Кавалер ордена Славы

Есть и династии таких героев. Среди них – Игнатий и Яков Хорольцы.

Отец Якова Хорольца, Игнатий, был награжден Георгиевским крестом 3-й степени в Первую мировую войну, а его сын уже во Второй мировой войне стал полным кавалером ордена Славы.

Конечно, я много слышала о Якове Игнатьевиче (на снимке), часто видела на парадах 9 Мая, но встретиться и пообщаться с ним получилось только однажды – накануне празднования 60-летия Великой Победы над фашистской Германией.

От своих коллег-журналистов я знала, что Яков Игнатьевич не любит рассказывать о себе, не любит, когда его хвалят и пишут о нем большие статьи. Об отличительной черте его характера – скромности – было известно всем, кто хоть немного знал его. И тогда, во время встречи, организованной военным комиссаром Дербента, он больше рассказывал не о себе в войне, а о самой войне, о своих боевых товарищах, о том, что такое быть разведчиком…

Это из других источников я знала, что Яков Хоролец родился и до войны жил на Украине, после учебы работал литейщиком на заводе «Красный металлист» в городе Славянске Донецкой области. Просился на фронт, но не взяли. Два года вместе с тысячами других рыл окопы, строил оборонительные сооружения.

Оружие в руки он взял в апреле 1943 года. Было ему тогда 20 лет, а службу начинал в разведке. От разведчиков, как известно, во многом зависел успех будущих боевых операций, и брали в разведку не каждого. Ум, осторожность, наблюдательность, умение быстро реагировать и принимать решение – вот основные черты, которыми должен обладать разведчик. Случалось, сутками «работали» в тылу врага, иногда закопавшись в землю.

– Делали это так, – рассказывал Яков Игнатьевич. – Ближе к рассвету закапывали разведчика в землю у дороги, по которой, знали, должны продвигаться немцы. Замаскировывали его, оставляя возможность для обзора, и он фиксировал все, что видел за день. И только ночью разведчика выкапывали.

Самому Якову Хорольцу такое задание приходилось выполнять часто. Участвовал он и в разведке боем. Чтобы выявить огневые точки противника, надо было вызвать огонь на себя. Вот и посылали на это дело группы разведчиков, а возвращались оттуда порой единицы. Но самым сложным в разведке было взять «языка», особенно если им должен был быть офицер.

– К операции готовились тщательно, – вспоминал он. – Каждый полк имел наблюдательный пункт, откуда и велось наблюдение: как часовые меняются, через какие промежутки времени, где движение большое, а где – чуть-чуть, кто по этой тропинке ходит в это время, а кто по другой – в другое. И только когда соберут всю нужную информацию, отправляли в разведку группу из 2-3 человек. У одного разведчика должен был быть увесистый кулак, другой должен был хорошо стрелять, а третий – хоть немного знать немецкий. Разведка – сложная штука. Надо и голову хорошую иметь, да и привыкнуть надо. Если, случалось, нашего ранило, мы связывали «языка» и заставляли его тащить на себе раненого. Главным было довести немца целым. Бывало, трудились понапрасну. Немец вроде важный, а не владеет никакой ценной информацией, а другой, казалось бы, незначительный на вид, а знает очень много.

Кажется, один из орденов Славы Яков Хоролец и получил за захват и доставку «языка». Говорю «кажется», потому что Яков Игнатьевич не любил рассказывать, за что конкретно его наградили тем или иным орденом или медалью.

– Война – это то же, что производство, – говорил он. – Сегодня что-то сделал, завтра еще что-то, а начальник все это замечает и держит в уме. Один совершал веский подвиг и сразу получал орден или медаль, другой – сегодня немного, завтра немного – и командир пишет представление о его награждении. На войне как на войне, это обычная работа.

Ничего себе работа, хотелось возразить ему. Рисковать жизнью, каждую минуту быть готовым умереть, схватиться врукопашную с врагом и выйти либо победителем, либо погибнуть. Как в той схватке с немцем, о которой он рассказывал:

– Немец, здоровенный детина, ухватил меня, прижал к себе крепко одной рукой, а другой ищет нож. Думаю, все, конец мне пришел. Но сдаваться не хотелось. Незаметно вытянул из голени пистолет – и в брюхо немцу. Тот обмяк, упал. С тех пор в разведку брали с собой по два пистолета. Когда командир полка Дрюнов – Герой Советского Союза, кстати, узнал об этом, сказал: «Как считаете нужным, так и делайте. Лишь бы живы были». Война долго длилась, четыре года, и мы постепенно учились, как выживать, как спасать себя. В войне, я скажу, геройского мало.

Признаться, последние слова тогда поразили меня. Не хотелось соглашаться с ним. Разве не был геройским его поступок, о котором он сам рассказывал как о чем-то обыденном и само собой разумеющемся?!

«… Днепр рядом, а наши солдаты умирают от жажды, второй день без воды. Залез немец на водонапорную башню. Обзор оттуда большой. Как появится наш Иван, он стреляет. С утра пять человек погибло.

Я тогда автоматчиком был. Наблюдаю за немцем-гадом, думаю, сколько же он ребят погубит. Подобрался к нашему снайперу, он латыш был, отдыхал после ночной охоты. Говорю ему.

– Дай винтовку.

Тот спрашивает:

– Зачем?

Я объясняю:

– Надо этого козла снять с башни.

Снайпер охотно протягивает снайперскую винтовку. Взял ее, пополз, выбрал удобное место, залег. Долго всматривался в бинокль, пока не заметил, что немец зашевелился. Как только он поднял голову, взял его на мушку и выстрелил. Немец стал трепыхаться. Я выстрелил ещё и еще раз. Немец затих. И тут вижу: бегут наши солдаты к Днепру, к воде».

Так разве это не геройский поступок? А разве тот факт, что он был шесть раз ранен и каждый раз возвращался «на работу» в свой полк и дошел до самого Берлина, не говорит сам за себя?..

О чем Яков Игнатьевич охотно вспоминал, так это о последних днях войны.

– Смотрим, ручеек бежит. «Это же Шпрея!» – услышал чье-то восклицание. Действительно, Шпрея – последняя преграда на пути к Берлину. Перешли ее, вступили в столицу Германии. Получили задание занять зоопарк. Зоопарк большой, часть зверей вывезли, а часть осталась. Жаль животных было, все они были ранены, а слона убили. Немцы сопротивлялись упорно, но задание мы выполнили, зоопарк заняли. Устали, конечно, сильно, расположились в подвале дома, чтобы хоть немного поспать. Спали на тюках с шоколадом, а на рассвете… Недалеко от нас отдыхала штрафная рота. Смотрю, штрафник безбоязненно болтается по площади. Кричу: «Ты что делаешь? Убьют ведь!». А он в ответ: «Вылазь! Война закончилась». Я не поверил, но вижу, еще один солдат появился на площади, другой. Тут и мы вышли из укрытий. Сколько радости было! Палили в воздух, свистели.

А на рейхстаге Яков Игнатьевич оставил надпись: «Мы из Донбасса. Дошли! Ура!».

Потом была демобилизация. Месяц отдыха – и снова работа на том самом заводе, где он трудился до войны. Несколько лет он проработал здесь литейщиком, но дали о себе знать многочисленные раны и пришлось уходить. Зимы в Славянске суровые, цех не отап­ливался. В военном госпитале ему сказали: надо менять климат, жить там, где солнце и тепло.

Яков Игнатьевич выбрал Дербент, где много лет жила его сестра. В 1952 году он приехал сюда, работал слесарем, кочегаром, газосварщиком на предприятиях города. Был заслуженным рационализатором республики, и было у него много учеников, которые до сих пор не забывают его. За мирный труд его наградили орденом «Знак Почета».

Прощаясь, Яков Игнатьевич попросил:

– Пожалуйста, не надо большой статьи.

Его скромность, даже застенчивость не могли не трогать, не поражать. Сразу вспомнилась история (о ней мне поведал очевидец), когда прославленный ветеран, встретив возле центральной аптеки своего знакомого, попросил того зайти в аптеку и купить ему лекарства.

– Зачем покупать? – удивленно спросил знакомый, не принимая денег, которые протягивал ему ветеран. – Вам лекарства положены бесплатно.

– Да неудобно мне как-то бесплатно. Есть же у меня возможность покупать их. А бесплатно… Они другим нужнее.

Он не привык просить для себя и никогда ничего не просил ни у друзей, ни у начальства. «Со своими проблемами, – говорил он, – я справлюсь сам. А у начальства и так забот хватает».

Стесняясь, не очень уверенно, он принимал и подарок, который накануне праздника Дня Победы вручили ему в военкомате. А уходя, забыл о нем, оставил на столе. Его догнали, вручили подарок. И снова в его глазах было смущение, в движениях неловкость. Неловко ему было от внимания, которым его окружили в комиссариате. Он искренне считал, что не заслужил его. «Нет, заслужил, – хотелось возразить ему. – Возможно, в войне действительно мало геройского, но вы-то были и есть герой. И внимание, которое к вам проявляют, – это самое малое, что мы можем для вас сделать. Для вас и всех тех, кто геройски сражался на фронтах, мужественно отстаивал нашу свободу и независимость».

Надеюсь, Яков Игнатьевич не был на меня в обиде: маленькой статьи тогда не получилось. Это самое меньшее, что я могла написать.

Вот уже много лет его нет с нами, но память о нем жива. На доме, где он жил, установлена мемориальная доска, а в 2016 году решением Собрания депутатов одна из улиц древнего Дербента названа его именем – именем полного кавалера ордена Славы Якова Игнатьевича Хорольца.