Не вырывая из сердца родину, словно занозу…

Сирия… Сегодня эта маленькая, но такая мужественная страна оказалась в центре внимания всего мира. Супердержавы, бесстыдно и цинично разрушающие целостность суверенных государств, решают, как должен жить тот или иной народ. И что самое страшное, пуская в ход смертоносные проекты, так похожие на прежние, но уже более модернизированные, еще более устрашающие, с кровожадными элементами. Только вмешательство России не позволило установить в Сирии проамериканский режим, провести показательный суд над сирийским президентом Башаром Асадом, как это было в недавнем прошлом в Ираке, Египте, Ливии.

Но тактическая война по-прежнему продолжается, пополняя запрещенную в России организацию ИГИЛ рекрутами со всего мира. Они пожираются смертоносным огнем, отдавая жизнь не за идеалы, а за идеологию не во имя мира, а во имя слепой ненависти, насилия, жестокости в завоевательных войнах, за которыми стоят политтехнологи нового мироустройства, господства одной расы над другой. И сегодня, когда речь идет о системных явлениях в мире, а молодые дагестанцы оказываются вовлеченными в неправедную войну под черным знаменем ИГИЛ, необходимо вывести такую формулу, что позволит реально противодействовать силам зла как в виртуальном пространстве, так и среди неприсоединившихся, незримых, хитрых и коварных в своей слепой ненависти к тому миру, что сопротивляется, не желая замыкаться в пространстве, откуда нет выхода.

Не новостным поводом, но серьезным разговором назвал встречу с Зайнаб Идрисовой, жительницей поселка Красноармейск, замминистра печати республики Сергей Снегирев, приглашая к диалогу не только журналистов республиканских СМИ, но и каждого дагестанца. Одна из тех матерей, кто оказалась бессильной перед жестокой и страшной бедой, надвинувшейся на ее семью, Зайнаб до сих пор не может понять, как ее сын, добрый, отзывчивый, открытый, оказался там, где жизнь человеческая ничего не стоит, где такие же обманутые, как ее Магомедрасул, вербовщиками молодые люди оказались с оружием в руках, проводниками идей фундаментализма, сеющих смерть, превращающих людей в зомби.

Спрашиваю, сколько лет было сыну. 23. Она сосредотачивается: – Да, он изучал Коран, арабский язык, часто сидел с друзьями в интернет-кафе, иногда допоздна,– вспоминает Зайнаб. Но сердце матери было спокойно, ведь ее Магомедрасул хоть и не молился в поселковой мечети, а ездил в семендерскую, оставался прежним – не замкнувшимся в себе, не отстраненным от обычных людей. Она до сих пор убеждена, что роковая случайность привела его в ИГИЛ. Лицо ее светлеет, когда она вспоминает о сыне. «Он был обычным ребенком, учителя до сих пор вспоминают о нем как о примерном ученике, способном к учебе. Да, после девятого класса он решил уйти из школы и заняться модным сегодня бизнесом, какое-то время работал в обувном цехе. Я не препятствовала ему ни в чем. Все было только для него», – едва сдерживая слезы, говорит Зайнаб.

И только материнское сердце знает, чего ей стоит эта сдержанность, когда она рассказывает о сыне. «Я растила его в любви, приучала уважать старших, быть им подмогой, защищать слабых, мечтала, что когда-нибудь стану бабушкой и буду растить своих внуков вместе с семьей сына. Помню, в 12-13 лет мой старший брат устроил его в спортивную секцию, чтобы Магомедрасул мог постоять за себя. А он, несколько раз походив на тренировки, отказался, мотивировав, что, мол, он против любого насилия и ни за что никого не обидит, а за себя всегда сможет постоять».

Ему было всего 23 года, когда он однажды позвонил ей, сказал: – Мама, я скоро вернусь». И больше не вернулся никогда. «Я знала, чем чревата вербовка в ИГИЛ, – говорит Зайнаб. – Много раз говорила с сыном, чтобы предупредить его, уберечь от беды. Просила не связываться с «другими верующими». И сын обещал мне это, однажды сказал, что и сам понимает опасность общения с подобными людьми. Но, как видно, они оказались сильнее его, прозорливее, убедительнее в своих призывах к якобы чистому исламу, замешанному на крови. Не рассчитал своих сил мой сын, не смог быть крепче вероломных, изощренных в своих коварных планах вербовщиков, которые, словно невидимая тень, скользят по душам и сердцам наших детей».

«Да, мой сын был убежден в том, что ислам – религия мира, жил в ладу с собой. Чего ему не хватало? Общался со своим отцом, не чувствуя себя ущербным. Жил одной семьей с моими близкими, отдававшими ему все тепло своих сердец». Был ли он под контролем? Да, был. И поэтому мы были спокойны за него. Все произошло, как в таких случаях водится, неожиданно. На сердце было тревожно, но Зайнаб продолжала ждать, даже не допуская мысли, что сын может исчезнуть. Для нее это было бы предательством. «Он не сможет этого сделать, ведь я так люблю его, сижу каждый вечер и не ложусь спать, пока он не придет». Он не вернулся, как обещал, через три дня с соболезнования, хоть и просила его мать не оставаться долго в чужом месте. Да еще в месяц Уразы.

«Не беспокойся, мама, все будет хорошо». Голос сына был ровный, спокойный. И она уверилась в том, что так и будет. Вместе с ним пропал и сын ее троюродной сестры, он был на год младше ее Магомедрасула, а еще поселковый друг детства. Они никогда раньше не уезжали за пределы Дагестана. Позже выяснилось, что накануне ребята получили загранпаспорта, а 24 июня 2015 года уже были там, на чужбине, откуда больше не вернулись. Еще через полгода Зайнаб получила известие, что ее сын погиб. «Я не могла себе места найти, все думала, где похоронен мой сын. И сегодня думаю о том, что хоть и ранен он был несколько раз, но ведь никто не видел его мертвым». Прервалась и связь с его другом, они оба были такие красивые, здоровые, под метр восемьдесят». А память, словно намеренно, напоминает незначительные, как ей тогда казалось, поездки сына и его друзей в Семендер, Ленинкент, где он «встречался с друзьями». Зайнаб уверена, что вербовщики и сегодня заманивают в свои сети таких, как ее сын.

Когда же она поняла, что сын больше не вернется, решила для себя, что постарается спасти хоть одну жизнь, чтобы не плакала чья-то мать, не отводили при встрече глаза близкие, родственники, соседи. «Беда эта может прийти в каждый дом, – уверена она, – и никто не застрахован от нее. И чтобы выжить в этот трудный для всех дагестанцев период, необходимо знать, чем дышит каждый подросток, о чем думает молодой человек, что творится в его душе».

«Многие говорят, у молодежи нет работы, поэтому она такая. А я не согласна. Сегодня работы так много, что хватит на каждого. Но не каждый хочет трудиться. А все больше мечтает о больших деньгах и легкой жизни. А так в жизни не бывает». Зайнаб уверена в том, что и школа, и вуз должны создать своеобразный «всеобуч» для педагогов, многие из которых не в силах разобраться в том, что происходит в мире и от чего нужно уберечь подрастающее поколение. И этот вопрос адресует Министерству образования и науки республики, Министерству по молодежной политике. Ведь Дагестан – молодежная республика. И негоже думать только об особой, талантливой молодежи. Необходимо работать с различными «молодежным уровнями». А это самое трудное – встать рядом, чтобы не только понять, но суметь переубедить, разъяснить каждому, что справедливость не в том, чтобы разорять свой собственный дом, оторвавшись от своих корней, а в том, чтобы быть вместе со своей родиной, не вырывая ее из сердца, словно глубокую занозу, не предавая забвению.