Евгеньевское укрепление и «кавказские пленники»

Одним из таких укреплений было Евгеньевское, построенное в 1842 году на реке Сулак у Чиркейского моста. Две двухэтажные башни, поднятые на невысоких холмах, оберегали подходы к реке. От них к мосту наклонно спускались крытые галереи. Толщина их стен была недоступна для шамилевских пушек. При возникновении опасности мост запирался массивными металлическими воротами. Первые этажи башен населяли солдаты, а на вторых жили офицеры. В верхней части были установлены пушки.

Стратегическое положение Евгеньевского укрепления диктовало царскому командованию обращать на него особое внимание. К примеру, в 1845 году полковнику Огневскому было предписано иметь полный по штату гарнизон и оборонять мост до последней крайности. Командиру укрепления надлежало подобрать опытных и смелых офицеров, которые понимали бы значение и важность службы в данном районе, а при необходимости личной храбростью могли бы воодушевить нижних чинов. Генерал Бебутов разрешил из резервов брать необходимое количество артиллерийского заряда, ружейные патроны и все, что необходимо для длительной обороны. Приказывалось иметь еще веревки и бадьи для подъема из Сулака свежей воды, иметь постоянное освещение в ночное время, а где нужно, особенно в галереях, и в дневное время.

«Орудия из Евгеньевского укрепления,- требовал Бебутов,- направить так, чтобы они могли действовать на нападающих на мостовое укрепление». Для защиты дальних подходов к укреплению на возвышенностях, в том числе на горе Хадум-баш и у села Зубутль, воздвигли форты, в которых постоянно несли службу 70—100 солдат. При первой же опасности с них раздавались выстрелы, взлетали ракеты. Тогда били тревогу и в Евгеньевском укреплении, и солдаты быстро, форсированным маршем выступали навстречу противнику.

Жизнь небольшого гарнизона на Сулаке была полна тревог и неожиданностей. В 1845 году произошел такой случай. Поручик Соловой с 50 солдатами шел к Зубутлинской башне. С ним находились две подводы, полные дров. Между горою Хадум-баш и аулом Зубутль неожиданно на них напали около 100 мюридов. Солдаты не растерялись и залпом из ружей остановили их. Шум перестрелки донесся до форта на Хадум-баше. Там забили тревогу, и капитан Домбровский вышел на помощь. Тревога докатилась и до Евгеньевского укрепления. Оттуда поторопился подполковник Воронченко с ротой Грузинского линейного батальона. Мюриды вынуждены были отступить через Зубутлинский деревянный  мост на Сулаке. Подойдя скрытно, Воронченко приказал стрелять. Одновременно с этим взвод солдат обходным путем шел к той же переправе. Поняв опасность, горцы поспешно отошли на левый берег и, разобрав переброшенный через реку временный мост, скрылись в лесах.

В один из летних дней 1853 года из Евгеньевского укрепления вышел унтер-офицер драгунского полка Петр Готовицкий. Он, видимо, был крайне неосторожен, поэтому и попал в плен к горцам. Те отвезли его через гору Хадум-баш в аул Миатли и спустили в яму. Через некоторое время приблизительно при таких же обстоятельствах был захвачен и доставлен туда солдат из того же укрепления Иван Дудатьев, которого также спустили в яму. Через некоторое время пленники решили бежать. Как это им удалось осуществить, трудно представить. Вероятно, Готовицкий и Дудатьев на стенах ямы делали углубления, невидимые сверху, а снятую землю незаметно утрамбовывали под собой.

Прошла, конечно, не одна ночь, прежде чем они, помогая друг другу, выбрались наверх. Если еще учесть, что у унтер-офицера болели ноги и солдат тащил его на спине, то нетрудно представить положение беглецов. Однако Готовицкий и Дудатьев сумели благополучно вернуться к своим. Может быть, это случилось во время боя, когда горцы, занятые обороной своего селения, меньше всего думали о тех, кто сидел в яме. Может, солдаты использовали непогоду, ночное время или какой-либо удобный случай.

… Переплыв в темноте реку Сулак, Готовицкий и Дудатьев должны были держать путь на вершину горы Хадум-баш. Далеко внизу сквозь ветви деревьев виднелись сакли аула Миатли. Слева через узкий в 15-20 метров коридор между скал вырывался Сулак, разливаясь тут метров на 200. Дальше, уже где-то за Чирюртом, река расширялась еще более, создавая поймы, рукава и становясь все более похожей на равнинную реку.

Беглецы, как нам представляется, устроились в чаще леса и ждали темноты. В Миатли их хватились, поднялась стрельба. Потом все утихло. В мучительном ожидании беды прошел день. Когда стемнело, солдат снова взвалил себе на спину унтер-офицера и, тяжело дыша, пустился в путь к своим, к Евгеньевскому укреплению. Настало утро нового дня, когда Иван Дудатьев со своей тяжелой ношей появился на вершине горки. В предмостовом укреплении раздался предупредительный выстрел. Готовицкий и Дудатьев стали махать руками: мол, свои, не стреляйте. И на самом деле, в крепости прекратился шум. Когда же два обросших, оборванных и исхудавших человека подошли ближе, десятки солдат команды выбежали им навстречу. Они кричали «Ура!» и, с ходу подхватив товарищей, понесли на руках.

Вышли на шум и офицеры. Удивлялись все. А ведь думали, что унтер и солдат перебежали к Шамилю. Петр Готовицкий попытался доложить командиру укрепления о случившемся, но тот махнул рукой и сказал: «Главное — вы вернулись. Благодарю!». Тут вышел батальонный кашевар и потащил незадачливых товарищей на кухню… Может быть, все происходило не так, как мы думаем. Может, не так встречали унтера и солдата, может быть, в назидание другим командир укрепления посадил их на гауптвахту. Мы этого не знаем, но зато можем засвидетельствовать, что заметка о плене и бегстве из Миатли Готовицкого и Дудатьева напечатана в газете «Кавказ» в 1853 году. И как раз в том году в Дагестане, в частности в Хасавюрте, некоторое время находился Лев Николаевич Толстой. Разумеется, он не мог не прочитать статью о злоключениях двух солдат из Евгеньевского укрепления. Эта заметка да плюс тот случай, когда писатель сам чуть не угодил в плен к чеченцам, вероятно, послужили материалом для создания бессмертного рассказа «Кавказский пленник».

Известно, что Чиркей и его окрестности были покорены царскими войсками еще в 1841 году. Однако почти до конца Кавказской войны здесь время от времени шли бои или военные стычки.

В 1857 году четыре наиба Шамиля со своими воинами появились в Салатавии. Они настолько смело действовали, что уже 15 июня пикеты горцев были видны невооруженным глазом из Евгеньевского укрепления. Царское командование срочно перебросило к Сулаку 10 батальонов пехоты, взвод саперов, 10 орудий, 4 эскадрона и 14 сотен кавалерии. Вся эта огромная по тому времени сила рассредоточилась, начиная от Евгеньевского укрепления до вершины горы Ибрагим-дада. Долгое время имамовские войска держали в напряжении царские укрепления.

Бои шли с мюридами Шамиля и в Теренгульском овраге на Салатавском хребте, и у селений Старый и Новый Буртунай. Горцы действовали смело. Одна их группа, перебравшись на правый берег Сулака, настолько далеко продвинулась, что оказалась в нескольких ружейных выстрелах от главной крепости царских войск в Дагестане — Темир-Хан-Шуры. Правда, особой удачи здесь не было. Зато на обратном пути мюриды заметили военные подводы. Домчаться до них, окружить и взять в плен человек 15 раненых и возничьих было делом нескольких минут. Но что делать с ранеными солдатами? Брать их с собой не было смысла. Пленные не только стали бы обузой, но кое-кто из них мог бы умереть в пути. Не зная, что делать, мюриды заспорили между собою.

Положение спас человек, одетый в форму младшего офицера. Им оказался фельдшер Дагестанского полка Николай Львов. На кумыкском языке он объяснил горцам, что является хакимом, и что если мюриды отпустят раненых солдат, то он дает обещание перейти на сторону Шамиля и лечить его людей. На том и порешили. Имам несказанно обрадовался лекарю. Николай Львов с большим старанием исполнял свое обещание. Зато командующий войсками в Дагестане князь Орбелиани, узнав о судьбе Львова, сильно огорчился, отнеся все это к беспечности, допущенной командиром Дагестанского полка И.Р.Багратионом, и тут же объявил последнему выговор.

Такая реакция со стороны князя Орбелиани станет понятной, если учесть, что Николай Львов долгое время был единственным и притом отличным фельдшером полка. Кроме того, Львову принадлежит заслуга в открытии в 1856 году в Нижнем Дженгутае совместно с врачом И. С. Костемеровским первой русской школы в Дагестане для детей горцев. У Шамиля Николай Львов находился до конца Кавказской войны, хорошо изучил аварский язык, а после окончания войны написал ряд интересных статей о нравах и обычаях горцев Дагестана.
После войны Евгеньевское укрепление, как и другие крепостные сооружения Дагестана, теряет свое значение. В обзоре Дагестанской области за 1902 год мы читаем: «При мостах Евгеньевском и Преображенском, переданных в 1896 году гражданскому ведомству, имеются значительные крепостные сооружения. Желая сохранить их как памятники минувших войн, правительство предложило гражданским ведомствам занять их под склады.., но так как они в глухих местах, то не нашли применения. Они с 1901 года остались без охраны, разрушаются. До 1903 года в Евгеньевском укреплении стояла сотня 1-го Дагестанского полка. А затем мост охраняли сторожа из чиркейцев, получавшие от казны по 18 рублей в год.

В 1919 году в эти места пришли турки, разрушили крытую кухню. После них деревянные части укрепления стали растаскивать и сами жители. В 20-е годы обе пушки из башен приволокли в аул.