Горжусь своей судьбой

— Я ведь стал рабочим в пятнадцать лет, – вспоминает Магомед-Рамазан Магомедович. – Помню, меня взяли на завод с трудом, после хлопот моего дяди Бадрудина Муслимова, работавшего мастером и сыгравшего большую роль в моей судьбе, ставшего для меня наставником на всю жизнь.

Для меня тогда все было необычно – огромный коллектив, более двенадцати тысяч человек, современные станки, требующие высокой квалификации. Первое время я, паренек из сельской глубинки, никак не мог привыкнуть к шумному рабочему коллективу. Наш-то род из Цовкра-1, а я родился в Новокули, тогда это был колхоз им. Ленина Новолакского района. Здесь же закончил восемь классов. Помню, отец работал председателем колхоза, парторгом. Но мать часто болела, а детей было шестеро. И тогда родители решили переехать в Каспийск, рабочий город, чтобы быть поближе к городской медицине, да и нам, детям, хотели создать условия для учёбы.

Почему я оказался на заводе? Хотелось поддержать семью, а еще почувствовать себя рабочей косточкой, тогда ведь рабочий человек был на виду, гегемоном. Помню, старожилы завода рассказывали, как появились первые палатки строителей Двигательстроя. А уже через пять лет на берегу Каспия воздвигли современный по тем временам завод, выпускавший мощные морские торпеды. Мы не просто работали, а крепили обороноспособность своей страны. Тепловая электростанция, самотечный водовод от Бекенеза, испытательная станция, уникальный образец строительства в морских глубинах. Шло интенсивное обновление цехов, завод помимо военной осваивал производство гражданской продукции, тогда же стали внедряться передовые технологии, новые образцы торпедной техники. Такое совершенствование теории, практики, конструирования позволило заводу «Дагдизель» за короткие сроки занять ведущее место среди аналогичных предприятий оборонки.

Можно сказать, я прирос к заводской славе, к традициям, заболел оборонкой, о которой тогда мало что знал. Работать здесь считалось престижно, высокая квалификация рабочего человека оплачивалась по самым высоким тарифам. И мы, заводчане, гордились, что работаем на знаменитом заводе, создавали рабочие династии.

Вот так и наша семья прошла через завод. Я как самый старший приводил своих братьев, сестер сюда, отца устроил в заводскую охрану. Можно сказать, заводские университеты пошли на пользу нашей семье. Уже работая на заводе, встретил и свою будущую жену Сарижат, она была из нашего села. Поженились мы еще перед армией, да так и живем до сих пор. В свое время я привел ее на завод. И она проработала здесь 25 лет, а ушла по болезни, а то и сейчас бы трудилась вместе со мной. Да что там говорить, завод стал для каждого из нас одной большой семьей. Это трудно объяснить словами, но общее дело, дух здорового соперничества, соцсоревнование, все это так объединяло. Коллективизм, чувство ответственности за товарища – это ведь все было по-настоящему.

Вот и заводской профсоюз тогда был реальной силой, а рабочие могли получить путевку на лучшие курорты страны. Помню, как я гордился тем, что мой портрет висит на заводской Доске почета. Знаете, как это подстегивало, заставляло трудиться еще лучше, осваивать станки с программным управлением, браться за учебники, чтобы продолжить обучение дальше. Это было счастьем.

Трудовой народ тогда был защищен, обеспечен социальными гарантиями, бесплатными квартирами, путевками, детсадами, образованием, медициной. Да что там говорить. Многие до сих пор вспоминают то время как золотой век. Да, трудностей и тогда хватало. Но мы были уверены в завтрашнем дне, а молодежь могла найти себе применение на производстве, в науке, сельском хозяйстве.

К чему это я? Человек труда не был унижен, его не оптимизировали, не сокращали, не оставляли без куска хлеба. Попробуй тогда уволь человека. Профсоюз вставал горой за него. И руководитель мог получить выговор за то, что допустил подобное.

Но, знаете, на самом деле человеку ведь немного нужно для счастья. Но когда мы вдруг оказались в капитализме, я пришел в ужас от того, во что превратился человек, был поражен его неуёмной жадностью, жестокостью, хищнической сущностью, когда он терял совесть, на задумываясь над тем, что о нем думают его друзья, соседи, близкие. Это время оказалось жестоким для основной части населения. Мы перестали ощущать заботу о себе, а наши дети оказались в еще более жестких условиях: без работы, трудоустройства. Помню, в лучшие времена на нашем заводе работало до 12 тысяч человек, а сегодня многие цеха закрыты, люди сокращены, а число рабочих не превышает двух с половиной тысяч. Станки старой модификации, работа сдельная, зарплата у рабочих со стажем, опытных фрезеровщиков 18 тысяч.

Сегодня, хотя и не в прежних масштабах, мы выполняем оборонзаказы, выпускаем гражданскую продукцию. Да, соглашусь, многое изменилось, экономика нынче не плановая, а рыночная. А я все чаще вспоминаю, как работал бригадиром комплексной бригады, как учитывался коэффициент трудового участия, как строго соблюдались производственные нормативы. Это давало такой стимул для работы, что мы из раза в раз выходили в передовые. А это ни с чем не сравнимое счастье. Может, и плохо это по нынешним временам, а я считаю, что Совет трудового коллектива, который я возглавлял, заводской профсоюзный комитет были силой. И тогда, в прежние времена, завод был завален работой, а мы работали на страны Варшавского договора и были обеспечены заказами оборонки на много лет вперед.

Я часто вспоминаю прошлое, и иной раз даже не верится, что существовала другая, наполненная радостью труда жизнь. Но мы, заводчане, люди закаленные и не теряем духа. Мечтаем о расширении производственных цехов, выпуске военной продукции, судовых, шлюпочных дизелей. Конечно, заводу нужны свежие силы, ведь в перестроечные годы многие профессиональные кадры выехали за пределы республики. Тогда мы впервые ощутили брешь в специалистах и задавали приезжим кураторам острые вопросы, касающиеся обороноспособности страны, выпускаемой продукции.

Затяжные процессы в экономике страны, лихорадившие промышленное, военное производство, отражались как на судьбе завода, так и на нас, рабочих. Самое главное – из нашей жизни стали уходить коллективизм, чувство товарищества, единого организма. Это ведь не просто слова, это то, на чем держится любое предприятие, любое дело, строишь ли ты корабли или изготавливаешь торпеды. Меня поймет каждый, кто знает, что такое производство, завод. Вижу, как некогда сильные предприятия нашей республики распадаются или живут от одного тендера до другого. А некогда мощные заводские площадки уходят под торговые центры, многоэтажки, офисы.

И мне обидно за рабочего человека, хотя вроде как возрождаются конкурсы рабочих профессий, их популяризируют. Но ведь каждое дело должно подкрепляться реальной поддержкой «рабочих проектов».

Сегодня молодежь не хочет идти на производство и работать за 12-15 тысяч рублей. И я могу ее понять. Любая молодая семья нуждается в квартире, а попробуй возьми ипотеку при такой зарплате. Да это кабала на всю жизнь. А потом мы удивляемся, что молодые предпочитают жить другой жизнью, ищут счастья на стороне. Я много думаю над этим. И мне небезразлично, кто придет нам на смену. Значит, надо в семье как можно чаще говорить о будущем своего народа, республики. И каждый молодой дагестанец должен знать, что от его усилий зависит будущее Дагестана.

Нет, не все зависит от того, богат ты или беден, надо знать, что жертвовать малым во имя большого – дело каждого. Вот моя семья много лет прожила в малосемейке. И я не успел до развала страны получить квартиру. Мы долго думали над тем, что делать. Собрали семейный совет. Дочь Диана предложила взять ипотеку. Трудно, конечно, пришлось, да и купить мы смогли только распашонку. Но и этому были рады. А мечтали о домике, хотя бы небольшом. Да куда там, каждый участок сегодня стоит не меньше миллиона. Так я, знаете, до чего додумался? У наших друзей большой земельный участок. И я предложил им посадить здесь сад, а урожаем пользоваться на паях. И чего я только не посадил: грушу, яблоню, вишню, абрикос, гранат, сливу – всего не перечесть. Так я стараюсь отвлекаться от дум о своем заводе, о том, как жить дальше. А еще я заядлый рыбак. И неважно, что там ловится. Главное, посидеть утром возле моря, поразмышлять, пообщаться с такими же, как и я, рыболовами для души. Я смеюсь, говорю своей Сарижат, дочке, ваш отец нашел себе дело по душе. Такой вот досуг я себе придумал.

Часто думаю в последнее время: не зря ли я прожил, все ли успел. И мне кажется, что я могу гордиться своей судьбой. И по сей день продолжаю работать на своем заводе, без которого, точно знаю, не выживу. И дело не только в моей зарплате, но и в том, что с производством связаны моя биография, круг друзей, с которыми я могу обсудить наши заводские дела, планы. Это для меня как живая вода, дающая силы жить и трудиться.

Новый генеральный директор Владимир Дудчак обещает стабильные оборонзаказы, модернизацию производства, без чего немыслима современная промышленность. Я верю ему, вижу, как он переживает за завод, который для меня – родной дом, стены его словно дышат, помнят и ждут помощи и прежнего рабочего многоголосия.

Что ж, я ни на кого не в обиде. У меня немало заводских грамот, благодарностей, о каждой могу многое рассказать, вспомнить, как меня поздравляли друзья, коллеги. А жена шутит, что грамоты есть, уважение есть, а проработал пятьдесят лет на заводе, так и не став ветераном труда. Но разве этим измеряется жизнь, работа? А домашние снова шутят: неужели не заслужил ты медали за бессменную вахту, бессонные ночи, за работу не по графику? Ты ведь работал, не жаловался, говорил: так нужно заводу.

По правде сказать, каждое доброе слово, каждый знак внимания для человека труда дорогого стоят. А мне очень хочется, чтобы вернулись былая слава завода, уважение к простому работяге. Это ведь винтик большого государства, что вертит его механизм. Без нас, сами знаете, никуда.