Салам, брат
Провожаю дочь в далекую Германию. Нервничаю и волнуюсь. Два-три дня надо пробыть в холодной ноябрьской Москве. И не проблема отправиться в гостиницу, чтобы никого не напрягать и не напрягаться самой. Но муж настаивает: «Ты что! Аташка (студенческий товарищ мужа Гаджи) узнает – обидится». Пытаюсь парировать: «Ты думаешь об Аташке, а мне неудобно!» Муж возмущенно старается пристыдить: «Да ты вспомни, как много лет назад, когда возвращались поздно со свадьбы друзей, он не позволил пойти к родственникам, а потащил к себе, в квартиру к родителям, где он жил с семьей, где и самим-то было не развернуться!» Вспоминаю. Свои чувства неудобства и стеснения, приветливое лицо хозяйки, принимавшей гостей в поздний час, и счастье Гаджи, победившего в споре о ночлеге.
Понимая, что слово мужчины закон, смиренно останавливаемся в Москве у Аташки, который, нисколько не изменившись за много лет, встречает нас с искренним радушием и гостеприимством. А его супруга, как, впрочем, и я, должна подчиниться неписаным законам, диктуемым взаимоотношениями двух дагестанских мужчин, товарищей, которые, быть может, годами не видятся, редко созваниваются или случайно встречаются на свадьбе общих знакомых, но в какой-то, только ими определяемый по важности момент следуют непреложному закону мужского товарищества.
Я даже не представляю, как справилась бы с чувством смятения, волнения и переживаний за улетающую на несколько месяцев в чужую страну дочь, если бы не Гаджи, тот самый Аташка, который нашел самые подходящие слова, чтобы успокоить. Весельчак от природы, он шутил, рассказывал истории, отвлекая от тревожных мыслей, и вел себя в Москве так же уверенно, как если бы был в Дагестане, вселяя тем самым уверенность в меня.
Проводив дочь, идем к стоянке автобусов, отправляющихся в Махачкалу. Переходим широченный проспект. Горит зеленый. И вдруг доносится непрерывный сигнал из ближайшего автомобиля. Водитель рьяно машет рукой и что-то кричит, пытаясь привлечь к себе внимание. Гаджи на долю секунды останавливается и машет в ответ: «Салам, брат!» Я в недоумении:
— Это что, в огромной Москве вот так вдруг можно встретить знакомого и поприветствовать?
— Да нет, — говорит Гаджи. – Я не узнал его. Но он похож на дагестанца. Может, и он обознался, признав во мне своего знакомого. Вот я и кинул салам.
Легко и просто! Просто «кинул салам»!
Сколько лет прошло! Не перестаю удивляться этому простому человеческому единению! Простота и легкость, с какой Гаджи относится к себе и к людям, наверное, не всегда и не у всех найдет понимание. Скорее, у тех, кто не знает Дагестан и дагестанцев.
Идем по узкому тротуару и вдруг этот взрослый мужчина восклицает:
— О! Бурчак-шурпа!
— Что? – недоумевающе переспрашиваю я.
— Бурчак-шурпу готовят! – и продолжает: — Люблю бурчак-шурпу! Да и все дагестанские блюда.
И рассказывает, как однажды в Москве, поднимаясь по лестнице подъезда к своим знакомым, учуял запах сушеного мяса и понял, что наверняка дагестанцы, кто ж еще, готовят хинкал. Постучал в дверь, за которой, как ему учуялось, готовилось традиционное дагестанское блюдо. И точно! Дагестанцы! Никто и не подумал удивиться или возмутиться непрошеному гостю, который с восклицанием: «Вот же, не ошибся! – ввалился в квартиру и был принят как старый добрый знакомый.
Не раз вспоминая эту поездку, я размышляла над природой таких отношений.
Листаю номера в телефоне, пытаясь найти нужный. И вдруг: «Тома. Москва». Как вспышка. Еще одно воспоминание из той моей московской поездки. На обратном пути в Махачкалу разговорились с попутчицей. Как оказалось, ехала она в Ахты проведать маму. Узнав, что в Москве нет родственников, тут же заставила записать номер телефона, оговорившись: «Ты не стесняйся. Будешь в следующий раз в Москве, обязательно сообщи. Я хоть и работаю простой медсестрой и квартира наша не хоромы, но гостям мы с мужем и дочкой всегда рады!» Сколько бы раз ни была после этого в столице, неизменно вспоминаю слова простой москвички-дагестанки. Каюсь. Позвонить не решилась. Видимо, все же не до конца во мне развито это простое, казалось бы, чувство единения. Но номер в телефоне по-прежнему храню. Как память о готовности проявить человеколюбие.
Вспоминается одно из многочисленных интервью с теперь уже человеком-эпохой Расулом Гамзатовым, когда журналистка, пытаясь «уличить» поэта в лукавстве, спросила: «Но, если честно, разве можно радоваться любому гостю? Вот я, например, не всякому бываю рада». На что поэт многозначительно ответил: «Значит, к тебе ходят не те гости!»
Читая о горцах прошлого, об их верности горским законам, поневоле задумываешься: а что из того, такого далекого, но очень значимого для каждого из нас (ибо, «если ты выстрелишь в прошлое из пистолета …» — все знают, что станется с тобой в будущем) сумели мы сохранить? Чем владеем? Что передадим своим детям и внукам? Я думаю, самое важное, что мы передаем, порой подсознательно, подспудно, на очень тонком уровне, на уровне, который невозможно пощупать, измерить и взвесить, невозможно, и слава богу, оценить. На уровне, может быть, души и сердца, мы передаем Человечность. Человечность – «исанвал», «адамдеш», слова, звучащие по-разному на языках народов, населяющих нашу республику, но означающие самое важное для единого дагестанского народа.
Ее, эту самую человечность, и сейчас можно наблюдать в самом простом, обыденном. Она в самой сути дагестанцев, предки которых учили ни при каких обстоятельствах не терять в себе Человека. Не всегда и не всем она понятна. Но столкнувшись с ней, почти всегда ее принимают безоговорочно, следуя правилам дагестанского понимания Истины.
И сейчас в любом дагестанском ауле пригласят на ночь абсолютно незнакомого человека и предоставят ему все что есть, а если чего-то нет, достанут, займут, чтобы только уважить гостя. Это мы заглянувшего пусть даже на минутку в наш дом не отпустим, не предложив стакан чаю и не одарив подарком. Только мы, дагестанцы, будем спорить о том, кто же заплатит в маршрутке за проезд, хотя в итоге это сделает, как правило, мужчина или тот, кто младше или выходит раньше. И как объяснить иностранцам или друзьям, приехавшим из другого региона России, что стол для гостей должен ломиться, а не просто быть накрыт. И неважно, в состоянии ты это сделать или нет. Так делалось всегда, и ты с этим внутренне согласен, потому все это для тебя естественно и просто.
Конечно, можно много спорить о том, насколько хороши наши традиции для ритма сегодняшнего дня. Выливать в след уходящему в дорогу чистую воду – пусть путь его будет чистым и ничем неомраченным; сопровождать невесту зеркалом и зажженной лампой, а встречать медом – да будет жизнь молодых светлой и сладкой; нарекать своих детей и внуков именами старших в роду – перечислять можно бесконечно. Однако бесспорно одно – о законах предков горцы не забывают нигде, куда бы их ни забросила жизнь. Побывав в гостях у дагестанца, живущего в Праге, знакомые были поражены: убранство дома, традиционные дагестанские блюда за ужином, само застолье – от тостов за здоровье близких и родных до веселых анекдотов о самих дагестанцах – все так, будто ты и не находишься в тысячах километров от родины.
Нами, дагестанцами, безусловно, движет одинаковое понимание человеческих отношений, именно оно объединяет нас и так удивляет всех, кто знакомится с нами впервые.
В этом году, будучи в Стамбуле, не зная, как выразить свою благодарность внимательному аптекарю, оказавшему помощь в покупке нужного лекарства (склад закрывался и мало было надежды на возможность приобрести дефицитное средство), мы с мужем оставили свои номера телефонов и адрес, выразив готовность видеть его своим гостем в Махачкале. Весьма удивленный молодой человек торопливо написал на листочке свои данные и номер телефона. А работавший в Махачкале инженер, австриец, узнав, что коллеги-дагестанцы будут проездом в Вене, настоял на встрече и попытался организовать прием, приговаривая: «Я помню, как меня встречали и провожали в Дагестане».
Значит, это заразительно и вызывает взаимность! Значит, чувство единения со всеми существует в нас на каком-то общечеловеческом уровне, при этом оставаясь нашей национальной чертой. Очень важной и значимой! Ибо человек может быть человеком, только когда он не один, когда он в единстве с людьми не только своего села, района, республики, страны, но и всего мира!