня.
Испытало нас время
свинцом и огнем.
Стали нервы железу
под стать.
Победим. И вернемся.
И радость вернем.
И сумеем за все
наверстать.
Неспроста к нам
приходят неясные сны
Про счастливый
и солнечный край.
После долгих ненастий
недужной весны
Ждет и нас
ослепительный май.
Какой сильной должна быть любовь к Родине у солдата, чтобы так уверенно сказать народу:
После долгих ненастий
недужной весны
Ждет и нас
ослепительный май.
Да так оно и было! Здесь Сурков оказался не только воином, поэтом, но и пророком – победа пришла к нам именно в мае. Сколько глубоких мыслей, человеческих переживаний вложено в маленькое стихотворение «Человек склонился над водой»:
Человек склонился над водой
И увидел вдруг, что он седой.
Человеку было двадцать лет.
Над лесным ручьем
он дал обет:
Беспощадно,
яростно казнить
Тех убийц, что рвутся
на восток.
Кто его посмеет обвинить,
Если будет он
в бою жесток?
Они и были жестокими к врагу – те, которые стали седыми в свои двадцать лет, переживая за свой дом, за свою Родину, за свою любовь.
Стихотворение Суркова «Бьется в тесной печурке огонь» вошло в золотой фонд военной литературы; его и сегодня поют с таким же вдохновением, как и многие десятилетия после войны и как пели в первые дни его появления в землянках. Говорят, что разлука гасит маленькую любовь, а большую разжигает сильнее. Под свинцовым дождем войны возносились имена любимых, которые согревали в стужу, умножали мужество и вдохновляли на подвиги.
Бьется в тесной
печурке огонь.
На поленьях смола,
как слеза,
И поет мне в землянке
гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных
полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой
голос живой.
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне
дойти нелегко,
А до смерти – четыре шага.
Пой, гармоника,
вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной
землянке тепло
От моей негасимой любви.
Бессмертен подвиг солдата, давшего нам мирное небо над головой, и также бессмертен подвиг поэта, создавшего памятники мужества, верности, патриотизма и любви! Всем вьюгам назло, всем смертям назло горят сердца наших поэтов в их бессмертных стихах, показывая нам пример истиной любви и патриотизма.