Чтоб я так жила!

Екатерина Трофимовна Уварова родилась 7 декабря 1914 года, и у нее день рождения. «Да не интересна я никому. Люди почитают и скажут, кто я вообще такая», — будто отговаривает меня баба Катя.

Баба Катя — не герой труда, не политработник и не родилась под особой звездой. Это обычная женщина, приехавшая в Махачкалу в поисках лучшей жизни из села Селитьба Саратовской губернии 15 октября 1931 года. Она из семьи крестьянина Трофима Павловича Гребенщикова. Образования не имеет, но память на даты, события у бабушки уникальная. Расположение улиц, фамилии соседей, даты рождения, смерти — пожалуйста, и без всяких усилий.  

— В лаптях ходили и работали. Я самоучка, немного читаю, а пишу плохо. Как переехала-то? В 1928 году началась какая-то «шумутня» на родине. Ходили по домам, амбарам и ополовинивали все, что находили, раскулачивали. Может, поэтому на следующий год родители решили отправить меня с младшей сводной сестрой в Баку к старшей сестре. Мы должны были вернуться к посеву, но не вернулись. Работала я там домработницей: стирала, убирала, готовила, нянчила. В 1931 году отец в Махачкалу приехал и письма писал, что устроился тут охранником и мне тоже найдет работу, если приеду к нему. По приезде я устроилась подсобной рабочей в пекарню, а через год на Махачкалинский хлебозавод перевелась тоже подсобной.

Баба Катя год как не видит. Я сижу напротив, а она смотрит в точку над моей головой и выбирает тональность: «Ты поближе сядь. Где сидишь?» — Я трогаю ее руку и говорю, что рядом.

— Случай на заводе был такой. Как-то много хлеба испекли, завал был, и мы решили отпроситься у мастера прогуляться по Буйнакской улице. Сейчас там гуляют? Раньше там молодежь гуляла кругами туда-сюда по вечерам, выходным. И мы побежали веселиться. Наши заводские мальчишки тоже хотели с нами, но мы их не взяли. Так они от злости письмо написали директору, что мы в рабочее время пошли гулять. А директор, ни в чем не разобравшись, самовольно уволил нас. Мы, конечно, в слезах начали ходить то в местком, то к председателю союза. Председатель сказал: «Подождите, не плачьте. Лицо не портьте. Я сейчас разберусь». Он пошел на завод, и мастер подтвердил, что отпустил нас. В тот же час нас восстановили на работе, но все равно мы там не задержались. Это был 1934 год. После мы в чайхану «Красный Восток» устроились, где я проработала до 20 мая 1935 года.

О своем муже Екатерина Трофимовна рассказывает с любовью: жили мы бедно, но любили. С Николаем мы на заводе встретились. Он тестомесом работал, был «первым парнем на деревне», передовик, всегда с гармонью. Его как-то даже премировали на работе баяном. До этого была гармонь — двухрядка, а это баян, гордость такая! На всех торжествах он веселье вел. Мы встречались некоторое время перед женитьбой и 24 мая 1936 года поженились.

Николай Федорович Уваров – фронтовик. В 1941 году на третий день вой­ны ушел воевать. Служил на Керченском фронте и четыре года находился в плену. «У них было два выхода – либо в воду, либо в плен! А берега ему не было», — вздыхает Катерина.

— Я получила извещение, что муж пропал без вести, и моих двух детей перевели с пенсии на пособия. Но в 1945 году в сентябре он вернулся! Я, помню, в коридоре набираю в чайник воды, а соседская девчонка забегает: «Тетя Катя, дядя Коля идет!». Я думаю, что она дурочку порет. Думала, что дальний родственник погостить приехал, что ли, а тут он на ногах, целехонький стоит. Вернулся с боевой травмой головы. Его, конечно, затаскали в НКВД, но он чист оказался. Мы все были так рады, стол в честь приезда  накрыли. Сыночек Жорик прыгнул, вцепился в шею отцу, и отцепить не могли.

— Как война прошла для вас?

— В слезах. У нас было радио, по которому мы слушали, что происходит на фронте. Когда отступали наши, мы плакали, когда наступали, слушали и радовались. До Махачкалы война не дошла, один раз только в Вейнерский сад и на вокзал падали бомбы. Но немцы пленные тут были, по дворам ходили и побирались. Им работу давали наши люди – в огородах копать, дома строить. Они ж несчастные. Думаешь, мой муж по охоте пошел на войну? Неееет!

Тут баба Катя задумалась и военную песню спела. Во время войны она работала белошвейкой, фронт обшивала на швейной фабрике «Красный Октябрь», где ночами женщины работали, чтобы отправить в срок одежду солдатам.

— Мужа я рано похоронила, в 1967 году еще, — продолжает свой рассказ баба Катя. — По приезде он маляром устроился, а потом кондитером, пряники пек: пролетарские, советские, багдадские. Все разные по вкусу. Даже в ночную смену работал, несмотря на головные боли после ранения. В один день по дороге домой он с инсультом упал. Тогда уж совсем плох стал и только сторожем мог работать.  Он тринадцать лет болел, в больницах лежал. Его ничего не интересовало, ногу свою подтаскивал, ничего не мог делать, разве что только на базар сходить. Я же никогда сама в больнице не лежала.

— А домой пряники носил?

— Носил, скрывать не буду. В кармане. Время было тяжелое, и отца знакомый всегда советовал: «Коль, ты много не бери. Клади в карман, и тебя за это судить не будут». Так он по 4-5 пряников приносил домой.  

Сейчас материально жить лучше, но в то время жить было интереснее. Все были дружные, веселые, а теперь и смеху-то нет. Даже за праздничным столом и то почти не смеются. Только делятся о том, что купили, как построили. В то время это никого не интересовало. Вот бульвар был переполнен молодежью с музыкальными инструментами, частушки играли, песни пели. Я сама в кино очень любила ходить. Порой за неделю несколько раз бывала. Любимые картины — «Свадьба с приданым», «Три товарища», «Сельская учительница» — много раз пересматривала. Много песен военных знала, сейчас подзабыла, конечно.

— Свадьбу как сыграли, баба Катя?

— За столом у жениха играли, потому что пол деревянный был у них, а у нас — земляной. Гости, танцы — все как положено.

— Платье было свадебное?

— Было, только не белое. Шелковое полотно морковного цвета, без рукавов и с воротничком «ласточка». Помнишь такие? Нет, наверное. Я неплохо одевалась. У меня наволочки были, перина, две подушки, пододеяльника два, ковер и чемодан новый – папин подарок. С приданым пришла к свекрови. А у Коли только кровать была. Иногда я шутила, что со своим бельем и на полу посплю, а он как на пустую кровать-то ляжет?

— А сейчас как вам живется?

— Я прошу у Бога совсем немного — дай мне клинышек голубого неба увидеть, чтобы хоть что-то делать. Сейчас я тень руки своей иногда вижу, а иногда вообще ничего не вижу. Раньше сама пекла ватрушки по своему рецепту. Руки болели, конечно, но я делала это с удовольствием. Наше ж поколение жило праздниками, именинниками… усопшими.

За Екатериной Трофимовной Уваровой ухаживают дочь с внучкой, да и гости скучать не дают.

—  У меня крестные внуки есть. Навещали меня, когда я была здоровой, а сейчас почти нет. Все мои подружки ушли, я последняя. Сама к ним пойду на праздники. Мне внучка два с половиной дня читала книжку «Святая Матрона», и как там написано, какие слова богатые, душевные, аж по коже мороз пробегает! Музыку люблю, романсы слушаю. Ансамбль «Лезгинка» нравился очень, когда видела. Ой как нравился!

Больше всего меня удивило, наверное, то, что она прожила в Дагестане 83 года и только три раза выезжала из города, и то в Алмало.

— В горах никогда не была! Красота, говорят, но не с кем было ехать. Да и боялась, честно говоря, хотя нас никто не трогал.

— Что бы вы хотели на день рождения получить в подарок?

— Хочу, чтобы люди пришли с радостной душой, поздравили, посидели, поговорили. Зачем мне подарок, пусть к столу что-нибудь добавят, если он им покажется бедным. Зачем мне подарки? «Ямщик, не гони лошадей! Мне некуда больше спешить, мне некого больше любить…». Так и мне некуда… Иногда я вроде «что-то», а в другой день «никуда».  Меня, спасибо, дети не оставляют, внучка со мной сидит. Она тоже на работу выйдет – вот тогда скучно мне будет…

От редакции: «Дагестанская правда» сердечно поздравляет Екатерину Трофимовну Уварову со славным юбилеем и желает бодрости и отличного настроения. 

фото автора