Сорвав печать молчанья…

Познакомил нас кумыкский поэт Абдулманап Порсуков. Я переводила его в свое время, и, как это часто бывает, творческий союз перерос в дружбу. А Латип Гаджакаев – и земляк его (оба из славного селения Аксай Хасавюртовского района), и хороший друг.

Когда у Порсукова случился инсульт, Латип был одним из тех, кто постоянно  навещал его, подбадривал, тормошил.  

По мне, так этим и определяется человек – его отношением к друзьям, землякам. И еще – к женщинам. Благородство Латипа по отношению к прекрасному полу прослеживается во всех его произведениях. А учитывая, что практически вся его проза автобиографична – значит, и по жизни.

Но если к женщинам он снисходителен, то к мужчинам предъявляет высокие требования, начиная с себя. Обещал – сделай. Оскорбили – дай сдачи.

В нем сквозь его внешний лоск и респектабельность проглядывает озорной аксайский мальчишка, не дававший спуску никому. И одновременно — рыцарство.

Годы коснулись его легко, щадяще. Лицо сохранило чеканность черт, а походка — джигитскую молодцеватость. Его легко представить в национальном наряде – черкеске и с кинжалом на поясе.

Впрочем, он из таких, кто везде и во всем смотрится органично. Это идет от уверенности в себе, от врожденного достоинства. Порода, одним словом.

Латип из благородной семьи, которую не обошли стороной невзгоды и испытания. Его матери было двадцать пять, когда погиб на фронте отец. Баллада о матери, написанная им в юности, — это воплощение его сыновней гордости за ту, что не сломалась, выстояла под ударом судьбы.

Он вспоминает, как мама-коммунистка умудрялась оставаться глубоко верующей. Прибегала домой с работы, чтобы намаз сделать, а сын старался к этому времени что-нибудь приготовить для нее на стареньком примусе. Чаще всего это была жареная картошка. Латип знал, если не накормит мать, она так и будет голодная целый день.

Говорю же — рыцарь.

Так же заботливо он и к жене относился. Любил ее очень, а судьба решила проверить его на прочность. Долгих семь лет ухаживал Латип за больной супругой. Он внешне спокоен, когда рассказывает,  как она уходила. И только в глубине темных глаз вспыхивает боль.

Но надо было жить, поднимать детей — сына и дочь. Женщина, затем ставшая спутницей его жизни , оказалась доброй и заботливой. Врач-педиатр с необычным для кумычки именем Рита сумела стать Латипу и музой, и другом, и матерью детям. У Заремы и Мурада давно уже свои семьи, и их дети называют Риту бабушкой.

Слушаю его неторопливый рассказ о жизни и ловлю себя на мысли, что в нем сочетается романтичность с практичностью, лиричность с жизненной сметкой, принципиальность с деловой хваткой.

Взгляните на его послужной список и поймете, что это необычный человек.

— Мама, — говорит он, — мечтала, чтобы я наравне с родным языком знал и русский. Помогли учителя и общение с русским парнем, жившим в Аксае, Гришей, и я после сельской школы поступил на филологический факультет ДГУ.

В 1965 году окончил университет и стал работать учителем в родном селе, но вскоре увлекся журналистикой.

Работал зав. отделом районной газеты в Карабудахкенте, а после партшколы — инструктором орготдела Совета Министров ДАССР, инспектором Комитета народного контроля ДАССР, редактором Каякентской районной газеты «Знамя коммунизма», инструктором Кизлярского РК КПСС. Был директором совхоза имени Урицкого Кизлярского района, руководителем автохозяйства администрации Госсовета и Правительства РД.

Вот такой разносторонний человек. Причем везде работал с отдачей, ответственно. Он по-другому не умеет.

И не переставал писать. Стихи и прозу. На русском и на кумыкском. И публицистику. И переводами занимается по сей день.

В 2000 году в издательстве «Новый день» вышла книга  Гаджакаева на кумыкском языке «Невысказанное слово», а  через три года он вступил в Союз писателей России. Он автор поэтических сборников «Обнаженное сердце» (2001), «Айтар сёзюм» (2002), баллад: «Мужество», «На братской могиле», «Плаха», «О  матери», «О друге», «Ахульго» и «Судьба».

В настоящее время готовится к изданию его сборник «Надежда, вера, любовь».

А вот два стихотворения, которые ярко характеризуют автора.

***

Мельчают души, гибнут нравы,

А с ними вместе – наша честь.

Никто не терпит горькой правды,

Зато ласкает души лесть.

Перед людьми – не все мы равны,

Добро неся и зло творя.

Боюсь, друзья, теряя правду,

Теряем мы самих себя.

***

Каким бы ни был долгим век,

Земная жизнь, увы, не вечность.

И потому, сорвав печать

Молчанья, хочется кричать,

Когда сам грешный человек,

В свою уверовав безгрешность,

Других берется обличать.