Проделки Пехмеда
По сложившейся в горах традиции, хашархотинцы тоже держали скот на хуторе и по очереди смотрели за ним. Продолжительность ухода зависела от количества личного поголовья.
Пехмед, у которого было больше всего поголовья, очень не любил работу на хуторе и всячески старался увильнуть от нее, придумывая разные причины. Такое продолжалось десятки лет.
… Вот и на этот раз, когда очередь дошла до Пехмеда, он стал уговаривать соседа Юнуса заменить его, обещая потом отработать за него два срока. Сосед не согласился, и Пехмед вынужден был идти сам. Но идея перехитрить аульчан не покидала его. Целый день он трудился в поте лица, а вечером неожиданно «заболел» и стал кричать как резаный:
— Умираю, вай, помогите, вай!
Потом хватался за живот, падал на землю и начинал кувыркаться, как сумасшедший.
Молодой напарник, впервые попавший с ним на хутор, некоторое время в ужасе смотрел на его мучения, а потом что есть мочи рванул в аул. Там как раз после вечерней молитвы мужчины выходили из мечети.
— О люди! Беда! Пехмед умирает! — обратился он к ним. Парень настолько был искренен, что все сразу поверили ему, и человек 30-40 молодых аульчан отправились с носилками на хутор и застали больного в конвульсиях. В ауле относились к нему без доверия, но ужасный вид умирающего вселил в прибывших одно-единственное чувство — жалость. Люди забыли о его проделках и других изъянах и были подчинены одной цели — как можно быстрее доставить больного в аул, чтобы он мог умереть в своем доме в окружении близких родственников.
Пехмед продолжал стонать, ахать-охать, стоны то повышались, то их почти не было слышно, и тогда аульчан охватывал ужас.
— Неужели не довезем? — думал каждый про себя и старался побыстрее уложить его на носилки. Когда они тронулись, высоко над головами держа носилки с больным, тот заговорил слабым, вызывающим жалость голосом:
— О люди, прошу вас, несите осторожно. О Аллах, пошли за мной ангела Азраиля, и пусть он избавит меня от этих невыносимых мук.
В полночь его доставили в аул, занесли в дом. Он уже не разговаривал. Мужчины молча стояли у его кровати, женщины начали голосить, причитать, плакать. Пехмед с трудом открыл глаза и голосом умирающего, беспокоясь о своих детях, попросил:
— О джамаат, не оставляйте без помощи моих цыплят.
Затем словно в последний раз обвел всех прощальным взглядом и закрыл глаза.
В комнате наступила гробовая тишина, и только было слышно, как вышедшая на ночную охоту мышь грызла корку черствого, успевшего окаменеть хлеба и жаркое дыхание большого рыжего кота, учуявшего совсем рядом добычу.
Аульчане бесшумно, как-то по-кошачьи мягко ступая, вышли из помещения и разошлись по своим домам. Ведь завтра предстоял нелегкий день: копать могилу, резать скот, варить мясо, готовить садака и т.д. Так уж было заведено испокон веков в горах — все делали сообща, всем аулом: и дома строили, и свадьбы играли, и похороны организовывали.
Наутро не успели ранние петухи прокукарекать, а ночная темнота раствориться во всепроникающем свете наступающего дня, как почти всё взрослое население аула собралось у дома Пехмеда. Люди еле слышно разговаривали между собой. Ждали, чтобы кто-то первым вошел в дом и стал свидетелем этого ужасного по сути, но неминуемого явления — смерти. Никто не хотел быть этим первым.
Но смельчак нашелся. Им оказался молодой мулла Юнус. Он осторожно вошел в дом и сразу выскочил как ужаленный. От волнения в первые минуты Юнус не мог говорить, но быстро взял себя в руки и сообщил наинеприятнейшую новость:
— Люди, Пехмеда в доме нет, он исчез!
Такое известие вогнало присутствующих в шок, и все в один голос выразили свое отношение к произошедшему возгласом «ваах».
И в это самое время один из аульчан крикнул:
— Эй, люди, посмотрите, вон он идет! — и указал на тропинку за кладбищем.
Действительно, по ней спускался с увесистыми бревнами на плечах человек, похожий на вчерашнего умирающего. Одни сразу поверили в сказанное, другие — их было больше — не допускали даже мысли такой. И вся эта масса людей как по команде пошла ему навстречу.
Чем меньше становилось расстояние между ними, тем яснее было, что это действительно Пехмед.
Когда расстояния между ними не осталось и сомнения полностью исчезли, удивленные аульчане ошарашенно смотрели на Пехмеда и молчали. Первым не выдержал аксакал Магдиали. Он несколько раздраженно спросил:
— Как же ты, умирающий, взвалил на себя такую ношу?
На что Пехмед ехидно улыбнулся, хитрыми и несколько мутноватыми глазами обвел всех, кто стоял перед ним, и сказал:
— Всё в руках Всевышнего.
Затем, сделав небольшую паузу, добавил:
— Если я буду валяться в постели, то кто же будет мою семью содержать?