Помнишь, мама…
Нашей мамы нет вот уже 14 лет. Звали её Марият. Родилась она в 1918 году в селе Хучни в семье бедняка-крестьянина Абдурахмана, который перед войной ушел в хадж и не вернулся.
У матери лишних детей не бывает.
И всех, сколько есть, она нежно ласкает.
Хранит их она до скончания века.
Роднее, чем мать, не найти человека.
Первые шесть месяцев те, кто совершал хадж и встречался с ним или с его попутчиками, сообщали какие-то новости, а потом перестали приходить и они, и маленькая девочка осталась с матерью. В 15 лет её выдали замуж, а в восемнадцать она родила ребёнка, через три года – второго.
В мае 1940 года мужа призвали в армию, а в июне 1942 года после тяжёлого ранения и контузии он был комиссован как негодный для продолжения военной службы.
После войны мама родила 11 детей, в живых из них осталось 10. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 марта 1964 года ей было присвоено почётное звание «Мать-героиня».
Дальше разговор пойдёт о нашей маме – святой женщине, равной которой не было на свете. Да, наша мама не имела образования, не имела высоких званий, не устанавливала рекордов, но она была нашей мамой.
Жили мы, как тогда водилось, одной семьёй с детьми старшего брата нашего отца, и было нас 24 человека. Конечно, вся нагрузка по ведению хозяйства ложилась на плечи младшей невестки, хотя у неё самой детей была куча мала.
Работала она дояркой в колхозе (благо, ферма находилась недалеко от нашего дома), ткала ковры дома (тогда у всех табасаранцев дома стоял ковровый станок), ходила в ковровый цех местной ковровой фабрики в паре с соседкой, а остальное время (!) уделяла детям. Но всё же, уходя из дома, успевала напутствовать: «Паша (самый старший сын), смотри за детьми, Энвер (второй по возрасту сын), смотри за огнём в очаге» и т.д.
Мы помним, как мама купала каждую неделю в деревянном тазу нас по-очереди, а воду вечером таскала из источника. Сколько же раз нужно было сходить за ней. При керосиновой лампе, свисавшей с потолка, ткала ковёр, а мы, лёжа на полу или стоя у подоконника, готовили уроки. Конечно, первыми засыпали те, кто на полу. Поэтому на следующий день «дислокация» менялась, но желающих готовить уроки на полу было больше.
Помню, мама виртуозно шила нам из домотканного сукна рубашки и фуфайки. Но почему-то всегда не хватало ваты для прокладки, и поэтому старшим (а принцип был один: во всём уступать младшим) доставались фуфайки более лёгкие. Когда же мы жаловались, что холодно, у мамы всегда был железный аргумент: «Вот скоро кончится зима, и будет тепло» и так улыбалась, что мы забывали обо всём, и нам действительно становилось теплее. А когда мама целовала ещё в лоб или щёчку, мы на всю зиму забывали о холоде. А как она укладывала нас втроём или вчетвером в одну постель и накрывала одним одеялом!
Мама не обращала никакого внимания на наш шум, и, когда отец обращался к ней, чтобы она успокоила нас, у неё был один ответ: «Это же дети». Но стоило ей посмотреть в нашу сторону, как у нас закрывались глаза, и мы тут же засыпали.
Мама никогда нас не ругала, если мы что-то натворим. Сажала рядом с собой, гладила по голове и ничего не говорила. А мы смотрели на нее и всё понимали. Мама никогда никого по имени не называла, сделай мы плохое или хорошее, а говорила «дети». Сейчас мы понимаем: для тебя все мы были одинаковы. Она нас по имени начала называть, когда мы стали сами отцами или матерями. Спасибо за это, мама!
Помнится, как-то раз мы не поднялись, не встали с места, когда возле нас проходил старший человек. А потом мы слушали целый «ликбез»: как «салам» давать и как его принимать, как и с какой стороны садиться в кругу старших и в кругу себе равных, как пригласить домой гостя. Как быть, если проезжаешь на коне возле годекана.
Мы помним, как мама учила девочек не оставлять немытую посуду на утро, как каждую неделю убирать во всем доме с намоченной в «гюг-шире» (глина специфического цвета, скорее темно-серого) тряпкой. Или если пришёл гость в испачканной обуви, то к его выходу обувь должна быть помыта, вычищена и поставлена так, чтобы гость мог надеть ее без особого труда. Мама учила нас, как встречать гостей, как вести себя в чужом обществе, на свадьбах родственников или на свадьбах других.
Мы помним, как мама посуровела, когда умер её сын, и сказала: «На то воля божья. Надо делать сабур. Время лечит всё». Любимая, неповторимая мама! Она так повела себя, чтобы мы, её дети, не почувствовали той боли, которая пронзила её материнское сердце, чтобы мы вели себя так же стойко и мужественно, как и она. Мы не до конца эту боль поняли и не до конца с тобой разделили. Прости, мама, нас за это!
Мы стараемся поступать в жизни так, как учил нас отец, и так, как учила нас мама. Мы будем всегда помнить их! Сейчас маме исполнилось бы 100 лет. Как было бы хорошо, если бы она была рядом. Нам уже самим по многу лет, но всё равно мы поплакали бы с ней, а она бы приласкала нас, и мы снова стали бы детьми такого прекрасного существа, как мама, наша бесценная, единственная и неповторимая. Перед тобой мы будем всегда в неоплатном долгу!
Твои ныне здравствующие и беззаветно тебя любящие дети
Энвер, Кадыр, Минатулла, Ниматулла, Саният, Рабият, Исметулла Кадыровы; от имени ушедших в мир иной Паши, Надыра и Гасанбека.