В зоне катастрофы я служил больше года

«Я, конечно же, слышал об аварии на атомной станции. Но сильного страха не испытывал. Может быть, потому, что мало знал о радиации и опасности, которую она представляет. Но в любом случае приказы командования не обсуждаются, и мы без лишних слов под новый 1987 год прибыли на место».

В задачу группы входило охранять саму станцию, досматривать людей и грузы, которые въезжают и выезжают. Разместили команду в пионерском лагере, в нескольких километрах от объекта. Сутки работали, сутки отдыхали.

«До нас объект охраняли сверх­срочники. Но через месяц после аварии их вывели, вместо них стали направлять солдат срочной службы. Срочниками командовать легче.

Из нашего дежурного пункта, где мы несли охрану, был хорошо виден блок, где произошел взрыв. Тогда он был уже под саркофагом. Изначально наша команда, как нам объяснили, должна была провести на объекте полгода, после чего нас должны были сменить. Но по истечении указанного срока нам предложили остаться. Не стали отправлять молодых ребят, видимо, рассудили, что все равно мы получили дозу. Нам пообещали отправить на дембель раньше на два месяца. Почти все из нашей команды, в том числе и я, остались.

Таким образом, в зоне катастрофы я прослужил год и четыре месяца. Как я потом узнал, это много. До сих пор неясно, какую радиационную дозу тогда я и мои товарищи получили. Тогда излучение проверяли по так называемой «таблетке». Это небольшой аппарат-накопитель, внешне напоминающий таблетку или значок, который цепляли на форму. Потом его сдавали нормировщикам, те определяли полученную дозу.

По нормативам, доза не должна была превышать 5 рентген. В официальном документе, который мне выдали, стояла цифра менее 5 рентген. Но я к этим данным отношусь скептически. Почему? До нас месяц стояли сверхсрочники. Мы знали, что они получили 10 рентген. А мы находились там полтора года.

Из средств защиты нам выдавали респиратор, который в народе именуется «лепесток». Но нам надоедало его носить целый день, особенно в жару, и мы снимали. Хотя нас предупреждали, что радиация больше урона наносит именно внутренним органам.

Было ли страшно? Когда молодой, ко многому относишься легкомысленно. У тех, кто послабее, довольно быстро стали проявляться признаки радиации, например, из носа кровь шла. Меня спасало более крепкое здоровье.

В основном я стоял на пешеходном посту. Но пару раз был и на автомобильном. Там, если честно, натерпелись страху. По сарафанному радио мы узнали, что через пост проезжает машина, на которой провезут отработанные изотоповые стержни, вытащенные прямо из середины реактора. По инструкции мы должны были проверять машину. Но увидев, что она приближается, мы быстро открывали ворота, а сами скрывались в дежурной будке. Что удивительно, машина была открытой. Стержни торчали, словно пруты арматуры.

Я, когда приехал домой, через полгода резко скинул в весе. Но потом постепенно вернулся к норме. Но я знаю, что радиация никуда не ушла. Кости постоянно ноют».