Он, она и их кофе

Еще вчера утром квартира была такой же, как последние года полтора. Даже в реанимации обитало больше бактерий – она была фанатичной чистюлей. Сейчас же его небольшая двушка была похожа на обычную холостяцкую берлогу: на столе стояла батарея опустошенных бутылок из-под коньяка, две переполненные пепельницы жутко пахли. А ведь прежде он никогда не курил дома – не терпел посторонних запахов в квартире, да и она презирала его привычку пичкать себя никотином, с улыбкой говоря каждый раз, что это еще большая его слабость, чем она сама.

Такого похмелья у него никогда не было. Вчера вечером здесь было шумно: он позвал самых близких  друзей. На повестке его тоскливой пятницы была одна программа – избавиться от психологического похмелья по ней, заработав другое – алкогольное. Знал, что сегодня будет хуже, но не знал, что настолько. Вчера всю пьяную ночь ему казалось, что нет ничего легче, чем напрочь избавиться от всего, что с ней связывало все эти полтора года, но отвратительный кофе, сваренный самостоятельно, страшная тоска и щемящее сердце вернули его в утро пятницы, когда вся его размеренная жизнь стала рушиться.

Он только сказал, что хочет подождать немного, сделать выводы для себя, да и ей стоит подумать, нужен ли ей любитель традиционных пятничных встреч с друзьями в баре, большой охотник поглазеть на красивых женщин и время от времени уходящий в себя? Нет, она не предлагала ему себя в жены, он сам затеял этот идиотский разговор о планах на будущее. Ему почему-то показалось, что настало время. В ее весенних светло-серых глазах, в которых всегда было  тепло и уютно, никогда не было и намека на «давай поженимся». В его же темно-карих круглый год жила зима. Он не был занудой, но чаще оставался большой букой, чем весело хохотал. Говорил мало, но, если шутил, она всегда так заразительно и от души смеялась, что и его заражала этим звонким смехом. Ее реакция веселила его больше, чем сама шутка. И вчера утром здесь, завтракая с ней в последний раз, он все испортил.

Эта тишина… Она вгрызалась в мозг, который пульсировал и набатом отдавал в грудь. Чертов коньяк и чертов кофе! Что такого она с ним  делала, что каждую субботу после очередной посиделки с друзьями она воскрешала его, готовя кофе так, как могла только она? Он гнал мысль о том, что дело было вовсе не в бодрящем напитке, а в ее особой ауре, в том тепле, которое он почувствовал в магазине, когда они одновременно потянулись за одной пачкой кофе. Она писала подруге, глядя в мобильник, и случайно положила свою руку на его. Его обожгло. «Простите», — сказала она и резко отдернула ладошку. Он содрогнулся и понял, что его реакция не осталась незамеченной.

– Все в порядке? – спросила она, улыбнувшись.

– Тоже любите этот сорт? – Его голос звучал по-другому – хрипло и как-то испуганно, что ли. Что за чертовщина? «Соберись,тряпка», – сказал он себе, но понял, что пока впечатление от поглощения в глубину ее огромных глаз скрыть ему не удается.

– Вечно его пью, – она взяла пачку с прилавка и протянула ему. – Вкусный, правда?

– Если умеешь его варить, – он опять бубнил из глубины души.

– Я тоже поначалу травилась, потом подруга научила. Это то немногое, что я готовлю хорошо. – Она бросила пачку кофе в корзину, подняла на него глаза и озорно хихикнула.

Ее открытость и непосредственность  его просто поразили. Он тяжело сходился с новыми людьми, и, когда кто-то пытался с ним «зашоколадить», как он любил выражаться, он всегда удивлялся желанию людей заводить разговор с незнакомцами. Но до этих пор он не знал ее. Хотя нет, в тот морозный день полтора года назад он вдруг почувствовал, что знает ее столь же долго, сколько она пьет их любимый сорт кофе, – вечно.

Когда он подошел к кассе, она уже спешно выходила из магазина. Автоматические двери раскрылись, ее маленькая фигурка скользнула в них, и ее тут же заснежило. Ему как-то сразу стало одиноко в этом огромном магазине среди толпы снующих холодных людей. А в ней жила весна.

Оставив покупки, он выбежал на улицу. Ее и след простыл. Снова отругав себя уже за нерасторопность, он плюхнулся в водительское кресло, включил двигатель и тронулся к дому. На ближайшей остановке она стояла, кутаясь в свое пальтишко. Пакет с содержимым трясся в ее маленьких тонких ручках. Он резко нажал на тормоз, машина пошла юзом. Его желание быть рядом с ней всегда с этого момента чуть было не стоило черному седану задней части – водитель ехавшего за ним микроавтобуса не разделял его романтического настроения и, объехав застывшее авто, что-то злобно прокричал за стеклом.

Ему было плевать. Скользя по обледенелому асфальту, он шел к ней, все силы вкладывая в твёрдость ног, раз уж дух сдался без боя. Только бы не упасть, думал он. Она тоже его увидела и улыбалась так, что ему казалось, что снег сейчас начнет таять.

– Движение затруднено – гололед. А Вы продрогли, разрешите Вас подвести, заодно и рецептом поделитесь. – Сердце колотилось как заячье, и голос вновь его выдал. Он понимал, что, если она сейчас откажется сесть в  машину, он потеряет что-то самое дорогое, что-то очень хорошее, что когда-либо случалось с ним. Он видел ее и говорил с ней минуту, но знал, что никогда до этого с ним не происходило ничего подобного. Он чувствовал себя 13-летним школьником, провожающим красивую одноклассницу домой. У него было много женщин, но ни одна из них не приводила его сердце в трепет.

Она снова лучезарно улыбнулась ему:

– Я далеко живу, вряд ли нам по пути. Была у подруги, она приболела, зашла за кофе. Он только здесь настоящий, наверное, поэтому Танька тут и живет, рядом со своим любимым кофе. – Она засмеялась опять, и по его спине побежали мурашки. Ей даже не нужно было быть такой красивой – достаточно было просто говорить так, как говорит только она, улыбаться и смеяться, как озорной ребенок. На ней почти не было косметики, она только слегка подвела глаза, и он представил, как она ослепительно красива, когда наносит вечерний макияж.

– Только идиоту может быть не по пути с Вами, – способность говорить внятно, похоже, стала возвращаться к нему, и это приободрило. – Я не так давно вернулся в город, хочу посмотреть, что изменилось. Воскресенье – самый подходящий день. И счастливый, видимо, – вот Вас встретил.

Она вновь смеялась, кутаясь в воротник пальто так, что видны были только ее огромные лукавые глаза. Он уже сходил с ума.

– Обещаете не приглашать на кофе? – Она погрозила ему своим замерзшим указательным пальцем.

– Клянусь, – на манер клятвы он поднес правую руку к бешено колотящемуся сердцу и впервые улыбнулся.

Уже через полгода она переехала жить к нему. С тех пор его жизнь круто изменилась – в ней стало очень много красок. Порой ему казалось, что так быть просто не может, не могло с ним такого случиться. Он обычный парень, жизнь которого не назовешь развеселой. Зарабатывал он средне, очень любил друзей и посиделки в спортбарах. И тут такое… Не верилось. Боялся, что все это какой-то странный и очень длинный сон. Но она была настоящей, такой настоящей, что иногда он даже злился на нее за ее естественность.

В каком бы настроении он ни приходил домой, она всегда могла прогнать его грусть или, наоборот, развеселить еще больше. И вот он все испортил. Он впервые испортил ей настроение. Он прогнал чудо, которое было ему даровано.

Он открыл холодную воду, намочил ладонь и провел ею по голове. На мгновение ему показалось, что похмелье отступает, но, когда закрыл глаза, голову страшно закружило. Он вернулся на кухню, упорно желая сварить ей кофе. Пачка была пустой. Он нахмурился так, что показалось, будто вены на висках сейчас лопнут. Сжал пустую пачку в кулак, хотел было треснуть им по столу. Но, снова закрыв глаза, глубоко вздохнул трижды, медленно опустил руку и бросил пачку в контейнер.

Он мало что помнил со вчерашнего вечера. Знал только, что Димка и два Руслана ушли уже под утро – на столе была записка: «Говорили тебе, что будет хуже! Проснешься, набери». Под ней число, время, три отвратительные рожицы и пьяные подписи.

Мобильник… Вдруг он вздумал спьяну ей звонить?! Нет, исходящих «Лена» нет. Сообщений — тоже. Это уже хорошо. Плохо, что нет от нее. Он сел на корточки, облокотился о стену, обхватил голову руками и подумал, что даже ему, законченному идиоту и гордецу, понятно, что в этот раз он дал маху. Но звонить он и не думал.

Телефон стал вибрировать на столе и в его голове заодно. Он схватил его. Вечно веселый и беззаботный Димон улыбался с экрана.

– Да.

– Выходи.

– Куда?

– Забыл? Нас ждет велосипедная прогулка, тобой инициированная, герой нашего темного времени. 

Он покосился на стоящий в прихожей байк и спросил:

– Откуда это здесь?

– Так ты ж вчера заставил ехать покупать. Хотел начать новую жизнь, бросать курить и убиваться по Ленке. Как в этом мог тебе помочь велосипед, знал только ты вчерашний.

– Ты в своем уме? Какие велосипеды! Я труп.

Дима расхохотался:

– Я на машине, выползай вниз, проветришься, братишка.

– Чёрт с тобой, поедем за кофе.

В машине Димка долго прополаскивал ему мозги, которые в ремонт бы сдать.

– Ты, дружище, пень: упертый, глупый и не щадящий никого вокруг осёл.  Знаешь ведь, что набедокурил, чувствуешь себя погано без нее, а от сознания того, что не можешь наступить себе на горло, еще хуже. Будь ты выше своей чертовой гордости, позвони. Ты же знаешь, она ждет.

– Нет.

– А я ей завидую – теперь хоть кому-то не придется терпеть твои выходки.

– Пошел ты! Останови. Домой я сам – пройтись надо. Один хочу.

Он шел как будто вечно по холодной весенней улице и замерз. Это был тот самый магазин, где он всегда с момента их встречи покупал их любимый кофе. Каждый шаг в проходах между прилавками отдавал молотом в голову. Лепс в невидимых колонках верещал так, что он поклялся себе больше никогда не слушать его «Водопад».

Подходя к прилавку, правой рукой он сдавил пульсирующие виски и закрыл на миг глаза.

Протянув руку за кофе, он почувствовал как его ледяную ладонь что-то обжигает. Он повернул голову. Она вновь стояла рядом и писала что-то Таньке, взглянула на него своими серыми глазами, словно прошитыми красными прожилками – следствие бессонной слезной ночи, и грустно улыбнулась. Положив телефон на прилавок, обняла его нежно. Он сжал ее как в тиски, взглянул в телефон. Танька ответила смайликом на ее: «Наверное, потому, что люблю»…