Нонче не то, что давеча

«Вот она – жисть! – в голову подумал Абдулпатахыч, скосив глаза на бутыль с первачом. – Давеча день прошёл складно, а чаво нонче мне боженька обещает?»

Боженька, судя по всему, и нонче не собирался скупиться. Фермер бодро вышел во двор, намётанным глазом осмотрел в загоне скотинку. Бурёнка замычала мажорную руладу, бугай копытцем сковырнул матушку-землицу, а козёл боднул Кособукина.

— Ну будет, будет тебе, рогоносец, – ласково погладил фермер свою рогатую живность. – Уж покормлю морковкой с хреном, не сумлевайся!

Козёл заблеял в режиме «форте», пошевелил куцым хвостиком, а затем, выпучив свои озорные глаза сатира, долбанул рогами мухортого конягу – работягу Кособукина. Старая вражда могла вспыхнуть с новой силой, и Абдулпатахыч, дабы избежать смертоубийства, развел враждующие стороны по углам загона.

А вражда эта была порождена неистребимой ревностью козла Никодима и мухортого жеребца Джабраила, возникшей в отношениях с хозяином. Никодим считал, что Абдулпатахыч его любит больше соперника, а Джабраил был уверен, что фермер уважает его больше. Для Кособукина вопрос этот был скорее прагматический, чем философский: кто усерднее старался, того сытнее и кормил.

Чтобы прекратить затянувшуюся баталию, хозяин грешным делом даже хотел прирезать бодливого козла. К тому же привычка Никодима здороваться с ним ударом рогами в мотню тоже наводила на размышления. Но мужская солидарность взяла верх, и козёл продолжал наслаждаться своей парнокопытной жизнью.

День шёл своим чередом. Кособукин, управившись с хозяйством, хотел было уже заглянуть к своей зазнобушке Пелагее Квамба – фермерше, хозяйствовавшей по соседству. Бывшая гражданка республики Конго, она туристкой приехала в российскую глубинку и некоторым образом отстала от группы и осталась жить тут, поменяв имя Мелисса на Пелагею.

— Ну что ты упрямишься? – говорил ей Абдулпатахыч, любуясь аспидно-матовой кожей дамы сердца, – это даже не звучит: Пелагея Квамба! Пелагея Кособукина – совсем другой коленкор…

Но Квамба каждый раз беззлобно выпроваживала распоясавшегося продукта любви кавказца и казачки из сеновала и говорила:

— Давай сначала разберись со своими банковскими кредитами, а потом и женихайся…

И вот, надо же, Кособукин уже двинулся было в сторону соседней фермы, как подкатил внедорожник, из которого вышел банковский служащий с бумагами в руках. В нутре фермера что-то забухало и загремело: зачем он только согласился на эти 25 процентов?! Вот в Европе даже 2-3 процента считается много.

— Но ты живёшь не в Европе, уважаемый, а на стыке Европы и Азии, – говорит банкир.

— Азии! – возмутился Кособукин. – Азиат Чингис-хан брал шкурами, «ясак» назывался. Живодёры!

— Вахрамей Абдулпатахович, вот договор, вот ваша подпись под ним, вот 25%, а вот «Мицубиши-Паджеро», где сидят судебные исполнители, коллекторы и киллеры…

Из внедорожника вышла целая ватага мордоворотов в кожаных куртках. «М-да, – подумал Абдулпатахыч, – нонче не то, что давеча. Но чаво же мне с ними делать? Валлах, настоящий вах буго!». В Кособукине начали шевелиться гены горца.

Тут он заметил, что в их сторону из соседней фермы двинулась гренадерская фигура Пелагеи Квамба. В руках у неё был винчестер, а в атмосфере опять ядрено запахло чабрецом.

— Милашки, даю вам пять минут на сборы, – заявляет фермерша, оттягивая затвор убойного оружия. – Ещё раз здесь появитесь, вам не помогут ни Европа, ни Азия…

Когда непрошеные гости стали ретироваться, из загона выскакивают Никодим с Джабраилом – соперники почувствовали, что их хозяину грозит какая-то неприятность, и пустили в ход рога и копыта.

Когда «Мицубиши-Паджеро» растворился в степном мареве, Мелисса Квамба заявила подоспевшим репортёрам сайта meli Emelia:

— Теперича я Пелагея Кособукина!

Бывший холостяк Вахрамей Абдулпатахович Кособукин тут же угостил козла Никодима морковкой с хреном, а жеребца Джабраила овсом, смоченным в перваче.