Опустите глаза, когда матери тихо идут на Голгофу…

Опустите глаза,

когда матери тихо идут

на Голгофу…

Что качаешься полынью,

мать-земля?

Что вздымаешься холмами,

как тоской?

Я тебе свою кровинку отдала,

Колыбелью станешь ей, а мне виной…

Бесланские события… Они словно метроном продолжают отбивать в сердцах боль матерей Беслана, отправивших в начале сентября 2004 года своих детей в школу, ставшей для них испытанием, болью, а еще темной пеленой на глазах, свинцовым дыханием смерти и уходом туда, в небесную синеву, где они превратились в ангелов. Да, боль материнская неизбывна, она словно глубокая заноза в сердце, напоминающая постоянной ноющей болью. Раве можно такое забыть…

Так писала дагестанская поэтесса Миасат Муслимова, выводя словно кровью строки, пропущенные через сердце. Так думала каждая мать, глядя на кадры расправы с бесланскими школьниками и мысленно представляя своего ребенка там, откуда нет возврата, где нелюди, играя детской судьбой, решали, кому из них жить, а кому умирать, играя в жестокую, страшную игру, цена которой-смерть. 

Бывшая заложница А. Гадзи­ева щемяще написала о той кровавой, непонятной войне, не разбирающей, кто есть кто, а, наоборот, с лихорадочной жестокостью отправляющей в смертельный огонь самое святое– детей, учителей, во все времена считавшихся неприкосновенными для самых вероломных врагов. 

 Да, видно, первобытное сознание сильнее добра и сострадания, оно беспощаднее, страшнее в своей непримиримой борьбе за истины, не имеющие ничего общего с представлениями о человечности, добре и справедливости, формировавшихся веками в природе личности мыслящей, совершенствующейся, в голове которой век от века возникали мысли и чувства, возвышающие душу, а не истребляющую в себе все ценное, что было создано миром людей. 

Вспоминая те страшные дни, внутренне успокаиваем себя тем, что боевики, посмевшие прийти в святой дом, где учитель учит ученика быть совершенннее, гуманнее, пропагандируя духовные, нравственные идеалы, – представители международного терроризма. А еще тем, что учитель, рассказывая о творениях рук человеческих, пополнявших сокровищницу культуры народов выдающимися произведениями, делившимися мыслями о совершенном мире, к которому надо стремиться, чтобы создать гармоничное общество, где нет места злу, насилию, распрям, призывал к миру каждого живущего на земле. Все верно. 

Но насилие все еще остается непременным атрибутом современных завоевательных войн. И страшные «картинки» кинохроники напоминают об этом, как и о захвате бесланской школы, как в страшном сне, которому, казалось, не будет конца: сидящие на полу спортзала дети, учителя, родители, все, кто пришел проводить своего ребенка, впервые перешагнувшего порог школы и оказавшегося в аду, над головой которого висели провода от взрывных устройств, каждое прикосновение к которым могло стать последним.

Что иссохла, вся в провалах,

мать-земля?

Не смотри глазами ям

и бездной рвов.

В твою грудь моя кровиночка легла,

-Не болит ли, не горит ли свежий шов?

Жуткие строки, рвущие душу не только бесланских матерей, но и сердца каждого из нас. Такое не забывается. Не зря один из проповедников, посетивших бесланскую школу, предложил как можно чаще напоминать о произошедшей трагедии, чтобы она не повторилась вновь. 

«Огонь велся как из школы, так и по школе, – писала А. Гадзиева, – стреляли армейцы и милиционеры вперемешку с ополченцами. В ответ боевики поливали штурмующих огнем с крыши и из окон второго этажа. Все это время из школы на улицу продолжали выбегать сотни окровавленных детей и взрослых. Под непрерывный треск автоматов и разрывы гранат к школьному двору навстречу им бежали спасатели, пожарные и просто местные жители, пробравшиеся сквозь оцепление, чтобы принять из окон обезумевших детей, вынести раненых и увести тех, кто сам не понимал, куда бежать». Не хватало ни носилок, ни врачей, ни «скорых». Вакханалия смерти, трупы на школьном дворе среди цветов, с которыми пришли родители и дети, чтобы подарить их учителям. Они, эти цветы, легли на могилы погибших, став жутким напоминанием о чудовищном по жестокости теракте. 

И нет прощения тем, кто вошел в школу для того, чтобы доказать,что для них, черных наемников, нет ничего святого. Но жизнь так устроена,что к тебе бумерангом возвращается как все хорошее, так и все плохое, содеянное тобой. 

И мы спустя тринадцать лет уверены в том, что у каждого из тех, кто оказался причастен к нападению на бесланскую школу, был такой же бесславный конец.

Я готов превозмочь, Боже, все на земле

И за жизнь, как творенье твое, умереть,

Но иду я с младенцем в надежде к тебе,

Потому что с Тобой я не верую в смерть.

У жизни человеческой нет конца, пока память сохраняет образы ушедших из жизни близких друзей и, что страшнее всего, детей, которые не должны, по всем неписанным законам, уходить из жизни раньше родителей. Но ведь и такое происходит. И судьба не спрашивает нас об этом, забирая, но оставляя память о родных людях. И пока мы живем, мы помним вас, дети Беслана, и всех тех, кто вместе с вами оказался вечно живым…