На годекане у Расула

Грустная история

Мы возвращались с похорон известного в Дагестане юмориста, фельетониста, великолепного рассказчика, нашего друга Александра Грача (Гершеновича). Расул был расстроен и, чтобы не остаться наедине с собой, попросил Петра Малаева, Ислама Казиева и меня сесть в его машину.

В те дни мы почти ежедневно бывали с Расулом и очень гордились этим. Он почему-то называл нас авангардистами и часто делился своими мыслями о литературе. Жаль только, что никаких дневниковых записей мы не вели и, как все молодые люди, были самонадеянны, полагаясь лишь на память.

В машине разговор не клеился, и Расул предложил все же помянуть Сашу в «Восьмистишиях». В кафе у Яши не было ни души, но мы пробрались в заднюю комнату и, как обычно, разместились на ящиках из-под спиртного. Яша, хорошо знавший Грача, тоже был предупредительно тих и вежлив.

Когда выпили бутылку коньяка, закусывая овечьим сыром, Расул спросил:

– Еще одну?

Но вместо ответа на конкретный вопрос Ислам выдал неожиданную и довольно неуместную в данной обстановке мысль:

– Расул Гамзатович, а что если на дне каждого стакана сделать надпись: «Берегите друзей!».

Расулу предложение Ислама не понравилось. Он недовольно что-то пробурчал себе под нос и предложил:

– Саша не был сторонником трагедий, он был юмористом. Чего это мы скисли все? Давайте вспомним его любимые анекдоты.

Мы вспоминали, рассказывали, поправляя друг друга, уточняя, где, когда и при каких обстоятельствах все происходило, и потихоньку вошли в жанр Грача. Но это продолжалось недолго – всё же печаль, рожденная потерей, была больше воспоминаний о весёлом.

– Янус, хоть и бог, но всё же двуликий, – сказал Расул, – он не наш.

Преимущество высоты

В 70-е годы прошлого века (как легко мы стали произносить эти слова – прошлый век) популярность Расула была настолько широка, а уровень доверия настолько высок, что простое личное знакомство с ним почиталось окружающими как какая-то привилегия и даже избранность.

Однажды на курсах редакторов молодежных изданий Советского Союза (а таких изданий было тогда более полутора сотен) в конце своей встречи с нами главный редактор издательства «Молодая гвардия» Ганичев вдруг спросил:

– А кто здесь из Дагестана?

– Это я, – представился ваш покорный слуга.

– Звонил Расул Гамзатович, просил, чтобы вы зашли к нему сегодня вечером в пять часов. Не забудьте, я обещал ему обязательно вас найти.

Реакция моих коллег была потрясающей – я сразу сделался именитостью. Естественно, посыпались просьбы насчет автографов. А редактор молодежной газеты из Чечено-Ингушетии Юша Айдаев решительно сказал:

– Я иду с тобой, выполняй свое давнее обещание – познакомь меня с Расулом.

И вот ровно в пять вечера мы были на Новом Арбате, в доме, где на 18-м этаже Расул недавно получил двухкомнатную квартиру.

Причина столь срочного вызова оказалась очень простой. На день раньше в Москву должна была прилететь жена Расула Патимат, но она по какой-то причине задерживалась на неделю в Махачкале. А Расул недавно был на приеме у академика Александра Вишневского и пригласил его к себе на ужин.

– Академик медицины, генерал-полковник, главный хирург Советской Армии, – скороговоркой начал перечислять Расул регалии и должности Вишневского. – А я здесь один. Через час придет. Что будем делать?

– А что есть на стол? – спросил я, направляясь к холодильнику. – Чего не хватает, закажем где-нибудь в ресторане.

Но положение оказалось не столь безнадежным. В холодильнике было почти всё для чисто мужской компании: балык, черная икра, сыр, бараньи ребра – килограмма два – и спиртное – две бутылки водки и штоф виски.

– Не хватает только овощей и свежего хлеба, – сказал я и посмотрел на Юшу Айдаева. Тот сразу удалился к лифту, а я – к плите готовить баранину.

К приходу академика мы победно смотрели друг на друга, как полководцы, убежденные в неуязвимости своих оборонительных позиций.

Вишневский оказался простым в общении, обаятельным человеком и сразу со всеми перешел на «ты».

– За сервировку стола – Нобелевскую премию, – сказал он. – Просто, скромно, но в этой скромности и простоте всё великолепие.

Когда я вынул бутылки, у Расула возникли сомнения насчет отношения академика к спиртному: а вдруг он окажется медиком-моралистом?
И поэтому как-то неловко начал издалека:

– Александр Александрович, а как насчет этого? — он показал классический мужской жест: щелчок где-то между шеей и горлом. – Как медицина нынче смотрит?..

– Расул, – сразу с жаром начал академик, – ты представь себе врача, который в течение рабочей недели находится в стрессовой среде. Среди болячек и болей, среди взволнованных и нервных больных. Нормальный врач не может привыкнуть к чужой боли! Он все эти боли переносит на себя, и к концу недели это просто стрессовый мешок, готовый взорваться. А чем снять? Чем, скажи? Я другого способа не знаю.

– А ты, молодой человек, – обратился он ко мне, – убери эту мелкую посуду и поставь на стол что-нибудь более емкое.

С этими словами он сам вытащил из горки солидных размеров бокал, налил до краев холодной водки и залпом выпил. Потом перевернул вверх дном и поставил на тарелку.

– А закусь отменная! Водка и черная икра – и через час никаких следов стресса! Вот и всё.

Разговор оживился, мы перескакивали с одной темы на другую, пока Юша вдруг неожиданно не спросил:

– Расул Гамзатович, а почему вам квартиру выделили на 18-м этаже? Ниже не могли, что ли?

– Да, да, – поддержал его академик, – действительно. Ведь лифт – ненадежный транспорт…

– Куда смотрел председатель Союза писателей Сергей Михалков? — продолжил ободренный академиком Юша.

– Мне квартиру выделял не Союз писателей, – начал оправдывать Михалкова Расул, – а Моссовет. А если бы выделял Михалков, то ему бы невыгодно было поселять меня так высоко. Идемте со мной, – сказал он и вышел на балкон. – Посмотрите вниз. Вот видите? Если этот дядя Степа в Союзе писателей с вершины своего роста привык смотреть на нас сверху вниз, то отсюда, с моего балкона, он кажется вот таким, – он показал мизинец. – Однако и на этом совпадение наших интересов не завершается. Он автор гимна Страны Советов, а я – гимна страны Любви. Мы с ним – гимнисты и должны поддерживать друг друга.

Поправка Расула

Помните, каждые 5–6 лет, но не реже, чем смена руководителя страны, у нас выходили великолепные книги «Мудрые мысли»? В них были собраны разделённые по рубрикам или главкам высказывания великих мыслителей от Аристотеля до Гегеля, мудрецов недавнего прошлого и даже наших дней.

В наши дни, правда, чаще всего в этот ранг попадали лишь руководители страны – от Ленина до Брежнева включительно. Но книги эти всегда пополнялись то краткими строгими, то пространными и назидательными, а иногда ироничными и даже циничными мудростями.

О рождении одной такой мысли, которая, по-моему, должна быть внесена в анналы юмористических мудростей и которая до сих пор не имела официальной публикации, хочу рассказать.

Как-то, когда мы были в гостях у Магомеда Сулиманова, на лестничной площадке, где располагалась его квартира, разгорелся скандал. Сквозь дверь слышны были крикливый, доходящий до фальцета, женский голос и не менее громкий бас. Магомед, вслед за ним Расул и я кинулись к двери. Оказалось, на «поле брани» вышли соседи Магомеда — муж и жена. «Сеча» протекала с переменным успехом. Аргументы были обычные, давно узаконенные в таких случаях: «Ты сам!..», «А ты сама!..» и т. д.
и т. п.

Магомед активно вмешался в побоище, заняв вначале нейтральную позицию между противниками, но мужская солидарность, видимо, существенно повлияла на него, и он потихоньку стал нарушать нейтралитет, что, естественно, было замечено женщиной.

– Брось ты защищать его, – обратилась она к Магомеду. – Хотя, я знаю, у тебя других мыслей и не может быть!

– Почему? – возмутился Магомед.

– Потому что вы, мужики, все одинаковы!

– Да, да! – не остался в долгу Магомед. – Ваша беда именно в том и заключается, что вы думаете, что мы все одинаковы! Это и есть ваша беда!

И, повернувшись к нам, завел нас обратно в квартиру и, торжествующе оглядев всех в прихожей, с пафосом произнес:

– Видели, как я ее припечатал, а? «Ваша беда в том, что вы думаете, что мы, мужчины, все одинаковы».

– Нет, – сказал Расул, – эта мысль, чтобы быть завершенной, требует поправки: «Наша беда заключается в том, что мы думаем, что все вы, женщины, разные».

Вот так родилась эта ироничная и мудрая мысль.