Узник концлагеря Зандбостель

Родился он в 1919 году в высокогорном ауле Ириб Гунибского округа Дагестанской области в крестьянской семье Гаджи Ибрагимова и Марин Гаджиевой.

После окончания школы в 1938 году Абдурахман, имевший красивый почерк, работал секретарем в райпрокуратуре, потом паспортистом в райотделе милиции. В сентябре 1940 года его избрали первым секретарем Чародинского РК ВЛКСМ. Вскоре он женился на девушке Патимат из села Хинуб.

В апреле 1941 года Абдурахман был призван в ряды РККА. Службу проходил на Украине. Там и застала его Великая ­Отечественная война.

До августа его полк несколько раз выходил из окружения и, отбивая сильный натиск врага, отступил до Кировоградской области Украины. Здесь 5 августа в селении Подвысокое полк вновь оказался в окружении в числе других частей Красной Армии. Абдурахман с другими товарищами, контуженный и раненый попал в плен. С августа 1941 года по апрель 1942-го его содержали в лагерях на Украине. Затем вместе с другими он был этапирован в лагерь Зандбостель в Северной Германии. Там с конца 1942 года до освобождения английскими войсками (29 апреля 1945 года) Абдурахман состоял членом подпольной антифашистской организации.

Новую партию пленных загоняли в баню, раздевали и придирчиво разглядывали тело. Если оно измождено, болезненно, на щеке пленного чертили черный крест – в могилу. Долго разглядывали и Абдурахмана. Рядом стоял эсесовец и хмуро глядел в упор. Обмакнув палец в тушь, он ждал решения «комиссии». Высокий, плечистый горец пока еще не был похож на кандидата в покойники: кто-то из хозяев лагеря махнул рукой – пусть остаётся. Гаджиев вышел из бани без черного креста. Жив!

Какой путь избрать?

Лагерь в торфяных болотах. Кромешный ад. Из него три пути. Первый – могила в лесу, второй – бежать. Этот путь избирал не один человек. Многие вырывались за колючую проволоку. Но их или догоняли овчарки, или засасывало болото. Иные же избегали и овчарок, и топи, зато напарывались на вилы жирных бауэров.

Третий путь – подлый, к власовцам или бандеровцам из «Русской освободительной армии» – гнусное предательство. Пауки-агитаторы заманивали в свою паутину слабых, легковерных людей, не имеющих за душой ничего святого. Их было немного, но такие были…

Среди военнопленных немало было армян, грузин, азербайджанцев, дагестанцев. И к ним подсылали агитаторов. «Вступайте в Кавказский национальный легион», – призывали они. Нашелся «агитатор» – предатель из Кабарды. Он не только агитировал, но и составлял списки военнопленных с Северного Кавказа: осетин, чеченцев, дагестанцев. Желающие идти на фронт получали оружие, не желающие – пулю в лоб. В списке и Абдурахман Гаджиев.

Под угрозой смерти

В условиях жесточайшего террора гестапо, слежки и доносов самоотверженные патриоты начинали подпольную работу среди военнопленных.

Подпольем в Зандбостеле руководили военнопленные политработники Красной Армии: вначале Владимир Комянин, Александр Тёмников, затем Евгений Звёздкин. С ними активно сотрудничал аварец из Ириба Абдурахман Гаджиев. Он выполнял опасные, рискованные поручения. Особенно большую пользу принёс в установлении связи с иностранцами: французскими, албанскими, юго­славскими военнопленными.

Александр Тёмников однажды сказал Гаджиеву: «На кухне работают французы. Подружись с ними. Это очень и очень нужно. У них тоже есть свое коммунистическое подполье. Надо работать сообща».

Француз Роже Придан хорошо знал русский язык. С ним и подружился Абдурахман. Вместе чистили брюкву, вместе перебирали картошку в кухонном подвале. Вместе тосковали по родине.

На кухне стояла огромная колода для рубки мяса. Но ею не пользовались: мясо-то заключенным не полагалось. А французы хитро запрятали в ней радиоприемник и, когда немцев не бывало близко, настраивались на родные волны.

Как-то Роже поймал московскую волну, Абдурахман услышал голос Левитана, голос Родины. Он опустился на колени, и по его впавшим щекам покатились слезы. Говорят, что горцы не плачут. Но тут нельзя было их удержать…

Голос Родины принёс много радостей: Красная Армия уже с 1943 года гнала гитлеровцев на запад, очищала родную землю от коричневой чумы. А. Гаджиев стал записывать сводки Совинформбюро. Они волновали весь лагерь. К малодушным вернулась вера в победу, а мужественные стали еще активнее оказывать сопротивление лагерному начальству.

Роже познакомил Абдурахмана с руководителем французского подполья Лаказом. Началось тесное сотрудничество советских и французских подпольщиков.

Французы, албанцы, бельгийцы постоянно получали посылки из дома и от Красного Креста. В них бывали кофе, шоколад, масло, галеты, одежда. А советские военнопленные находились на особом режиме – им ничего. Иностранцы знали это и по возможности щедро делились с узниками из СССР.

В тоске по Родине

Абдурахман Гаджиев был не единственным аварцем в лагере. Здесь томились его соплеменники из Чоха, Гоцатля, Салты, Цемера и Цуриба. Время от времени аварцы собирались вместе и говорили на родном языке. Говорили о горах и ущельях, о своей горькой судьбе. В один из таких дней к ним подошел немецкий полковник, приехавший вербовать в Кавказский легион. Это был седой старик с морщинистым лицом и тусклыми, безжизненными глазами. Он заговорил: «Братья-кавказцы, вас ждет благородная миссия – помочь Германии покончить с большевизмом. Вступайте в Кавказский легион».

Говорил он вяло, не глядя людям в глаза. Голос его был хриплый, простуженный, казалось, он говорил не то, что хотел. И вдруг полковник насторожился, рупором подставил руку к уху.

– Кто-то из вас сказал по-аварски. Вы аварцы? – спросил он.

– Да, аварцы. Из Дагестана, – ответили ему.

Полковник вздрогнул, провел ладонью по лбу и заговорил по-аварски:

– Я тоже из Дагестана, – с глубоким вздохом сказал он. – Я здесь с Первой мировой войны. Служу тут… Я сейчас говорил по-русски. Все слышали. Теперь говорю по-аварски. Пусть это останется между нами… У меня большой чин, хорошая дача, своя машина. Я живу в достатке. Но лучше бы я жил в землянке, ел сухой чурек и ходил пешком, но только бы на родине. На родине! – Он достал платок, вытер глаза и пошел прочь – придавленный, сутулый. Агитация повернулась другой стороной.

Свобода!

Выжили! Не встали на колени! Не предали Родину! 29 апреля 1945 года сбежали в панике гестаповцы, сбежал штаб лагеря. Остались только «стрелочники» – солдаты охраны. Заключенные разоружили их, сняли с вышек часовых, перебили овчарок. Свобода! Дождались!

Дождались те, кто не поверил провокаторам из РОА и УВВ, кто верил в могущество своей Родины, кто не захотел предавать свое Отечество. Был среди них и аварец из Ириба Абдурахман Гаджиев.

После освобождения из плена в конце апреля 1945 года Гаджиев получил в память о совместной антифашистской работе от партийной организации Франции почетный билет Компартии Франции (секция им. Габриэля Пери).

Постановлением бюро Дагестанского обкома КПСС от 17 января 1958 года Абдурахмана Гаджиева восстановили в партии без перерыва в партстаже, то есть с августа 1941 года.

В 1959 году он был избран председателем колхоза им. Орджоникидзе с. Ириб. Год работал освобожденным секретарем парторганизации колхоза им. ХХ съезда партии. В последующем трудился на разных партийных и руководящих должностях в Чародинском районе.

Абдурахман Гаджиев был награждён орденами Красной Звезды и Трудового Красного Знамени и пятью медалями, был ударником IX пятилетки и награжден знаком победителя социалистического соревнования за 1973–1978 годы. С 1965 по 1977 год был председателем Совета ветеранов войны Чародинского района. За активное участие в военно-патриотическом воспитании молодёжи был награжден Почетными грамотами Дагестанского обкома и ЦК ВЛКСМ.

За годы совместной жизни с Патимат в семье Гаджиевых родились и выросли замечательные дети: 5 дочерей и сын. Все они получили образование, успешно работают на благо республики.

Конечно, долгая мучительная, жестокая, оскорбительная и унизительная жизнь в концлагере, фронтовые ранения, неутомимая работа после войны не могли не сказаться на здоровье ветерана Великой Отечественной войны Абдурахмана Ибрагимовича Гаджиева. Он ушёл из жизни и похоронен в родном Ирибе. Но слава воина и память о нём живы в наших сердцах.