Жизнь дается только раз…

Так бесславно закончилась жизнь молодого человека, не нашедшего в себе силы воли отказаться от пагубного пристрастия к алкоголю и наркотикам.

Прочитав эти скупые строки служебного протокола я вспомнил те две встречи с этим парнем и в назидание другим решил рассказать о них.

… Концерт, проходивший в театре, закончился, в зале загорелась большая хрустальная люстра, и зрители потянулись к выходу. Я покидал зал в числе последних.

Едва приоткрыл массивную стеклянную дверь, как меня чуть не сбила с ног вбежавшая с улицы женщина, а следом в меня врезался преследующий ее мужчина. От удара я налетел на торец двери и упал, кровь залила глаза. Через приоткрытую дверь мельком заметил лежащую на ступеньках пожилую женщину и мужчин, пытавшихся ее поднять. Рядом с ними группа людей пыталась успокоить разбушевавшегося молодого худощавого мужчину. Он был совершенно не в себе: выл, кусался, старался ударить каждого, кто приближался к нему. Двоих парней отшвырнул на лестницу, словно котят. Крики женщин, шум, сирена скорой помощи… Я потерял сознание.

На скорой нас с дебоширом увозили вместе. Когда меня посадили туда, он уже лежал на носилках лицом вниз, не двигаясь.

На мой немой вопрос врач сказала:

— Мы сделали укол. Наркосоли, — добавила она, уточняя диагноз.

В больнице мне наложили три шва на лице, выше надбровных дуг, и заклеили лейкопластырем. Один из полицейских записал мои данные и сказал, что вероятнее всего будет заведено уголовное дело за нанесение особо тяжких телесных повреждений по ст. 111 УК РФ и меня вызовут в качестве свидетеля.

На следующий день — телефонный звонок:

— Следователь Махмудов, я по поводу инцидента у кинотеатра. Вы не могли бы приехать в отделение полиции? Надо записать ваши показания.

Я поехал в полицию.

— Садитесь. Меня зовут Эльдар Махмудов. Следователь, старший лейтенант, предложил сесть, придвинул к себе бланки протоколов и начал рассуждать вслух, одновременно заполняя пустые графы. В ходе разговора выяснилось, что он учился в том же институте, где я сейчас преподаю. Нашу беседу прервал телефонный звонок.

— Да, Махмудов. Пришел в себя, можно поговорить? Хорошо, сейчас приеду…

Он положил трубку посмотрел на меня, на протокол. Спросил:

— Женщину помните на лестнице?

— Да, мельком, ее поднимали двое мужчин.

Он посмотрел на мой шрам.

— А того помните, кто толкнул вас?

— Конечно, худощавый, среднего роста, волосы русые, в цветастой рубашке. Очень сильный, вел себя совершенно неадекватно. А как женщина?

— В очень тяжелом состоянии. Заведено уголовное дело. Нанесение тяжких телесных повреждений.
Следователь встал и начал собираться. Мы вместе вышли из кабинета. На улице было холодно, туман, мелкий моросящий дождь. Напротив выхода из полиции его ждала легковая машина.

— Вы в сторону больницы? Не подвезете? Мне тоже в этом направлении.

Следователь открыл дверь, я сел в машину, и мы поехали. Туман был настолько густым, что мощные потоки света автомобильных фар с трудом освещали узкий коридор в густом тумане, по которому пробивалась машина.

— А можно мне с вами? – спросил я. – Хочу посмотреть на своего обидчика.

— Ладно, только не мешайте.

Наш пациент находился на втором этаже в угловой комнате, где поместились две кровати, одна из которых была пуста. На другой лежал дебошир, укрывшись до подбородка. Когда он увидел нас, сделал попытку встать, но следователь жестом остановил его, подвинул табуретку к кровати, сел рядом, вытащил из папки бланки протоколов и начал свою работу. Я присел на другую кровать.

Судя по тому, как больной реагировал на вопросы следователя, я понял, что он не особо склонен к разговору.

— Вы помните женщину, которую столкнули с лестницы?

— Что? Какая женщина? Не помню я ничего…

— Она в тяжелом состоянии, может и не выжить… Это преступление квалифицируется по ст. 111 УК РФ.

Пациент отвернулся к стене и замолчал. Только руки под одеялом стали дергаться.

Резкий телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Следователь вытащил из кармана трубку и приложил к уху.

— Да, да, слушаю. Хорошо, спасибо… Да, конечно. Он посмотрел в сторону лежачего и произнес: — Повезло ему, женщина очнулась.

Резко откинув одеяло, пациент приподнялся:

— Что вы сказали? Пришла в себя? Слава богу, слава богу! Дайте, пожалуйста, воды!

На тумбочке около кровати, где я сидел, стоял стакан. Я взял его и пошел за водой. Когда вернулся, следователь разговаривал с больным. Вот что я услышал:

— Учился я в средней школе плохо, девятый класс закончил в вечерней школе, так как из средней школы меня выгнали за плохое поведение и неуспеваемость. Уже в этом возрасте я начал выпивать, курить и пробовать травку, а затем стал колоться.

После школы поступил учиться на токаря в ПТУ. Перестал употреблять наркотики. Через какое-то время учеба стала мне в тягость, друзей не завел. Не выдержал, стал снова принимать наркотики.

Бросил училище на последнем курсе и пошёл работать на завод. Второй раз на какое-то время снова перестал колоться. Во время ломки работать за станком практически невозможно, но я старался. Начал работать, получать деньги, помогал маме, большую часть денег отдавал ей, думал, все, завязал…

Но тут наступили тяжелые времена. Завод практически остановился, заказов не стало, зарплату не платили месяцами, кругом большие очереди, талоны. И рядом не оказалось никого. Начал выпивать, курить, не ночевал дома. В 2009 году меня забрали в армию. Служил на Дальнем Востоке, в Приморском крае. Там пристрастился к анаше, пробовал и другие наркотики, плотно сел на иглу. Начал сильно пить.

Весной 2011 года демобилизовался, а в 2012 году женился. Тесть устроил меня в ГУИН, в кинологическую службу отдела охраны. Весной у меня родился сын, но женитьба, рождение сына на меня особо не повлияли. Третий раз попытался бросить, ничего не получилось, стал пить ещё сильнее. Меня клали в больницу, лечили от алкоголя, кодировали — всё бесполезно. В 2014 году мы с женой развелись.

Дальше — больше, перешел на более тяжелые наркотики. Пил всякую дрянь, кололся, появились наркосоли. Меня опять пытались лечить, но безрезультатно. Ночевал где придется, воровал, кололся, пил. Вот и тут…

Он замолчал и отвернулся к стене. Следователь задал еще несколько вопросов для протокола, записал их, и мы направились к выходу.

На улице, прежде чем попрощаться, я спросил у следователя:

— Ну как?

Он безнадежно махнул рукой.

— Если пострадавшая подаст в суд, его могут отправить на принудительное лечение, а может, и нет…

Эта была наша последняя встреча.