Мы виноваты?

Тема, прямо скажем, острая, животрепещущая, больная особенно для нас, дагестанцев, — первыми в стране испытавших сполна трагедию терроризма, когда был взорван жилой дом в Каспийске, унесшую жизни десятков ни в чем не повинных людей. К глубокому сожалению, этот бесчеловечный акт нелюдей открыл счет череде кровавых преступлений террористов в Дагестане, самые крупные из которых — взрывы: жилого дома в Буйнакске, праздничной колонны в Каспийске 9 Мая, машин с молодыми ребятами-военнослужащими в Махачкале, захват города Кизляра. И далее по стране, а затем и по миру.

Дагестанцы с лихвой хватили горя, которое гулким эхом отдается в сердцах подросших уже без отцов детей, горя, которое иссушило глаза матерей и обрядило их до конца дней в траурную одежду… Все слова богатого русского языка, передающие скорбь дагестанцев, которые хоронят своих сынов, погибших от рук террористов по сей день, меркнут, не могут выразить эту беду. У нас нет другого пути, как сплотиться против общего врага, страшное имя которому — терроризм. Только вместе, только единым фронтом можно одолеть эту беду современности.

Все эти мысли подсознательно возникли, когда стала известна в общих словах тема пьесы «В твоих руках…». Но хотелось узнать подробнее, а затем рассказать читателям нашей газеты о концепции спектакля, задачах режиссера, мнении артистов…  Но ввиду суетности работы в театре, да и в редакции тоже, занятости Скандарбека Данияловича нам так и не удалось встретиться, чтобы не только посмотреть, но и обстоятельно поговорить по поводу спектакля. А когда увидела мельком спешащего куда-то режиссера, он на бегу сказал, что до поздней ночи репетирует перед премьерой, которая состоится через несколько дней, я почувствовала себя неловко со своим напрашиванием на встречу и оставила свою затею нереализованной. Все эти и другие обстоятельства еще больше подогревали интерес к новой работе театра, и я с нетерпением, да, знаю, и многие другие, ждала премьеры.

За день до нее состоялся генеральный прогон спектакля: необычного, с минимумом сценографических приемов. Все действие происходит на фоне металлического занавеса, отрезающего сцену от зрительного зала в случае пожара. Занавеса тяжелого, окрашенного в грязно-серый цвет, и при отсутствии декораций он как бы является символом спектакля и по смыслу происходящего, и по цветовой окраске событий, разыгрывающихся не только на сцене, но, по замыслу режиссера, и в зале, где время от времени быстро передвигаются террористы с автоматами, пистолетами в руках и стреляют.

Еще во время прогона пьесы меня насторожили отдельные реплики и диалоги между шахидкой и заложницей — журналисткой. В словесной перепалке этих двух героев одна из них говорит, что законы в стране ничего не значат… люди обозлены… все не так, как хотелось бы… Например, когда молодая женщина с шахидским поясом вокруг талии и пистолетом в руках говорит о том, что не хочет никого убивать, а затем рассуждает о войне, спрашивая у Наташи-журналиста, мол, вы все виноваты в том, что происходит в Чечне. Где ваши, почему они не реагируют на эти события, почему вы не выходите на улицы?.. Эти фразы персонажи пьесы говорят в зал. Невольно чувствуешь себя неуютно. К чему нас призывают? В чем мы, дагестанцы в этом зале, виноваты? Ввиду того, что мрачный металлический занавес отрезал большую часть сцены, действие пьесы разворачивалось на узкой полоске у рампы, и при отсутствии декораций все внимание зрителя сосредоточивалось на тяжело падавших в зал словах персонажей.

Оказалось, что на эту сцену обратил внимание и Президент Дагестана М.Алиев, который был на спектакле в день премьеры. И когда по окончании действия на сцене я попросила его поделиться своим мнением о пьесе, Муху Гимбатович недоумевал: «В чем вы виноваты? — обращаясь ко мне говорил он. — В чем мы виноваты? Не в том ли, что мы не выходим из состава России, чего хотели бы наши недруги за рубежом, в том числе и в Англии, где живет теперь автор пьесы».

Дагестанцы не понаслышке знают о зверствах, которые чинили террористы в нашей республике. Десять лет будет через несколько месяцев с того страшного января, когда радуевцы ранним утром расстреливали прямо в постелях мирных кизлярцев, взяли в заложники несколько сотен наших граждан. Да разве только это? Крови ни в чем не повинных граждан пролилось немало. Чему пьеса может научить? Что знает автор ее о бедах дагестанцев? Как можно было ставить эту пьесу в нашем театре при том, что другие театры страны отказались от ее постановки? Почему Минкультуры осталось безучастным к подготовке спектакля? В то время, когда надо быть бдительным, не сыпать соль на раны наших людей, в столичном театре республики был подготовлен спектакль, противоречащий нашему чувству патриотизма. Как могло такое случиться?

Не думаю, что режиссер С.Тулпаров умышленно сделал спектакль таким. Когда он брал в работу эту пьесу, помнится, он мне говорил, что зритель перекормлен постельными сценами, устал от матерных слов на сцене, потому он искал современный материал для театра, где бы было осознание сегодняшнего дня, его оценка, где было бы зрителю над чем подумать. Ему казалось, что из пьесы «В твоих руках…» можно будет сделать то, что он хотел. Но получилось ли? Как не вспомнить ставшую крылатой фразу: «Хотели как лучше, а получилось…».