Оседлавшие скалы

Вопрос спасения и сохранения драгоценного наследия горцев остается по сей день пугающе актуальным. Значимость данной темы намного сильнее выявляется еще и потому, что с каждым годом возрастает интенсивность посещения нашей республики туристами.

Участь многих наших аулов печальна: одни давно и бесследно исчезли, другие пребывают в руинах, третьи полупокинуты жителями. В частности на этнической родине моего народа, в Лакии, не менее
70 % селений частично или полностью разрушено. И чаще всего это наиболее древние и потому наиболее ценные дома и аулы. Даже если с виду они кажутся целыми и невредимыми, на самом деле поражены в самой сердцевине: разобраны старинные здания, возведены современные строения, уже не имеющие никакого отношения к уникальным архитектурным сооружениям.

В 2001 году в Москве была издана книга выдающегося архитектора ХХ века Геннадия Яковлевича Мовчана «Старый аварский дом» – богато иллюстрированное академическое издание. Вышла она после смерти автора (он скончался в 1998 году на 97-м году жизни). Но и сегодня пронзительно звучат цитаты из этого труда ученого, обращённого к людям, несущим ответственность за духовное наследие народа. Г. Мовчан в предисловии к своей книге писал:

«Судьба аулов в горах Дагестана вселяет страх. Для памятников архитектуры – удивительнейших селений, домов с интерьерами, подобных которым нет больше нигде на Земле, – настала эпоха разрушений, и пока не видно никаких признаков их предотвращения».

Это было написано им в 1980 году. А вот как он описывает одну из своих находок в 1946 году в селении Тидиб Гидатлинского общества: «Жилище огромно, полузаброшено, пусто. Тлеет костер… И тут, оглянувшись, видишь сзади ряд столбов: …с могучими кронами, почти касаясь друг друга, стоят в каком-то непобедимом строю, как три стража-богатыря родового очага. Взглянув на Шиллинга (руководитель той экспедиции. – Р. Б.), я увидел, что у него в глазах были слезы: как у Саула перед Давидом. А он был опытнейшим кавказоведом и тонким ценителем искусства. Архитектура дома приводит в трепет… Я не знаю ни одного сохранившегося жилого дома в СССР с такой ранней датой постройки. Это был уникальный памятник международной ценности».

И что вы думаете? В 1963 году во время повторного посещения автором аула Тидиб этого памятника уже не существовало. «Дом Ходулал, – пишет Мовчан, – оказался разрушенным. Осталась ничтожная конура-убежище последних дней дряхлого Ахмеда Ходу. Рассказали, что дом дал трещины, показавшиеся опасными. По распоряжению местного начальства дом подорвали… Дагестанцы проворонили свой лучший шедевр. Пусть он останется теперь хоть в этой книге».

Говоря о причинах такого явления, Г. Мовчан пишет: «Советскими историками всё скрывалось и сознательно беззастенчиво искажалось как компрометирующий республику архаизм. Внемля, очевидно, ученым, и руководство республики не приняло никаких мер к их сохранению. А результаты этого вранья оказались зловещими. В начале 50-х годов по моему ходатайству 60 аварских древних домов специальным правительственным постановлением были включены в памятники архитектуры федерального значения, охраняемые государством. Позже я обнаружил их исчезновение. Постановление до мест не дошло, затерявшись в канцелярии Министерства культуры республики».

Итак, изумительные образцы народного зодчества, художественные истоки которого восходят к древнему искусству Средиземноморья, мы, дагестанцы, потеряли навсегда. Разве что они останутся в замечательной книге Геннадия Мовчана. Случилось непоправимое.

А каково положение дел сегодня? Ведь теперь нет необходимости уничтожать культурные ценности по идеологическим соображениям. Бережем ли мы как зеницу ока то, что еще не потеряно?

Снова хочу возвратиться к Г. Мовчану: «Старинный горный аул фантастичен. Скопления, сцепления объемов падают в пропасть, громоздятся ввысь. Погода в горах меняется быстро, и цвет он тогда меняет, как хамелеон. Супрематические нагромождения объемов под ногами, по сторонам и над головой нельзя ни спроектировать ни на какую плоскость, ни сфотографировать. Смена картин развернется перед наблюдателем единым сюжетом, подобным музыкальной сюите… Он (горец.­ – Р. Б.) чувствует с детства свое господство над всем видимым миром. Сравнивая жизненную обстановку, где рождаются и умирают люди в горном ауле, оседлавшем скалу, где каждый в своем жилище поднят над землей, а перед ним широчайшая панорама гор, сравнивая ее с той, что окружает и формирует психику человека в нашем «нормальном поселке», где его горизонт – десять метров своего садика, а дальше – заборы соседей, можно понять гордость горцев и тоску переселенных на плоскость и их попытки вернуться назад».

Слова Мовчана «их попытки вернуться назад», как бы это не было досадно, конечно же, относятся не к сегодняшнему дню (сегодня мало кто делает подобные попытки, и понятие «гордость» в том значении, в каком приводится архитектором, мы давно променяли на другие увлечения и блага). Сказанное больше относится к тем 1940–1950-м годам, когда горские народы насильно переселялись на равнины. Тогда они и в самом деле пытались вернуться назад, в свои исконные места, и попытки эти пресекались жестко.

Поразительный факт: о нашем драгоценном культурном наследии пекутся и переживают люди, по своему менталитету и происхождению далекие от нашей культуры и местности. В различных областях науки Дагестан имеет целую плеяду выдающихся ученых, специалистов мирового значения, но в подавляющем большинстве своём они исследуют науки, не имеющие отношения к Дагестану, к его материальной и духовной сфере.

Ей-богу, я испытал что-то вроде шока, когда прочитал у Г. Мовчана следующее признание. Как бы принося извинения за других, он говорит: «Конечно, архитектуру народную надо изучать не заезжему командированному – он постоянно торопится, он не знает языка, он чужд для местных людей, – а своим, дагестанским, архитекторам. Их немало. А сколько среди них моих учеников! Но любви к своему прошлому, гордости за него я не смог, к своему стыду, в них пробудить». Тут, по-моему, комментарии излишни.

Что же получается: есть ученые, есть поэты, есть, наконец, трепетное имя «Дагестан». Но нет как бы самого Дагестана или совсем скоро мы останемся без его несравненного обличия в виде изумительных аулов, сотворенных из камня гением народного зодчества. В скором будущем нам придется гордиться лишь голыми скалами и могучими горами, которые сотворены не нашими руками.

Неужели мы будем созерцать и дожидаться, пока и остальные, более или менее уцелевшие горные аулы не примут облик Гамсутля исключительно в виде красивых руин?

Очень хочется верить, что депутаты Народного Собрания, общественные деятели вместе с исполнительной властью примут более действенные, более жесткие законы в данной сфере, которые были бы в силах остановить разрушительный и пагубный для культуры Дагестана процесс.

Неплохо было бы для начала создать комиссию из осведомленных и авторитетных людей, поручить специалистам заново исследовать все наиболее древние аулы, а также и позднего происхождения, но имеющие большое архитектурное значение, выявить самые ценные из них и во всеуслышание объ­явить об их неприкосновенности.

Думаю, было бы целесообразно распределить объекты по степени уникальности и значения: скажем, одни будут объявлены памятниками районного значения, другие – республиканского, третьи – федерального, четвертые – может быть, даже мирового.

Возможно, есть и другие пути, возможно, я в чем-то наивен. Но в одном не могу не быть правым: пока не поздно, необходимо что-то предпринимать.