Он точно расставлял политические акценты
Дагестан – особый регион. И разный. Возносящий и ниспровергающий, размышляющий и всегда неожиданный в оценках. И всякий раз дагестанцы, увязывая очередные перемены, кадровые назначения с личностью, на которую ложится вся тяжесть дотационного региона, предъявляют жесткие требования открыто, публично. Да, строги. Зачастую забывают, что многое из того, что достигнуто или упущено, связано со сложной обстановкой в стране, республике. Но одно неоспоримо – в конечном счёте остаются конкретные дела первого лица, а еще репутация, непредвзятая, не заретушированная.
Муху Алиев – личность, мудрец, а еще тот стержень, на который нанизывалась история молодой республики, оказавшейся в пресловутые 90-е в непростой ситуации, сложившейся в период, когда разрываемый на части Дагестан переживал состояние тяжелобольного, то и дело балансировавшего между жизнью и смертью, но… живого, медленно, но уверенно поднимающегося не поверженным, а с неуёмным желанием созидать, работать на земле, растить благодатные сады, создавать семьи и верить в то, что страна вольных, мужественных узденей сумеет, сохранив непокорный характер, стать опорой, за которую можно ухватиться, получить шанс на победу.
Философ, ученый, политик, государственник, руководствовавшийся интересами республики, страны. В его судьбе удивительным образом переплелись смена формаций, взлеты и падения. Но всегда он оставался сильной личностью и с мужской работой справлялся, держа удар, не подводя, не сетуя, не делая попыток договариваться там, где это невозможно было. Точно расставляя политические акценты, сохранял возможность разумного компромисса, привлекая внимание последовательными политическими тезисами, аналитическими
прогнозами.
Может быть, поэтому журналисты, все те, кому пришлось работать с командой Муху Гимбатовича, не могли не попасть под обаяние политического лидера, чья речь, лаконичная, отточенная, глубокая, логически выстроенная, разворачивала в сторону трезвого расчета, стилистической завершенности мысли, не оставлявшей места сомнениям даже тем, кто пытался раскачать лодку, кому на руку был расчлененный Кавказ, нацеленный на раскол внутри республики, страны.
Это был трудный путь. И решения, жесткие, не терпящие возражений, в те суровые времена были необходимы растерявшемуся, разрываемому на части Дагестану. Остро чувствующий время, глобальные трансформации, в попытке найти свою нишу республике с патриархальной, родовой устроенностью, он думал о том, чтобы не просто уберечь уникальный народ, но и дать ему ту духовно-нравственную опору, что позволила бы сохранить самобытность многонационального края, уникальность культур, каждая из которых – сакральное мировоззрение, основанное на древних верованиях, психологии народа, живущего на протяжении веков устоями кодекса чести и достоинства.
Всё ли получилось у Муху Гимбатовича? Трудный вопрос. Во всполохе трагического века, вконец запутавшегося во множестве идеологий, в основе которых лежит неуправляемое желание завоевать мир любой ценой, выбрать единственно возможную общественную систему практически невозможно. Но, вслушиваясь в зов крови, сохраняя в себе неповторимую идентичность, называемую родиной, Муху Алиев, плоть от плоти своей малой родины и большой России, оставался несгибаемым и не помышлял о «самостийности», навязываемой республике деструктивными силами, подталкивающими её к сепаратизму.
Для него код доступа – Россия – оставался неизменным. И он последовательно следовал той пророссийской ориентации, что в свое время спасла республику от опрометчивых шагов. Идеологическая переоценка далась непросто. Почему? Многое растеряв в постперестроечные годы, общество, сменив идеологию на мнимую свободу, оказалось в растерянности, оставшись без руля и без ветрил. И вседозволенность вылилась в хаос, разрушение сознания, состояние неопределенности. Тогда М.Алиев обратился к идеологии гражданского общества, о которой мало кто имел представление: слишком эфемерной она казалась, далекой от устройства молодой демократии.
Но Муху Гимбатович был не только романтиком, но и прорицателем и, собирая команду, требовал от нее не исполнительности, а размышлений, новых идей, тех самых инноваций, без которых невозможно было двигаться вперед.
Что ж, республика проделала большой путь. Но и ныне, осваивая все более совершенствующуюся информационную среду, ей все еще недостает смелости, а может, возможностей, чтобы следовать освоению духовных, технологичных опций, выстраивая модель современной республики, где бы вместе с институтами гражданского общества успешно развивались экономика, средний и малый бизнес, новые формы предпринимательства, промышленного строительства, АПК – все то, без чего немыслим ни один современный регион-кластер.
Так можно ли вот так, враз, изменить облик современного Дагестана? Да нет, конечно. Но возможно сформировать команду, в которой главным преимуществом является не только молодость, но и умение нестандартно мыслить и предлагать то, чего до тебя никто не делал. И главной повесткой, как и прежде, остается вопрос: что должно стать основной идеей, скрепляющей народы Дагестана, и что должно лежать в основе воспитания не только молодого, но и среднего поколений, часть которых, пусть и небольшая, оказалась в плену догм и представлений, никак не вяжущихся с образом прежнего дагестанца, получившего светское воспитание, но одновременно дорожащего традиционными ценностями, религией предков, родовым гнездом, тухумом.
Предвидел ли Муху Алиев тогда, в 90-е, раскол поколений? Видимо, да, и как мог тормозил его, всепоглощающую глобализацию, а значит, распад сознания современных дагестанцев, оказавшихся перед трудным выбором. Да, так уж вышло, что тогда, в эпоху формирования новой политической системы, на смену официальной светскости пришли религиозные институты, и не только традиционные, но и ортодоксальные. С ними пришлось вести тяжелую осадную войну, в которой Дагестан потерял немало молодых жизней. И спустя годы, пережив неимоверно тяжелые времена, каждый дагестанец осознает, что на тот момент первый президент республики – личность, способная быть прозорливой, мудрой, – сдерживал негативные процессы, одолевавшие не только республику, но и всю страну.
Муху Гимбатович оказался катализатором позитивных изменений, разграничив национальное и националистическое, проведя разделительную линию между реакционным и миролюбивым исламом, положив начало процессу оздоровления общества. Да (и это нельзя не признать), партийная школа, которую он прошёл, ощущалась во всем, что он пытался реформировать, отшлифовывая перспективных выдвиженцев, отбирая их, бывало, из неформальных лидеров, разглядев в них потенциальных государственников. Собственно, и его профессиональная стезя началась именно с естественного отбора, изначально выработав в нём качества вожака.
А вожаком он действительно оказался стоящим. И за ним шли люди. Но победы давались нелегко. И несистемная оппозиция, рвущаяся к власти, изрядно потрепала нервы, может быть, потому, что недотягивала до планки первого президента и искала тот компромисс, благодаря которому можно было выиграть драгоценное время, чтобы принять решения, от которых зависело многое, и прежде всего обстановка в республике – её на тот момент трудно было назвать стабильной.
Но надо знать характер и тот запас прочности, что были в нём. Он никогда не изменял себе, это признавали даже идеологические противники. И где бы он ни выступал: в Совете Европы, на международных, всероссийских форумах, в Совете Федерации (где ему в свое время было предложено поработать в качестве заместителя председателя), Алиев запоминался как блестящий оратор, аналитик, один из признанных в мире специалистов в вопросах становления российской государственности, этнополитической ситуации на Северном Кавказе, в области изучения гражданского, национального и конфессионального согласия в процессе формирования гражданского общества и правового государства, разработке теоретических, политико-правовых, духовно-нравственных и других.
Мировоззрение профессионального политика, философа давало Муху Гимбатовичу простор мыслям, последовательным решениям. И он умел как выигрывать, так и достойно проигрывать. Нет, не равным ему, но серьезным политическим оппонентам, кого раздражали его востребованность, опыт и то особое отношение дагестанцев, которые и спустя годы отдают должное сложной деятельности, что выпала на его долю. Да, особенности внутренней политики в более чем сложном этнополитическом регионе держали его в напряжении на протяжении ряда лет. И это были годы, когда республика жила ожиданием перемен, которым он давал жизнь, сохраняя гражданский мир, учитывая особую специфику, понятную только самому Дагестану.
Совершал ли он ошибки? Может быть, потому что рядом находились и те, кто руководствовался личными интересами, следуя хитроумным коррупционным схемам, с которыми мы не справляемся и сегодня, обвиняя в этом кого угодно, только не себя.
Намеренно ли М.Алиев ушёл в тень или наконец решил заняться любимой наукой, другими важными делами? Но дагестанский народ, многое пережив, так нуждается в совете мудреца, человека, слово которого весомо, оно может заставить не просто прислушаться, но найти ответ на те мучительные вопросы, что не дают покоя, бередят душу.
Муху Гимбатовичу Алиеву – 80 лет! И дата эта такая, что самое время для философских размышлений. Но разве он может не быть со своим народом? Вопрос риторический.