Вандализм – это диагноз

Точно такой же вопрос возник у меня, когда мы, тогда юные пионеры, гуляли в сквере и увидели там скульптуру без руки. Кому понадобилась конечность – Бог весть. Утилитарного назначения у нее – никакого. Понятно, когда скамейки утаскивают из парков – на них хоть сидеть можно. А рука – на что она годна? Не от комаров же отмахиваться.

Повзрослев, я поняла, что вандалы меньше всего руководствуются соображениями практическими. Это у них самовыражение такое. Когда нормальный человек видит что-то гармоничное, красивое, изящное – он  любуется, наслаждается. А вандал испытывает при виде прекрасного желание крушить, ломать, бить, выворачивать наизнанку.

Цветок ему надо вырвать из земли и растоптать, бабочку смять в кулаке, на газоне потоптаться, памятнику отбить нос. Кстати, я заметила, что вандализм имеет необратимые последствия. С тех пор, как однажды под покровом ночи неизвестные поиздевались над бюстом Героя Советского Союза Магомеда Гаджиева в Буйнакске, он больше так и не стал прежним. Реконструкция сделала его лицо неузнаваемым. Одному только человеку по силам было отреставрировать его так, чтобы герой остался собой – автору памятника, скульптору Виктору Чигирику. Но не сочли нужным к нему обратиться и получили то, что получили – не похож Магомед Гаджиев на себя, и все тут. Но даже если Чигирик его бы восстанавливал, и ему не под силу исправить сотворенное зло. Дело ведь не в куске камня или мрамора. Вандализм пробивает брешь в том невидимом, неосязаемом, тончайшем, что нас окружает. И эту брешь ничем не заделать.

Недавно разрушили надгробные памятники на еврейском кладбище в Махачкале. По телевидению показали сюжет: исковерканные ограды, разбитые фотографии, будто перепиленные пополам камни с могил. Растерянное лицо председателя еврейской общины Шими Дибияева, возмущенный комментарий офис-секретаря Марты Аликян.

Первая мысль, что погром учинили антисемиты. Но потом вспоминаешь, что и на русском кладбище не так давно было подобное. И в парках – сплошь и рядом страдают от вандалов обелиски и бюсты героев, о чьих подвигах, национальности и вероисповедании, скорее всего, вандалы и знать не знают.

И снова, как тогда, много лет назад, мучает вопрос зачем? Для чего им это? Примерно год назад наша газета писала о тех, кого привлекли к уголовной ответственности за вандализм.

Наказание понесли далеко не все. Одним удалось избежать его по малолетству. Другие получили наказание не настолько строгое, чтобы им больше никогда не захотелось порезвиться на кладбище. Я не сторонница ежовых рукавиц, но с вандалами другие методы не работают. Сколько ни рассказывай им о подвиге того же подводника Магомеда Гаджиева, ни показывай «Список Шиндлера» — фильм о немце, спасшем тысячи евреев — все не впрок.

Вандализм – это диагноз. Варвар не в состоянии объяснить, почему набрасывается с ломиком на памятник. И наши слова, что это кощунство – для него пустой звук.

Помните, года два назад выпускники взяли моду расписывать стены, обелиски скульптуры на своем пути к морю в день прощания со школой? Наша газета тогда выступила, назвала этот порыв стадным чувством. Уговорами с этим ничего не сделаешь. Уж не знаю, чем пригрозило управление образования директорам школ, а те в свою очередь – родителям, но шквал под названием последний звонок стал управляемым.

Найдется управа и на тех, кому кладбище — аттракцион для их разнузданности. Вот  мы, к примеру, восхищаемся порядком на улицах западных городов. Но не сам собой же он возник. Заплатишь штраф размером с зарплату – небось сразу станешь урну искать.

Так и наших вандалов, если припугнуть хорошенько, – они с памятников пылинки будут сдувать. А чем припугнуть, надо подумать. Вот в одном российском городе придумали фотографировать пьяницу, как они валяются под забором и на стенд вывешивать. Подействовало, пить гораздо меньше стали, скоро, но судя по всему, совсем бросят.

Член Общественной палаты РД Сияли Гаджиева призвала всем миром протестовать против вандализма. Вот и думать всем миром надо, в чем этот  протест будет выражен.