Когда деньги сыплются без счёта

Деньги на всё это сыпались чуть ли не без счета, и дельцам всякого рода открылось широкое поле для проявления талантов «строительных», а еще более разрушительных и меркантильных. Какое раздолье было тогда в Дагестане разным инженерам и подрядчикам!

По местным рассказам, некоторые здания обходились казне в 4 и даже в 6 раз дороже действительной их стоимости. Более 3 миллионов рублей поглотили только два крошечных укрепления в Гунибе и Хунзахе и почти столько же один Пет­ровский мол! Непосредственные орудователи этих дел оказались, словом, настолько на высоте своего призвания, что творили не патриотические подвиги, конечно, но просто чудеса в деле наживы, и если не оправдали чьих-либо ожиданий, то в солидной мере удовлетворили свои мечты и вожделения. Из богатой хроники этих назидательных чудес сохраним потомству следующее.

Львиная доля тогдашних дагестанских построек выпала на одного инженера, которого вообще рисуют человеком «себе на уме», молчаливым и недоступным обыкновенно, но едко остроумным и циничным в откровенном разговоре. Говорят, что в одну из таких редких минут он произнес, между прочим, такую фразу:

«Начиная с самой природы, всё окружающее так здесь наивно, что нужно быть безумным, чтобы сыграть свою роль, что называется, «ни в чью». Полагаю, что этого со мною не будет. Не мудрствуя лукаво, я преследую цель совершенно неголоволомную – сидеть в этих трущобах до тех пор, пока не почувствую в кармане хоть один миллиончик, но уже целенький».

Почувствовал ли этот господин «целенький» – Аллах лучше знает, но что после Дагестана он воздвиг на лучшей улице Тифлиса целый дворец, да притом прекрасной постройки, это все ведают. Оказывается, к сожалению, что и свое уменье прекрасно строить инженер приберег всецело для дворца, нисколько не прилагая его хотя бы к батареям и казармам Гуниба, полагая, конечно, что грубые солдаты и чугунные пушки одинаково бесчувственны ко всяким красотам и удобствам…

Но суть не в этом. Современные крепости, имеющие в виду разрушительную силу чудовищных орудий, правда, не бьют на внешнее впечатление, подобно военным сооружениям римлян или эпохи рыцарской; напротив, они поражают атакующего, оставаясь почти невидимками для того, чтобы представить собою возможно меньшую цель. Совершенно иного типа должны быть укрепления в Дагестане, где возможен только один противник – восставшие горцы, люди с допотопным вооружением и без артиллерии. Подобный противник может овладеть укреплением только открытым нападением, приступом, причем почти всё дело сводится к высоте стен и к грозному впечатлению их внешнего вида, который должен отнять всякую охоту идти на приступ. Посмот­рите же теперь, какое впечатление производит даже Гуниб, этот важнейший русский оплот в Дагестане, не говорим – на воинственных горцев, но даже на человека совершенно не военного, на беспристрастного русского туриста, которого мы только что назвали.

«Стены цитадели, – говорит он, – не высоки и не крепки; даже нетехнику видно, что сунь хорошенько бревно в эту мнимую твердыню – и она вся полетит к черту. Крупные неотесаные камни сложены кое-как и связаны, по-видимому, глиной, а не известью. Да и высота стен не внушительна: один станет на плечо другому – и спокойно перелезут внутрь крепости. А самая ничтожная пушчонка с одного выстрела разнесет эту жалкую ограду, годную для ограждения скотного двора или виноградника, но уже никак не для защиты главного боевого центра Дагестана.

«Солдатики, с которыми мы разговаривали в цитадели, со смехом рассказывали нам, как в последнее восстание, когда горцы 72 дня держали в блокаде Гуниб, при каждом выстреле вылетала вся амбразура, из которой высовывалась пушка и дождем сыпались камни стены. А между тем, по рассказам, постройка крошечного Гунибского укрепления стоила до полутора миллиона рублей!

«Инженер, строивший Гуниб, как уверяли меня офицеры цитадели, строил и Карадагское укрепление, и Хунзах, и много других. Он же взял подряд на устройство морской пристани в Петровске. Море, незримо поглощающее камни и деньги, как известно, – самый лучший союзник техников из школы подобных господ».

В «союзе» с тем же Каспием другой инженер, еще ранее предыдущего, столь же успешно подвизался в том же Петровске и над тем же портом. Рассказывают, что он взял здесь подряд на постройку мола, представив смету на какие-то 750 тысяч, в то время когда другие претенденты оценивали сооружение чуть ли не вдвое дороже.

– Помилуйте, – говорят ему, – да разве можно вывести такой мол даже за миллион?!

– Нет. Я больше чем уверен, что нельзя, – отвечает инженер с невозмутимым спокойствием.

– Так как же, в чем же дело?

– А дело, видите ли, в том, что с вашим недоумением и с подобным наивным пониманием строительного «искусства» вы ничего серьезного не создадите в наше время. Это раз. А во-вторых, и это, конечно, главное, казна никогда не откажется от дела, на которое уже ухлопала многие сотни тысяч, в особенности когда дело это государственной важности. 750 тысяч – цифра произвольная; я ее выставил только для того, чтобы заполучить постройку в свои руки, а остальное – дело будущего, быть может, туманного для вас, но более чем ясного для меня.

Инженер рассчитал верно. Мол, говорят, съел чуть ли не трижды 750 тысяч, из коих, надо думать, за 350 тысяч купил в Петербурге, на Английской набережной, роскошный дом. По этому поводу, в блаженной памяти «Искре» (сатирический журнал с картинками (1859–1873), кажется, в 1870 году появилась заметка, гласившая приблизительно следующее:

«Строительное искусство делает столь громадные успехи на наших окраинах, что один инженер заложил фундамент на берегу Каспия, а здание выросло на берегу Невы».

Но оставим эту сферу остро­умия и возвратимся к скромному Карадагу, который служит, между прочим, исходным пунктом так называемой Аваро-Кахетинской дороги, имеющей огромное значение для мирного развития нагорных дагестанцев…

Так, надо полагать, думало и высшее начальство Кавказа, приступив еще в 1860-х годах к проложению Аваро-Кахетинской дороги, которая начинается у Карадага и, служа продолжением уже существующей дороги из Шуры, должна была идти вверх по Аварскому Койсу и, перевалив затем через хребет, выйти к одному из пунктов Алазанской долины. К сожалению, проект этот остался неосуществленным. Первые 50 верст дороги были проведены довольно быстро, а затем ее почему-то бросили, и в таком виде она существует неизменно почти 20 лет, служа единственно для наездов в кои веки заведующего ею инженера.

Но период забвения, кажется, минул теперь бесповоротно для этого предприятия, весьма важного в военном отношении и насущного для дагестанцев. Вопрос об Аваро-Кахетинской дороге поднят снова и настолько серьезно, что осуществление ее, думается, уже в недалеком будущем перейдет в область свершившихся фактов.