Укрепление Низовое

Начальник левого фланга Кавказской линии генерал-майор Фрейтаг, про которого говорили, что «Фрейтаг для войны на Кавказе необходим, как порох и пушки», был героем этой эпохи. Получив сведения, что Низовое укрепление расположенное под Тарками, в котором укрылся транспорт молокан, следовавших в Баку, и где весь гарнизон состоял из двух слабых рот пехоты, обложено громадным числом акушинцев и других горцев и едва держится, он двинулся с своим отрядом к названной крепости на рассвете 19 ноября.

А вот что в журнале военных происшествий об освобождении Низовой пишет сам генерал Фрейтаг:

19 ноября, отправив отбитый мною скот под прикрытием 200 донских казаков в Казиюрт, я выступил к Низовому.

 Не доходя пяти верст до Низового укрепления, от главных гор отделяется к морю незначительный хребет на котором был расположен стан Петра Великого. За перевалом чрез этот хребет две дороги ведут в Низовое укрепление. Одна из них прилегает к самой подошве утесистых гор. Дорога эта хотя и удобна для следования, но по горам лежат аулы и вдоль по дороге разведены сады, из которых неприятель может сильно вредить ружейным огнем во время следования. Другая дорога отделялась влево к морю, спускается в обширную равнину и самым берегом моря ведет к пристани.

Подходя к высоте, на которой расположен был лагерь Петра Великого, я отправил занять эту высоту Нижегородского драгунского полка юнкера, князя Лобанова-Ростовского с летучею командою из 60 казаков. Он донес мне, что в Низовом производится сильная канонада и что неприятель также стреляет по укреплению из орудия.

Удачные военные операции сделали горцев самонадеянными; они с невероятною дерзостию напирали на казаков. Я послал состоящего по кавалерии и находящегося по особым поручениям при командире отдельного Кавказского корпуса полковника Волоцкого с тремя сотнями линейных казаков поддержать летучую команду. Между тем по всей линии производилась сильная и удачная канонада, но это не поколебало неприятеля, и значки его дерзко подскакивали к нам.

Заметив, что полковник Волоцкой уже выстроился на правом фланге, я приказал всем линейным казакам броситься в атаку, поддержав оную тремя конными орудиями, под прикрытием Донского казачьего № 52 полка.

В одну минуту на плоскости не осталось ни одного человека, кроме 70 порубленных трупов со всем оружием и три значка. Неприятель бежал в большом беспорядке, нигде не останавливаясь.

По окончании дела я направился к Низовому укреплению; приближаясь к нему, я увидел, что неприятель с поспешностью выбирался из Тарков — вся гора усеяна была толпами горцев. Вечером прибыл ко мне один татарин, которого подполковник Евдокимов дней пять тому назад посылал в Темир-Хан-Шуру с письмом. Этот человек рассказал, что в Тарках находился кадий акушинский со всею своею милициею и что дня два перед моим приходом Шамиль прислал к нему в подкрепление 1000 тавлинцев. Ужас, овладевший неприятелем, по словам его, был так велик, что не только партия, но и все жители как Тарков, так и других аулов, расположенных по хребту, бежали и рассеялись и что около Низового не осталось ни одного человека.

Прибыв, я осмотрел верхи этого укрепления, — нельзя не отдать должной справедливости мужественной защите гарнизона, продолжавшейся более 8 дней, против многочисленного неприятеля. И вот что узнал я.

Когда существовала крепость Бурная, в Низовом было расположено все хозяйственное заведение гарнизона; это место было обрыто канавой и обнесено незначительным бруствером, без всякой фланговой обороны. С упразднением Бурной гарнизон был переведен на низ; для помещения его устроили довольно обширный форштат, который также окопали рвом и оградили бруствером, что и получило название Низового укрепления, а место хозяйственных заведений назвали цитаделью.

Низовое укрепление лежит у подошвы гор, и в целом укреплении нельзя найти ни одного места, где бы можно было укрыться от ружейной пули.

В укреплении было пять чугунных пушек, из них два только орудия были на лафетах, остальные валялись на земле. Во время блокады гарнизон ухитрился и сделал что-то такое, на что можно было положить орудие, и, провертев дыру в бруствере, нашли возможным даже стрелять из оного, если неприятель попадался по направлению орудия.

Это место, в котором было сложено около 10000 четвертей провианта и которому суждено было с 341 человеком гарнизона выдержать 8-дневную осаду против 6-тысячной толпы.

В продолжение 8 дней гарнизон ни на одну минуту не терял бодрости. Не только воинские чины, но все, кто только был в укреплении, принимали участие в обороне; солдаты ни день, ни ночь не отходили от валов; молоканы (которые в числе 108 душ мужского и женского пола следовали в Шемаху) стояли также на валу в ряду солдат с цепами, чтобы молотить татар, когда они полезут на бруствер; ребятишки делали патроны, женщины перевязывали и смотрели за ранеными.

В 2 часа пополудни раздались выстрелы из моих пушек, горцы начали кричать гарнизону, что это прибыл Шамиль с пушками; но перед вечером гарнизон увидел  своих собратьев. Все горе забыто, и в каждом сохранилось только чувство собственного достоинства.

20 ноября я послал в деревню Тарки всех находившихся при мне кумыков. Возвратившись, они объявили мне, что в деревне нет ни одного жителя и что там оставлено неприятелем одно чугунное орудие на медведке. Я приказал заклепать его.

Выбрав весь порох и артиллерийские снаряды из укрепления Низового, я заклепал пять чугунных орудий и в 10 часов утра выступил обратно на Сулак, предав огню все, что оставалось в укреплении. На рейде я нашел купеческий корабль, который прибыл в Низовое с казенным лесом. Я вызвал лоцмана, и я нанял его, чтобы доставить туда семейства молоканов, следовавших на поселение в Ширванский уезд, женщин и детей.