Путь к сердцу. Простой и сложный

– Асланбек, расскажите, откуда вы родом? И что побудило вас идти в медицину?

– Я родом из селения Кенхи, которое находится на территории Чеченской Республики. По национальности я чамалал – представитель одного из андо-цезских, малых коренных народов Дагестана. Дома нас учили на родном языке, а в школе на аварском. Я учился в школе в родном селении, потом начались известные события в Ботлихском районе. Наше село не раз накрывала авиация, но мои близкие уеха­ли оттуда, и непосредственно нашей семьи беда не коснулась.

Окончил школу в Тарумовском районе. У нас в семье медиков нет, мы с младшим братом первопроходцы. Я любил биологию и много читал, чтобы освоить русский язык. Огромное влияние на меня оказала книга Александра Куприна «Чудесный доктор» – о великом хирурге Николае Пирогове. Мои родители переехали в Воронежскую область, и я поступил в медицинскую академию (сегодня медицинский университет). С первого дня, ещё со вступительных экзаменов я чувствовал поддержу в вузе, у меня были прекрасные отношения с преподавателями. Учился без четвёрок.

– За последние шесть лет вы провели около двух тысяч операций. Не возникает страха сделать неверное движение, ошибиться, страха за жизнь больного?

– Моя специальность предполагает проведение оперативных вмешательств различной сложности, мы используем тончайшие механизмы, потому что сосуды сердечные имеют толщину 3-3,5 миллиметра. И там, с сердцем, надо работать осторожно, скрупулёзно, не спеша; операция может длиться часами. Для этого и учатся долгие годы, чтобы не было патологического страха перед операцией. Но чувство волнения бывает всегда, перед любой операцией, даже несложной. Я бываю насторожен, волнуюсь. Определённая доля страха присутствует, потому что могут возникнуть какие-то осложнения, и у лучших хирургов мира они могут возникать. Врач не должен быть самоуверенным. Когда он теряет вот это чувство волнения, страха, у него начинаются проблемы.

Операция в эмоциональном плане достаточно сложное событие для хирурга. Многие спрашивают, есть ли привычка. Привыкнуть к этому невозможно, каждый пациент – это новая история, это жизнь

Операция в эмоциональном плане достаточно сложное событие для хирурга. Многие спрашивают, есть ли привычка. Привыкнуть к этому невозможно, каждый пациент – это новая история, это жизнь, это ответственность. И после операции какое-то время, пока он в реанимации, нервничаешь, а после перевода больного в обычную палату волнение и страх отступают. Первое время очень сложно, но потом привыкаешь.

Для релаксации мозгу нужен отдых, а отдохнуть позволяет чтение, оно мне очень помогает. Отдыхаю я и в поездках – люблю путешествовать. Особенно интересно сочетать посещение разных городов с учёбой. Врач ведь всю жизнь учится. Если он перестаёт учиться, то начинает отставать, а это вредит его пациентам.

Я публикую научные статьи о клинических случаях, о своих операциях, анализах… На этом сосредоточен. В будущем зай­мусь диссертацией, сейчас загружен – физически нет времени этим заниматься.

– Появляется ли ощущение эйфории от удачно сделанной операции?

– Конечно. Помню, привезли к нам ночью пациента в тяжёлом состоянии. Операция сложная, шла три с половиной часа. Когда всё получилось, когда спустя время на лице пациента появилась улыбка, мы поняли, что преодолели критический порог. В такие моменты забываешь об усталости, невозможно описать, какое это счастье, какая радость!

Надо всегда быть готовым к поступлению тяжелых больных, к сложным и экстренным ситуациям. Есть, конечно, наработанные протоколы, есть опыт тех, кто работает в других крупных клиниках. Мы этому обучаемся. На наше счастье, есть инструменты, которые помогают понять, что происходит, позволяют быстро принимать решения. Конечно, неотложная операция гораздо сложнее. Ты не знаешь заранее, с чем столкнёшься, и надо принимать решение очень быстро, в течение нескольких минут, здесь и сейчас. И порой от решения, которое ты принял, зависит успех врача и жизнь пациента.

– А как вы переживаете потерю пациента?

– У любого активно практикующего хирурга бывают случаи летального исхода. Тяжело отходить от этого. Я обычный человек, и мне трудно передать всё словами. Я попытался описать эти случаи, это состояние в моей книге «На пути к сердцу».

– Вы работали в Германии, но вернулись на родину. Что вас сподвигло к этому? Не жалеете?

– Родители хотели, чтобы я вернулся домой, в Россию. Я пять лет провел в клинике в центре Берлина, и дело шло к тому, чтобы там остаться. В Германию меня направили из медицинского университета как одного из лучших студентов – был такой проект. Для меня этот опыт стал очень полезным. Конечно, отличий от наших больниц там множество. У них другая логистика, другой подход к оказанию помощи – от начала до конца. У нас много хорошего сделано, но при этом сложная система финансирования высокотехнологических операций. Хотелось бы, чтобы нам давали делать то, что мы умеем. Не только сердце, но и сосуды головы, шеи, артерии, а здесь свои проблемы с медицинским страхованием.

Как-то известный доктор Магомед Абдулхабиров пригласил меня в Москву на встречу врачей. Гамид Аскерханов, который тоже присутствовал на той встрече, сказал мне: «Если надумаешь приехать домой, место для тебя в Центре есть». Мои родители не настаивали, чтобы я вернулся именно в Дагестан, они хотели, чтобы я вернулся в Россию. Но, получив это приглашение, я подумал: зачем мне Москва или Питер, если есть Махачкала?!

В Дагестане я нашел свою вторую половинку, у меня четверо детей, когда улучаю свободную минуту или выпадает редкий выходной, стараюсь проводить время с семьёй. Я счастлив тем, что выбрал медицину, счастлив тем, чем я занимаюсь. Честно скажу, один близкий друг сказал мне: «С твоей головой всё в порядке? Ты из Германии, где столько времени проработал, где есть столько ресурсов, домой вернулся». Но я абсолютно не жалею об этом. У меня такой характер – стараюсь максимально выкладываться, делать свою работу как можно лучше там, где нахожусь.

Пока в Махачкалу не приехал, я Дагестана не знал. Несмотря на всё то что происходит дома, на общие тенденции, я очень люб­лю Дагестан и не представляю, что работаю в другом месте. Совершенно искренне это говорю. Здесь главное богатство – люди.

– Именно в Дагестане, насколько я вижу, мало доверяют врачам, медицине. Мы видим это на примере ситуации с коронавирусом, с верой в любые фантастические конспирологические теории, но не во врачей.

– Я не разделяю всех этих версий о глобальном заговоре, люб­лю больше полагаться на факты, а не на какие-то домыслы. Если идти по такому пути, можно далеко зайти. Вирус есть, люди умирают – это факт. Каким образом он появился – не важно, наша задача – бороться с ним, как мы можем, как умеем. Как убедить людей в необходимости прививаться? Не знаю. Я кардиохирург, знаю свое направление. У нас есть специалисты в этой области – инфекционисты, вирусологи. Они должны рекомендовать, а мы выполнять. Доверие людей мы сильно подорвали, надо очень постараться, чтобы его вернуть.

Когда начал работать, я увидел, что каждый второй пациент, который идет на операцию, не верит мне. Операция на сердце – очень сложная работа, а недоверие пациента её еще больше усложняет. Где-то это продиктовано объективностью. Оказывается, не хватало элементарного диалога. Сейчас мы садимся с пациентом и в открытой дискуссии всё обсуждаем: от моделей устройств, которые я использую в работе, до вопросов о моей подготовке. На все вопросы отвечаю и в какой-то момент вижу, что пациент открылся мне.

Очень важно информировать его о том, где ещё это можно сделать, что есть врачи лучше, чем я. Может быть, лучше это сделают мои учителя, профессора в Москве, в Санкт-Петербурге, и я называю фамилии, даю пациентам возможность обратиться к ним. Если они хотят идти по этому пути, надо помогать им в этом. Бывает такое, что обсуждение затягивается на несколько дней, но выбор остаётся за пациентом. Нельзя категорично давить, создавать такие условия, чтобы он чувствовал себя в ловушке, надо честно сказать: вот мои возможности, так я ситуацию вижу, пожалуйста, решение за вами.

В Германии я так начинал. Принимал больных и с моим чамалальским акцентом беседовал на немецком и убеждал больных. Кстати, ни у одного пациента, который приходил на приём, не возникало вопроса, почему я там работаю, почему я врач. А это был очень крутой кардиологический центр в Берлине. Вот так я начинал свой путь, так и буду его продолжать, находя общий язык и создавая доверительную атмосферу между врачом и пациентом.