Стократ Сократ

Я, как родился, так сразу и начал сомневаться. Как появился, значит, на свет, так сразу и завопил истошным криком: «Стоп, по тормозам и задний ход!» Нет, не то чтобы окружающий мир не понравился. Просто засомневался – туда ли, в нужное ли время и в надежные ли руки я попал?

Пока рос, сомневался чаще. То сомневаюсь, правильно ли меня приучают к хорошим манерам. То сомнение возьмет по поводу обязательного мытья рук перед едой. На горшке в детском садике, бывало, и то, помню, сомневался: на своем ли сижу.

В школе вообще сомневался чуть ли не каждый день. Вызовет учительница к доске, задает всяческие каверзные вопросы. А я, как знаток из «Что, где, когда», делаю умное, всезнающее лицо. «Сколько лет длилась Столетняя война?» Или вот другое: «Почему инфузории туфельками называются?» Вот я и отвечал, как знаток: мол, всё это я знаю, но сомневаюсь в правильности понимания моего ответа.

В армии тоже сомневался, но меньше. Потому что командиры были серьезные. Построит, бывало, старшина. «Кто рисовать умеет?» – кричит. Я, конечно, шаг вперед. А он суёт лопату: «Вот, – говорит, – тебе кисть с мольбертом, нарисуй-ка вон там у забора яму: три на три и на четыре».

Отслужил я и снова за старое. Сосед дачу строит и машину купил, а зарплата ниже моей. Жена мне: «А ты меньше сомневайся, больше делай». Я и рад бы делать. А что? Что делать-то, если я ничего не умею. Картину прибить к стене и то друга хожу прошу: сомневаюсь, как правильно гвоздь забить. Под углом к стене или перпендикулярно. Я и уборкой в квартире не занимаюсь по этой же причине: никогда не знаю с чего начинать и в какой последовательности.

Я сомневаюсь в том, о чем пишут в газетах, что нам показывают по телевизору. Из всех четырех российских проблем две меня глубоко огорчают: проблема поломки стиральных машин из-за накипи и пятен на рубашках без «Ариэля». Зато проблемы с перхотью и кариесом волнуют не особенно. Может быть, потому, что у меня волос на голове нет и зубы искусственные.

Я очень осторожен, когда прихожу в магазин. Я сомневаюсь в качестве товара, его наличии, ассортименте и цене. Я не верю ни ценникам, ни рекомендациям окружающих, ни органам осязания, зрения, обоняния и слуха. Я никогда не покупаю того, что покупают все. Я принципиально покупаю то, что никто не берет, никто не рекламирует, что имеется в достаточном количестве и по завышенной цене.

Я отворачиваюсь, когда в поле моего зрения попадают красивые женщины. Как только улыбнется мне на улице какая-нибудь из них: «Стоп, себе, – думаю, – по тормозам и задний ход». О, как они загадочны, романтично-непредсказуемы и обольстительны. Однако весь мой богатый мужской опыт плюс регулярное чтение бульварной периодики, плюс незаурядное воображение говорят мне о невозможности чистых целомудренных отношений между полами, кроме как только супружество с заранее оговоренными условиями совместного проживания.

Я сомневаюсь в искренности праздников. Я не отмечаю ни политических, ни религиозных, ни профессиональных праздников. Я не понимаю юбилеев и памятных дат. Я не посещаю площадей, дворцов, ресторанов и компаний веселящихся людей. Мне весело, и я хохочу до колик в животе, когда представляю себе весь ужас послепраздничного похмельного синдрома.

Я сомневаюсь, когда мне уступают место в общественном транспорте. Пусть я немного выгляжу старше своих лет и у меня слегка трясутся руки, но не настолько же я глуп, чтобы не догадываться о каком-то коварном подвохе, связанном с моей податливостью на чужую услужливость.

Я беззащитен и беспомощен перед проблемой питания. Я страшусь переедания, опасаюсь пищевых отравлений, не люблю острых, соленых и излишне сладких блюд. Осторожен с консервами, сдержан в отношении выпечки и копченостей. Я не знаю, как правильно соблюдать диеты, поскольку все они взаимо­исключают друг друга.

Овощи я не ем из принципа, а свинину – из отвращения. Впрочем, и остальное мясо тоже не ем, потому как жалко птичек и прочих животных, когда представляю их живыми. От молока у меня аллергия, от картошки расстройство желудка. От кофе поднимается давление, от конфет болят зубы. Когда ем лапшу, начинается изжога, когда ем кашу, за ушами пищит.

У меня проблемы с перемещением в пространстве. В самолете и поезде меня укачивает. В машине боюсь аварий. Пешком ходить не люблю.

Я иногда сомневаюсь: а живу ли я в конце-то концов? Но хорошо сказал по этому поводу один очень мудрый товарищ, живший много веков назад: мол, не знаю, как вы, а я сомневаюсь, дорогие дамы и господа, товарищи, судари и сударыни, что я, если так можно выразиться, живу.

Другими словами: хочешь жить – сомневайся!