Шерше ля фам

Каждый раз вместо извинений с невозмутимым выражением он вываливал ворох аргументов в свое оправдание. То он остался ночевать у знакомого художника, то не заметил, как засиделся в читалке, готовясь к коллоквиуму, ну и всякую подобную чушь плёл. Но нас-то не проведешь! Судя по фиолетовому фонарю под его глазом, художник тот умел созидать не только картины, но и шедевры иного толка. А где находится читальный зал, Вася и понятия не имел. Тем более, что по воскресеньям институтская библиотека не работала.

Куда он пропал на этот раз, мы догадывались, и это не особо тревожило. Нас волновало то, что после каждой «телепортации» приходилось этого авантюриста вытаскивать из очередной неприятной истории. Все знали Васю как бабника и ужасного болтуна, хорошо разбирающегося в женской психологии. Сей ловелас всегда был в центре внимания, умел развлекать публику, осыпать комплиментами, шутить, без зазрения совести врать и умничать. Одним словом, не давал скучать ни одной компании. Одновременно был закоренелым эгоистом, не умевшим любить и сопереживать. Вот за эту противоречивость характера, напористость и неординарность к нему и льнули женщины. К тому же он и внешне был недурен. Его длинные ресницы, на которых умещались четыре спички, и томный взгляд из-под них способны были свести с ума самую неприступную женщину. Ну а тем, которых не пленили его ресницы, дамский угодник жарко нашептывал на ушко стихи нашего однокурсника Леши, нагло выдавая их за свои:

Твои уста касались флейты,
Как нежный детский поцелуй.
Душа взлетала в те моменты,
Подхваченная ветром струй.
И звуков магия творила
Очарованья волшебство.
Она во мне любовь будила
И жизни вечной торжество…

Попробуй тут устоять! Или же завораживал глубокомысленными виршами собственного сочинения:

Алый закат смотрел в лицо,
Я сидел у окна и ел яйцо.
Вдруг проходит она, на ней нет лица,
Жалко стало мне, не доел яйца.

Вместе с тем гуляка никогда не позволял себе влюбляться в девушку или духовно сблизиться с ней. Он панически боялся бесед о совместной жизни или попыток знакомства с ее родителями. Если дело доходило до этого, то он сразу же бил тревогу и бежал.

На этот раз Вася приполз домой на автопилоте к рассвету, зажав в руке початую бутылку вина «Жужу» и, не раздеваясь, завалился на кровать, бормоча: «Если ты не пьешь «Жужу», я с тобою не дружу». Таким мы его видели первый раз. Позже выяснилось, что он ночевал в коридоре женского общежития медучилища на трухлявом диване, облюбованном клопами. Чтобы вытравить нечисть, этот раритет даже на мороз выносили, но кто-то сразу же заносил его обратно. Наверное, сами клопы и заносили.

Мало того, что Василек заставил нас изрядно поволноваться, так он умудрился притащить с собой и бригаду плоских побратимов, несказанно обрадовавшихся новоселью. Вскоре полчища «пролетарских животных» заполонили все этажи нашего общежития, и трудно было понять, кто в нем хозяйничает. Последовавшее за этим зрелище шокировало даже дезинспектора. Хорошо, что его попытки вычислить эпицентр заразы окончились неудачей, иначе всех троих выперли бы из гуртожитка. Для сохранения жизнеспособности в институте мы срочно ввели военное положение. Над ректоратом комсомольцы водрузили алый транспарант: «Студенты и преподаватели кровопийцы к нам не пройдут!», забыв после слова «преподаватели» поставить запятую. Студиозы с энтузиазмом подхватили клич, лишь бы на занятия не ходить. Один только Вася не поддался порыву – клопы своего благодетеля не кусали.

Мы думали, что после такой встряски надолго обезопасились от Васиных проделок, но не тут-то было. Как-то в воскресенье мы собрались в лесопарк погулять, но зарядил противный мелкий дождик, и выходить куда-либо в такую погоду расхотелось. Чтобы не бездельничать, я взялся за проявку стройотрядовской кинопленки, а Рашидик с головой залез в телевизор «КВН-49», который давеча притащил со свалки. Для увеличения размера изображения перед телевизором была установлена стеклянная линза, наполняемая дистиллированной водой. Вот уже который день экспериментатор безу­спешно пытался черно-белое изображение преобразовать в цветное.

«Зря старается, ничего у него не выйдет, – беззлобно подумал я, перебирая в кармане радиолампы, которые ради шутки вытащил из телевизора. – Впрочем, нехай ковыряется, меньше будет думать о еде». Рашид не заметил недостачи, однако, к моему крайнему изумлению, сумел-таки вытащить на экран упирающегося диктора. Только тот почему то заикался.

В это время Василек, стоя у окна, тоскливо наблюдал, как струйки воды хаотично стекают по стеклу. Он был явно не в духе – срывалось свидание. «Залей в линзу пиво и увидишь, как лицо диктора под воздействием алкоголя зальется румянцем», – съехидничал он, не оборачиваясь к Рашиду. Тот хотел было ответить, но в это время распахнулась дверь, и на пороге появилась Лидочка со второго этажа — предмет вожделения многих студентов. Чертовски миловидное создание с пухлыми губками и раскосыми, как у марсианки Аэлиты, глазами.

– Привет, мальчики, а я вам пирог испекла! – весело пропела она. Мы удивленно уставились на нее. С некоторых пор эта красотка зачастила к нам. Что приметно, ко мне и Рашиду она обращалась по имени, а к Васе – не иначе как «Василий Степанович». При этом не сводила с него влюбленных глаз и старалась как бы невзначай прикоснуться к нему. Видимо, чары дамского угодника зацепили и ее. У них был уговор: Степаныч делает за Лиду чертежи, в которых та ничего не смыслит, а она снабжает нас едой. Стряпня студентку материально не обременяла: раз в неделю к ней на «Москвиче» приезжал отец и привозил целый багажник всякой снеди. Все шло своим чередом, пока Лида случайно не застукала своего милёнка в обнимку с «какой-то дранной блондинкой», как она выразилась. С тех пор Лида к нам не заходила, что обернулось кое для кого голодомором. Вот почему мы подивились ее неожиданному визиту.

При виде экс-подруги Вася испуганно дернулся, опасаясь скандала, но напрасно. Лида, как всегда, была учтива, улыбалась и шутила. Это немного успокоило Василия. За чаем она сказала: «Спасибо тебе, Василий Степанович, за чертежи! Без тебя я не смогла бы сдать курсовую. А ты сегодня такой элегантный, как рояль, – похвалила она. – Только вот шевелюру тебе не помешало бы подправить. Хочешь, я сделаю тебе прическу а-ля Анджела Дэвис?

– А это еще что за коза? – заинтересовался Вася, шумно втягивая чай из блюдца.

– Разве ты не слышал четверостишье «Соблазнить Анджелу Дэвис вам помогут джинсы «Левис»? – укоризненно покачала Лида головой. – Она всегда ходит без бюстгальтера. Это же как раз по твоей части. У Анджелы самая модная прическа в молодежной среде.

Вася молча проглотил колкость и удрученно кивнул головой в знак согласия. Все равно дождь разрушил его планы.

– А если прическа мне не понравится? – встрепенулся он.

– Никаких проблем: намочишь волосы, и всё восстановится, – успокоила его Лида.

Вскоре она лихо, как заправский парикмахер-стилист, приступила к выполнению начеса, взбивая волосы клиента руками, расческой и щеткой. Потом в ход пошли какие-то плойки, электрические щипцы для завивки и прочие женские штучки-закорючки. Над головой Васи взвился сизый дымок, запахло гарью. Я бросился открывать окно, а Васисуалий обеспокоенно заерзал на стуле, не понимая причины суматохи. В завершение процесса Лида отложила инструмент, вспрыснула прическу какой-то жидкостью и облегченно выдохнула: «Ну вот и всё».

Вася подошел к зеркалу полюбоваться собой любимым и невольно отпрянул: на него из зазеркалья уставился какой-то тип со взъерошенной копной волос на голове. Типичный Tarаxacum, то есть одуванчик с опушёнными семянками, готовыми улететь от легкого дуновения, высветив лысину! Мы с Рашидом не удержались и прыснули со смеху. Вася зло посмотрел на нас, потом пошарил глазами вокруг, отыскивая Лиду. Но ее уже не было. Она ушла по-английски, тихо бросив фразу: «Все равно ты, соколик, будешь мой».

«Одуванчик» погрозил нам кулаком и, схватив полотенце, бросился в ванную комнату смывать позор. Но не тут-то было! Волосы упорно не желали распрямиться. Наоборот, они сбились в отдельные жесткие пружинки. «Одуванчик» превратился в Cactaceae – кактус. Рашид предложил ему, пока не поздно, сбегать в парикмахерскую.

– Издеваешься? – завопил тот. – Как я в таком виде появлюсь на людях? – Затем плаксивым голосом, сложив ладони лодочкой, попросил: «Ребята, выручите, а-а-а!» Делать было нечего, и я пробежался по этажам, отыскивая машинку для стрижки. После долгих поисков таковая нашлась у коменданта общежития. Правда, она оказалась с ручным приводом и без половины зубьев. Он ею преображал свою собаку. Рашид категорически отказался брать в руки этот инструмент, доверив цирюльничество мне.

Не успел я оболванить и полголовы, как у машинки посыпалось еще несколько зубьев. После этого стрижка превратилась в иезуитскую пытку по вырыванию волос. Вася отчаянно вертел головой, пытаясь уклониться от экзекуции, но Рашид безжалостно пресекал его чертыхания увесистым подзатыльником. Завершить работу пришлось ножницами, а кое-где и лезвием поработать.

В это самое время дождь прекратился. Выглянуло долгожданное солнышко. Яркий лучик света выхватил из тени бугристую башку страдальца. Рашид окинул взором обкорнанную черепушку, похожую на вспаханное поле с отдельными островками растительности, с горестным вздохом провел по ней рукой и изрек свою любимую фразу: «Тебе хорошо-о-о, ты дура-а-а-к! Такую девушку упустил…»

После этого инцидента Васю словно подменили. Он перестал упираться, как осел, доказывая свою правоту, научился извиняться за свои проступки, стал вежливым, галантным, прекратил с хлюпаньем всасывать чай и облизывать ложку. Самое удивительное – перестал врать! Даже в читальный зал зачастил. Такое поведение нас и удивило, и насторожило одновременно. Когда люди вдруг начинают вести себя непривычно, это верный знак того, что с ними происходят какие-то метаморфозы. Мы никак не могли взять в толк, что же явилось катализатором столь разительных перемен. Все прояснилось, когда он проговорился, что хочет познакомиться с родителями Лидочки. Так вот оно что!

Как этой хрупкой барышне удалось стреножить необъезженного мустанга, осталось для нас загадкой. Но одно мы поняли: куда ни кинь, везде шерше ля фам!