Особенности экстремистского поведения

Научный анализ экстремистского поведения не может останавливаться лишь на самих поступках, действиях экстремиста-фанатика, ибо в них самих по себе еще никак не проявляется специфика экстремистского поведения. Подобные поступки могут совершать и совершают не только экстремисты. Мы должны рассмотреть специфику экстремистского поведения как целостного феномена, включающего в себя мотивы, цели, действия, результаты и оценку результатов, коррекцию поведения. Другими словами — мы должны связать экстремистские мотивы и с целями, и с экстремистскими действиями, и с их последствиями, и с оценкой этих последствий.

Первое, что бросается в глаза при оценке поведения экстремиста, — это агрессивность. Действительно, агрессивность — самая яркая черта поведения экстремиста, которая отмечается всеми исследователями. В социальной психологии распространено определение агрессии как физического или вербального поведения, направленного на причинение вреда кому-либо. Выделяются два основных вида агрессии: 1) враждебная агрессия, которая побуждается злостью и является самоцелью; 2) инструментальная агрессия, в которой враждебные и вредоносные действия являются средством достижения определенной цели. Инструментальная агрессия характеризуется тем, что здесь агрессивные действия не импульсивны, а преследуют определенную цель: обеспечить (достать) то, что необходимо или желательно. Разрушение само по себе не является целью, оно лишь вспомогательное средство для достижения подлинной цели. Это агрессия, направленная на достижение определенных социальных благ, стимулированная социальными запросами или «алчностью», «жадностью» индивида или определенной социальной группы.

Если мы спросим, к какому же из видов агрессии отнести агрессивность поведения экстремиста, то, очевидно, она должна быть инструментальной, т.е. мотивированной определенными экстремистскими целями, а не просто рожденной элементарными негативными эмоциями. В агрессивном поведении экстремиста насильственные разрушительные действия являются не самоцелью, а средством разрешения неприемлемой социальной ситуации, преобразования ее в соответствии с убеждениями и социальными идеалами экстремиста. С другой стороны, агрессия экстремиста рождается ситуацией социальной фрустрации базовых социальных потребностей личности и является способом ее психологического преодоления.

Чтобы внести ясность в природу экстремистской агрессивности, мы должны еще немного углубиться в психологические механизмы, обеспечивающие стимулирование поведения экстремиста. Прежде всего, мы должны четко определить понятия мотив и цель и установить связь между ними. Мотив есть то, что побуждает к действию, т. е. более или менее осознанная система потребностей и убеждений личности. Цель есть программа деятельности и идеальный образ будущего результата, предполагаемого этой деятельностью. Цель организует и направляет деятельность человека, выстраивает его отдельные действия в стройную и направленную систему. Мотив стимулирует человека к деятельности по определению на основе анализа имеющихся средств и конкретной ситуации, цели деятельности по его реализации.

Изначальные мотивы поведения экстремиста лежат в ситуации социальной фрустрации, когда наличная социальная система такова, что не позволяет человеку реализовать свои витальные, базовые или социальные потребности, осознаваемые как норма. Социальная фрустрация тем выше, чем сильнее социальные различия в уровне жизни богатейших и беднейших групп населения и чем ниже стандартный уровень жизни беднейших слоев населения. Эти фрустрационные мотивы, эмоции и сама ситуация получают идеологическое выражение и осознание в иллюзорной экстремистской идеологии. А затем эта идеология тем или иным способом проникает в готовые к ее восприятию массы. Таким образом, первоначальная еще не специфически экстремистская, а просто реактивно-психологическая оборонительная мотивация агрессии превращается в специфически экстремистскую, идеологически мотивированную агрессию. Мотивы экстремистского поведения, во-первых, идеологичны, во-вторых, крайне интенсивны, благодаря чему они придают всем действиям экстремиста особую «ярость», деструктивную одержимость, интенсивность.

Основным мотивом поведения экстремиста являются социальная агрессивность, активное стремление к разрушению существующего общества, к нанесению ему наибольшего ущерба. Этот мотив подсознательно или сознательно маскируется конструктивным мотивом созидания «правильного общества». Но прежде чем строить правильное общество, нужно разрушить существующее, поэтому конструктивная мотивация не играет никакой роли в реальном поведении экстремиста. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…» — в этих словах «Интернационала» получила поэтическое выражение именно мотивация социальной агрессивности экстремиста. Для экстремиста смысл жизни заключается в вечной борьбе, а потому «затем» для него никогда не наступает.

В поведении экстремиста происходит или по крайней мере наблюдается четкая тенденция сдвига конструктивной цели созидания правильного, идеального мира на деструктивную цель разрушения неправильного, но реально существующего социального порядка. Деструктивная цель постепенно превращается в главную, доминирующую и единственную цель экстремиста. Сдвиг фрустрационного мотива на идеологическую цель, а затем конструктивной цели на деструктивную ведет к тому, что сама цель разрушения становится ведущим мотивом, а разрушительные действия становятся самоценными. Это уже не разрушение ради создания нового, а разрушение ради него самого же. Экстремист, начиная как разрушитель неправильного общества ради создания правильного общества, самой логикой экстремистского действия превращается в одержимого, ослепленного идеей разрушения агрессора.

Доминирующим мотивом поведения экстремиста является радикальное изменение социальной среды в соответствии с его социально-политическими идеалами, которые могут принимать разную форму (от религиозной до политической идеологии) и могут выражаться в разных теоретических модусах (от более или менее разработанной теории до набора простых лозунгов). В самой идеологии экстремизма заложено убеждение в том, что социальная среда может быть преобразована только насильственными действиями, что она, в принципе, не может самоисправиться без насильственных воздействий, следовательно, идеологическая мотивация экстремистского поведения всегда связана с доминирующим мотивом социальной агрессии.

Главным объектом экстремистской агрессии являются неприемлемая социальная среда, существующая социальная система. Но поскольку эта неприемлемая для экстремиста социальная среда воплощена, прежде всего, в людях и социальных институтах (властных институтах) как носителях определенных социальных отношений (не соответствующих экстремистским идеалам) и определенной идеологии (не экстремистской), то и акцент экстремистской агрессии направляется на социальные институты и людей, не разделяющих фанатической идеологии. Даже когда экстремист-фанатик истязает сам себя или отдается на истязания «врагов», он тем самым проявляет извращенную агрессивность по отношению к существующему неправильному, по его мнению, обществу и к «врагам», олицетворяющим и защищающим это неправильное общество. Причем «врагами» для него являются не только активные борцы с экстремизмом, но и простые конформистские массы, смиряющиеся и некритически принимающие существующие социальные порядки. Последние для экстремиста даже более опасные враги.

Хладнокровный расчет экстремиста предшествует экстремистскому действию. Он основан на тщательном анализе и учете социальной ситуации, а также лиц, с которыми придется столкнуться экстремисту в своем действии, но лишь с одной стороны — со стороны поиска слабых мест и соответственно выбора наилучших средств разрушительного воздействия на них. Близорукость экстремистского расчета состоит не только в одностороннем, а потому искаженном и неполном восприятии социальной ситуации, но и в том, что этот расчет является обычно краткосрочным, на один-два хода вперед. Поэтому он не может предусмотреть все многообразие вариантов возможного развития ситуации и не планирует гибкого приспособления к этим вариантам. Фантастичность, глобальность, грандиозность экстремистского расчета выражается в том, что для достижения своих целей экстремисты обычно избирают реально неэффективные средства, на которые возлагают неоправданно большие надежды, как на панацею, как на инструмент глобального преобразования общества. Причем, как правило, это крайне узкий арсенал довольно примитивных и в то же время крайних, чрезвычайных по силе воздействия на психику «врагов» и простого населения средств, которому приписываются великие возможности, не соответствующие реальному потенциалу. Экстремистская нереалистичность и преувеличенность избираемых средств и основанных на них расчетов являются обязательным атрибутом экстремистского целеполагания.

Неизбежное следствие близорукости и фантастичности этого целеполагания — иллюзорность хитроумного «холодного» экстремистского расчета. Иллюзорность выражается в том, что избираемые экстремистами средства и программы конкретных действий никогда не ведут их к желаемым результатам. Действия фанатика никогда не заканчиваются реальным преобразованием столь ненавистного ему существующего социального порядка. Чаще всего они этот порядок укрепляют в своей основе, разрушая лишь отдельные незначительные частные его детали. В «лучшем» для экстремиста или «худшем» для нормального общества случае экстремистские действия ведут к уродливому акцентированию самых негативных особенностей существующего общества, к уродливой и негативной социальной деформации. Органичное проявление экстремистской расчетливости — цинизм, неразборчивость в выборе средств. «Благородная» цель оправдывает любое средство, лишь бы оно было эффективно. В деле разрушения этого наличного «поганого» общества все средства хороши, и экстремист отбрасывает все ограничения существующей общественной нравственности. Если объективно оценить экстремистский расчет, то мы увидим, что эта «дьявольская» хитрость есть его маскируемое безумие и непрактичность.

Итак, мы можем указать на следующие общие особенности экстремистских действий: одержимость, жесткость и деструктивность. Одержимость в том, что экстремист не останавливается ни перед какими внешними и внутренними преградами, упорно и неуклонно устремляясь к своей цели. Если рассматривать действия экстремиста со стороны результатов, то бросается в глаза их иллюзорность. Они никогда не ведут к желаемому успеху, если под объективными результатами иметь в виду реальное изменение общества, но они ведут к «субъективному» успеху. В извращенном представлении экстремиста они субъективно успешны, а объективный успех не входит в систему оценки фанатика. Для экстремиста важен не столько реальный результат, сколько сам факт действия, выражающий его сопротивление, его непримиримую борьбу с существующим социальным порядком. Отсюда некритичность в оценке результатов действия и отсутствие объективной обусловленной этими результатами коррекции поведения. В этом-то и проявляется иллюзорность действий экстремиста. Они объективно неуспешны, но субъективно успешны, экстремист сам строит и поддерживает иллюзию их успешности. Единственная коррекция связана лишь с укреплением этой иллюзии.

Подводя промежуточный итог анализу экстремистского поведения, мы можем утверждать, что во всех элементах экстремистского поведения проявляются две главные общие черты: иллюзорность и деструктивность. Они позволяют нам определить экстремистское поведение как деструктивную форму иллюзорной социально-преобразовательной деятельности, разрушительной как для личности экстремиста, так и для всего общества в целом. Другими словами, ключом к пониманию сущности экстремистского поведения является иллюзорная форма реализации иллюзорных убеждений экстремистской направленности. Цель иллюзорна, ибо экстремистская идеология дает иллюзорную модель преобразования мира и программу действий. Установка ложна: цель оправдывает средства и неразборчивость в выборе средств, некритичность в оценке последствий. Действие самоценно, а его результаты вторичны. Не важно, чего достиг, важно, что что-то делал.

В основе экстремистского действия лежат ложные мотивы и ложные установки, поэтому оно по своему объективному содержанию субстанционально иррационально, в нем цели не соответствуют средствам, а результаты действиям. Оно иллюзорно внешне, но формально рационально, ибо экстремист, во-первых, внушает себе его высшую рациональность, во-вторых, рассчитывает свое действие, его порядок и условия. В экстремистском безумии есть система. Конфликт между субстанциональной иррациональностью и формальной рациональностью экстремистского действия ведет к эмоциональному напряжению, и часто экстремистское действие требует эмоциональной подпитки, энергии аффекта. Но это не слепой, а идейный аффект, искусственно индуцируемый самим собой или соратниками экстремиста.

Экстремистское поведение дает иллюзорное разрешение нетерпимой социальной ситуации, ибо не конструктивно преобразует среду, а лишь разрушает ее отдельные частные элементы или носителей, не затрагивая ее основ, либо мнимо «уходит» из этой нетерпимой ситуации. Но ценой ухода являются, кроме массы неудобств и страданий, также и психическое искажение личности, ее социальная деградация и дезадаптация. Уход из этого мира в свой «идеальный» мир, т. е. полный разрыв контактов с реальным обществом, во-первых, невозможен, контакты всегда остаются, без них уход стал бы для экстремиста бессмысленным. Во-вторых, этот «уход» несостоятелен, ибо идеальное общество, строимое экстремистом, оказывается обычно еще более ужасным и нетерпимым, извращенным, чем то реально существующее общество, от которого бежит экстремист.

Часто в литературе и публицистике деятельность экстремиста-фанатика отождествляют с деятельностью революционера в силу того, что обе эти формы деятельности направлены на преобразование существующего общества. Потому существует необходимость их разграничения. Дело в том, что революционер руководствуется не иллюзорной, а конструктивной, соответствующей исторической реальности и потребностям социального развития идеологией и программой преобразований. В его поведении преобладают организационно-конструктивные действия, в то время как в поведении экстремиста доминируют простые разрушительные действия. Идеология, вдохновляющая действительного революционера, является гуманистической, и борется он за гуманистические идеалы, в то время как экстремист исповедует антигуманную идеологию и стремится преобразовать существующее несовершенное общество в еще более антигуманное. Потому в качестве главного критерия настоящего революционера мы можем выделить любовь к жизни, гуманизм, желание служить развитию жизни, процветанию человека и общества. Революционера характеризует не только желание свергнуть старый порядок. Если внутри его мотивации нет любви к жизни и свободе, то это, по мнению Э.Фромма, не революционер, а просто деструктивный мятежник. Фанатичный экстремист одержим лишь служением своей иллюзорной идее, для которой реальные люди, их счастье и жизнь оказываются малозначащими.

На практике провести границу между экстремистом и революционером не так просто, как в теории. Дело в том, что хотя действительные революционеры — не экстремисты-фанатики, но без фанатизма не обходится ни одна революция. Социальная революция провоцирует рождение экстремизма, поскольку всплеск идеологической борьбы и общественного сознания, сопровождающий социальную революцию, неизбежно порождает, наряду с революционными конструктивными идеологиями, также и извращенные экстремистские идеологии, между которыми есть ряд сходств (хотя бы критическое отношение к существующему строю). Кроме того, участники революционной борьбы (как вожди, организаторы, так и простые массы) могут исказить сущность действительной революционной идеологии и превратить ее в экстремистскую идеологию. Таким образом, революционер может стать экстремистом-фанатиком. Поэтому фанатизм обычно неизбежно сопутствует всякой действительной социальной революции, причем как «псевдореволюционный» фанатизм, так и «реакционный». Если первый состоит в стремлении реализовать утопическую и антигуманную программу социального переустройства, то второй — в стремлении сохранить существующий общественный порядок, несмотря на его явное несоответствие новым социальным реальностям.

Рассматривая экстремистское поведение, нельзя не обратить внимания на его волевую регуляцию. Для него характерна болезненная гипербулия за счет интенсивности экстремистских эмоциональных переживаний и силы экстремистских убеждений. Гипербулия выражается в чрезвычайной, чрезмерной напряженности волевых усилий, направленных на преодоление внутренних и внешних препятствий в реализации экстремистских целей, доходящая до исчезновения способности трезво воспринимать и оценивать эти препятствия и действовать так, как будто бы их не было. Гипербулия существенно искажает личность экстремиста, его способности рационально, трезво анализировать действительность и рационально планировать свое поведение. Она сужает психическую жизнь личности и деформирует ее, концентрируя личность на выполнении реально неосуществимых целей.

Именно гипербулия лежит в основе одержимости экстремистского поведения. Компенсацией этой извращенной гипербулии являются безличностность экстремистского действия, сознательный отказ экстремиста от личностных черт, особенностей и мотивов. Он сам себя воспринимает как слепое и послушное орудие экстремистского долга и идеи. Личная жизнь экстремиста сознательно целиком подчиняется экстремистской идее, и себя он рассматривает не как личность, а как орудие, средство идеи. В связи с этим возникает необходимость сравнительного анализа экстремистского поведения с поведением человека-зомби.

Зомби — человек, слепо подчиняющийся чужой воле, у которого отсутствуют собственная мотивация и волевые импульсы поведения. Такое ненормальное психическое состояние — результат специальных методов экстрапсихического воздействия на личность (медикаментозного или гипнотического), и оно обычно временно, поскольку человек с атрофированной волей и мотивацией не может существовать и не является вообще нормальным человеком. Зомби машинально выполняет любой приказ, отданный его внешним руководителем, экстремист же сознательно мотивирует свои поступки экстремистской идеологией. Экстремист — не зомби, поскольку для него характерны не отключение, утрата собственной воли, а, напротив, чрезвычайное, болезненное напряжение волевых усилий. У зомби контроль над его поступками находится вне его, в руках зомбирующего человека, и он не осознает смысла своих действий. У экстремиста мы наблюдаем усиленный самоконтроль и особую идеологическую осознанность своих поступков, которые являются результатом идеологического самовнушения, и оно, конечно, культивируется в определенной социальной среде с помощью специальных воспитателей и в определенных социальных воспитательных экстремистских организациях.

Самоотверженность, самоотреченность экстремиста заставляют нас особо рассмотреть отличие экстремистского  поведения и от внешне похожего на него героизма. В толковых словарях дается теоретически неудовлетворительное определение героизма, которое не позволяет провести разницу между героизмом и экстремизмом. Героизм определяется как отвага, решительность и самопожертвование в критической обстановке. Эти же качества свойственны и поведению экстремиста. Разницу между героем и экстремистом можно обнаружить, если уточнить, ради чего проявляется самоотверженность, каковы ее мотивация, цели и результаты. Главный признак героической самоотверженности, вплоть до готовности пожертвовать собственной жизнью — это гуманистические мотивация и цели. Герой жертвует собой сознательно ради людей, ради добра и справедливости. Героизм — это практическое проявление социального гуманизма и альтруизма. Экстремист также проявляет самоотверженную одержимость в своих поступках, но мотивы его «эгоистично-идеологические». Он проявляет самоотверженность ради ложной и антигуманной идеи, которую стремится реализовать несмотря ни на что. При этом его «самоотверженность» часто сопровождается принесением в жертву других людей, совершается во зло людям (часто совершено ни в чем не повинным).

Общее между экстремизмом и героизмом в том, что в обоих случаях имеется одержимость идеей, готовность всем, вплоть до жизни, пожертвовать ради нее. Разница же в том, что экстремист жертвует не только своей, но и чужими жизнями ради собственных узкокорыстных, эгоистических групповых интересов, поскольку экстремистская идеология разделяет всех людей на своих, правоверных приверженцев этой идеологии, и чужих, инакомыслящих, и отстаивает интересы своей социальной группы, резко противопоставляя их всему обществу. Героизм же — жертва своей жизнью ради всего общества, ради гуманистических идеалов. Герой готов умереть ради идеи жизни, экстремист готов умереть потому, что жизнь и своя, и других людей для него не имеет ценности.

Итак, экстремистское поведение, основанное на принципе нетерпимого отношения к «инаковости», является силой, способной играть существенную роль в жизнедеятельности общества, в формировании тех или иных социальных отношений. Оно базируется на наличии социальных ценностей и установок, которые вытекают из рассмотрения других как «чужаков», потенциальных врагов или конкурентов, т. е. предполагают формирование взаимного недоверия и неприятия в межличностном пространстве, дегуманизацию общественной жизни; на отсутствии ориентации на поиск взаимопонимания, сотрудничества и разумных компромиссов, неприятии стремления большинства к утверждению таких форм жизни, которые обеспечивали бы уважение основных прав и свобод человека; на отсутствии правовых основ свободы, неотделимой от равноправия всех организаций перед законом.