Тяжелый разговор

– Это наша сельчанка Дина, ее все знают, она торгует на рынке, – представил ее хозяин кабинета.

Я искал встречи с ней, чтобы поговорить о ее сыне, но, глядя на нее, чувствую, как тяжело начать разговор. О чем спрашивать, когда красноречивее всего говорит беспомощный взгляд заплаканных глаз матери. Но все же…

– Понимаю, что вам тяжело вспоминать былое и рассказывать о том, что еще болит. Но, возможно, ваши слова помогут в дальнейшем многим нашим землякам уберечься от трагедии и горя. Расскажите, пожалуйста, о сыне, каким он был?

– Он был старший в семье, – говорит Дина, поправляя черный платок на плече. – Муж рано ушел из жизни, а у меня трое детей. Кроме старшего, еще мальчик и девочка. Средний сын общительный, немного хулиганистый был в школе, задира, много друзей. А старший всегда был очень серьезным мальчиком, с отличием окончил школу, не пил, не курил. Долгое время занимался спортом. Лет 5 назад женился, правда, не сложилось – развелся. Недавно еще у него были планы построить дом, он попросил меня помочь со строительством… У нас есть небольшой участок. Сын всегда помогал мне по дому, по хозяйству, был очень ответственным и правильным во всех отношениях.

– А где работал ваш сын, чем занимался?

– Работал в Махачкале в салоне сотовой связи. Кроме работы, никуда не ходил. С женой не сложилось, но он каждые выходные проведывал дочку, мою внучку, он дружил с шурином (братом жены). Оба интересовались религиозными темами…

– Когда вы заметили, что сын изменился?

– Когда он углубился в изучение религии, то отдалился от всех друзей и семьи. Все его время занимали телефонные переговоры или соцсети. Иногда я подходила к его комнате и слышала, как он с кем-то спорит, что-то доказывает. Но скоро сын умолкал и долго слушал, что ему говорят на том конце провода. В последнее время он общался с каким-то Маликом, который живет в Египте. А я даже не знаю, как пользоваться этим, – она показывает на планшетный телефон, – у меня только простой телефон.

– Они общались на русском языке?

– Да, он тоже, кажется, из Дагестана.

– Ваш сын интересовался политикой, может, его что-то не устраивало? Он обсуждал это с вами?

– Особо политикой не интересовался, возмущался только ситуацией в Бирме, где преследовали мусульман. Иногда рассуждал о справедливости в обществе. Часто ругал правоохранительные органы, говорил, что полиция преследует его и не дает жить.

– А почему он так считал?

– Вероятно, считал, что полиция его провоцирует. Но на самом деле и он был не прочь спровоцировать полицию. Однажды ночью он приехал в дом жены, там проходили обыски. Якобы нашли оружие и еще что-то. Сын поинтересовался, на каком основании идут обыски, но ему не ответили. Он проявил настойчивость, в итоге его забрали в отдел.

– Как реагировали на его увлечения и взгляды брат, сестра, родственники? Кто-нибудь пытался повлиять на него?

– Абсолютно все не одобряли это. Брат, который младше его на год, даже дрался с ним на этой почве. Я ругалась, пыталась его остановить, но это не помогло.

– Вы обращались в мечеть, к мулле по этому вопросу?

– Это было бесполезно. Он и слушать не хотел, когда речь заходила о муфтиях. Хотя я ему говорила, что наши предки, родители, все молились, и никто не запрещал это и сейчас не запрещают исполнять долг мусульманина. Но он верил, что там, в Сирии, его обучат истинному исламу.

– Вам он сообщил, что уезжает?

– Однажды он позвонил мне и сказал, что находится в Турции, едет в Сирию получать настоящие исламские знания. В Турции он был проездом. Больше я его не слышала. Сын верил, что в Сирии создано государство, которое живет по канонам ислама, но подвергается нападкам и агрессии. Он решил принять участие в защите этого государства. Сын даже хотел забрать туда дочку и жить там с семьёй. Больше никаких вестей от него не было. Я о нем ничего не слышала. Потом мне сообщили, что он погиб. Самое страшное, что я даже не знаю, где его могила… Глаза женщины наполнились слезами. Было видно, что она сдерживает себя из последних сил.

– Как вы считаете, что нужно было сделать, чтобы всего этого не случилось?

– Такими ребятами надо заниматься специалистам. Психологи должны быть, еще кто-то.

– Я благодарен вам, что нашли в себе силы поговорить об этом. Что бы вы сказали тем людям, которые сагитировали вашего сына уехать и встать на этот путь?

– Я врагу не пожелаю того, что пережили я и моя семья, но этим людям желаю пережить то же, что пережила я.

Такой вот тяжелый разговор.

Недавно официально заявили, что ИГ (запрещенная в РФ организация) уничтожено, начался процесс зачистки. Но этого недостаточно, ведь понятно, что идеология террора, как метастаза, распространяется и заражает все новые территории. Более того, американцы решили опять собрать из недобитых террористов оппозиционную армию в Сирии. Самая серьезная опасность идет от идеологии, инфицированной террором, которая распространяется через Интернет и соцсети. Именно там идет самая главная борьба неопытного человека с коварным, одержимым дьявольской логикой боевиком.

Технологии вербовки в ряды боевиков изучаются, многое удается предотвратить, но пока общество не станет отстаивать по-настоящему высшие ценности добра и справедливости, пока не будут реально работать социальные лифты для молодежи и пока мы не предложим альтернативную созидательную идею, у террористов всегда найдутся аргументы для убеждения новых жертв.