ХАДЖИ-МУРАД — «ИЗМЕННИК РОДИНЕ»

В нашей стране погибнуть в бою считалось героизмом. Безусловно, это так. Но почему наших соотечественников, бойцов и офицеров Красной Армии, сохранившие в немецком плену верность Родине и присяге, уже в СССР именем Сталина «ставили на колени» и в товарных вагонах гнали на лесоповал в Коми, на шахты Урала и урановые рудники Таджикистана?

Тень «изменника» Родины автоматически падала на весь род, тухум, тейп.

Советские военнопленные, уроженцы Северного Кавказа, возвращаясь из лагерей после смерти Сталина, женились в основном на родственницах, ибо другие семьи своих дочерей не отдавали в жены людям с «пятном».

После одного из многих моих выступлений мне представили Хаджи-Мурада, пожилого человека, как оказалось, участника Великой Отечественной войны.

– Сынок, я тот, кого ты ищешь. Я – военнопленный… – сказал он.

За чашкой чая у него дома старик поведал мне свою судьбу:

«У отца с матерью нас было трое сыновей.

Старший уехал на военную службу в 1940 году и попал в Прибалтику. Среднего призвали, как только началась война, он защищал Москву. В конце 1941-го в Дербенте была сформирована 345-я стрелковая дивизия, в ее составе я воевал три месяца – с апреля по июль 1942 года. Мы защищали Севастополь вместе с моряками, пехотинцами, танкистами без танков, национальными воинскими соединениями.

Там, на руинах Севастополя, 345-я стрелковая дивизия героически сражалась и погибала. Многие ее воины, сыновья Дагестана, навеки остались лежать вдали от своих родных аулов.

1 июля 1942 года Севастополь был сдан немцам.

Раненный в плечо, я попал в плен. Тяжелораненых фашисты расстреливали на месте. Тех, то мог передвигаться, немцы построили в и приказали евреям выйти из строя. Никто не шелохнулся, но кто-то все же спросил:

– А что будет евреям, если они выйдут?

– Свобода! – ответил офицер.

После этого один из пленных шагнул вперед.

– Вы свободны. Идите на все четыре стороны. Вас ждут дома, – произнес, ухмыляясь, немец.

Еврей рванул с места, убежал так быстро, что через минуту исчез из поля зрения. А еще через минуты две на вопрос фашиста: «Кто еще хочет быть свободным?», – из строя вышли десять евреев. Лишь тогда немец сказал:

– Мы получили приказ фюрера: цыган и евреев в лагерях держать только три дня. С цыган нечего взять, а евреи все равно не будут работать. И тех, и других расстреливать».

Так начиналась жизнь моего героя в плену. Но ему и многим другим бойцам 345-й стрелковой дивизии не должно быть стыдно за то, что тогда, летом 1942 года, они оказались захваченными врагом. Эти люди сражались до последнего патрона, а некоторые – и до последнего вздоха. Именно о них, солдатах и командирах, оборонявших Севастополь, американское радио тогда передавало:

«Оборона Севастополя наглядно показала всему миру, что Гитлер не может выиграть войну. Он может еще добиться кое-каких местных успехов, но вынужден будет платить за них чрезмерно высокую цену. Эта оборона является героической страницей мировой истории…».

Длинные колонны военнопленных шли на запад. Генералы Мехлис и Козлов бежали с Керченского пролива, сдав г. Керчь и оставив врагам 170 тысяч советских солдат. В свою очередь маршал Тимошенко под Харьковом позволил захватить в плен 250 тысяч бойцов и офицеров Красной Армии.

К тому времени в немецких лагерях находилось около 4 млн. наших солдат, офицеров и генералов. Что их ждало впереди: холод, голод, унижения, болезни, смерть или навеки остаться без вести пропавшими…

«Я прошел через многие фашистские лагеря: в городах Симферополь (Крым), Белая Церковь (Украина), Ченстонхова (Польша), а также Бухенвальд (Германия), – продолжил свой рассказ Хаджи-Мурад. – Освободили нас американцы. Они предложили остаться в зоне их оккупации, объясняя это тем, что за пребывание в плену на родине нас ждет 10-25 лет лагерей. И я решил остаться.

Нам выдали американские документы, и в марте 1946 г. началась погрузка бывших граждан СССР, советских военнопленных, на 2 боевых корабля ВМС США.

Но в последний момент я отказался плыть. Тем рейсом в Америку отбыло около 100 дагестанцев. До сих пор помню их имена и фамилии.

А то, что случилось со мной после возвращения на родину, – унижения и всеобщее подозрение за пребывание в плену – я не пожелал бы никому.

Мне дали 25 лет лагерей, отсидел 10. Вернулся домой после смерти Сталина. Возвращался с радостью: увижу родителей, узнаю о судьбах братьев. Но меня ждал еще один удар – двое братьев вернулись домой, тоже побывав в плену. В нас тыкали пальцем, не брали на работу. Секретарь парткома на собрании кричал, что в одной семье сразу три «изменника» Родине.

Через год после моего возвращения умерла мать – не выдержало сердце.

Вскоре я переехал в Махачкалу, устроился в железнодорожное депо грузчиком. Как-то раз к нам обратились врачи «Скорой помощи»: срочно требовалась 1-я группа крови, отрицательный резус. Я мог помочь больному.

Меня привезли в больницу. В палате лежал умирающий человек. Им оказался тот самый секретарь парткома, унижавший нашу семью, именно из-за его козней умерла моя мама. Мы взглянули друг другу в глаза. Он понимал, что его жизнь в моих руках. Я же, помня сделанное этим человеком в прошлом, сказал ему: «Если кровь «изменника» Родине поможет вашему выздоровлению, я вам ее дарю!».

Секретарь парткома выздоровел и, выписавшись из больницы, продолжил свою работу по «искоренению антисоциалистических элементов».

Весной 1960 года в Махачкалу прибыла ведомственная министерская проверка. Наше начальство знало о приезде комиссии и готовило документы, а мы наводили порядок на всей территории депо.

Все боялись предстоящей проверки, говорили даже, что председатель комиссии чуть ли не зверь, а за грубые замечания, нарушения многие могут лишиться своих постов.

Но вот комиссия приехала в депо, и в «грозном» ее председателе я узнал своего давнего знакомого Николая Девяткина.

…Это было в начале 1944 года. В лазарет лагеря для военнопленных города Ченстонхова поступил тяжелораненый подполковник, командир полка Н. Девяткин. Я три месяца ухаживал за ним, не отходя от кровати, добывая ему двойную порцию баланды из брюквы и хлеб.

После выздоровления Николай попросил меня помочь ему сбежать. Силами комитета сопротивления лагеря мы организовали ему и еще нескольким товарищам побег. Им удалось освободиться, а нас, оставшихся, за случившееся отправили этапом в Бухенвальд.

В ночь перед побегом я напутствовал его: «Коля, береги себя, свое здоровье. Если останешься в живых, поезжай к моим родителям, к отцу Магомеду, матери Айшат, и скажи, что их сын Хаджи-Мурад погиб как воин, до конца сохранив верность Родине, присяге. Потом умойся горной холодной водой, налей водки и выпей за нас, военнопленных, за упокой наших душ».

И вот спустя многие годы я увидел его.

– Коля! Коля Девяткин! – крикнул я, не сдержавшись. Председатель комиссии посмотрел в мою сторону.

– Коля! Лагерь военнопленных в Польше! Побег!

– Хаджи-Мурад! Военный фельдшер, мой спаситель, мой Бог!

Николай Девяткин подошел и обнял меня:

– Я все время тебя вспоминал. Что случилось с вами после моего побега? У меня нет слов! Такая неожиданная встреча! Какая для меня радость!

После этого он, заключив меня в объятия, стал кружить вокруг себя.

Всем стало ясно: результат проверки будет положительным.

Позже организовали большой банкет в честь гостя. Николай рассказал, что после побега он оказался в партизанском отряде. Затем были проверки органов госбезопасности, штрафбат, ранение, а в битве за Берлин он уже командовал полком.

Я же поведал ему о своей нелегкой послевоенной жизни. Коля пообещал походатайствовать за меня в Министерстве обороны, дать хорошую характеристику и свидетельствовать о моем мужестве в немецком плену.

Н. Девяткин сдержал свое слово. Через год мне торжественно вручили удостоверение участника Великой Отечественной войны. По его же просьбе руководство депо направило меня на шоферские курсы, окончив их, я получил новую машину. В дальнейшем поступил на заочное отделение автодорожного техникума, женился на молодой вдове-учительнице. Мы родили и воспитали троих сыновей.

Жизнь налаживалась. «Черная» ее полоса осталась только в моей памяти. Рядом была красивая жена, подрастали дети, окружали друзья и родственники. Казалось бы, что еще человеку нужно?

Но вот коллектив депо рекомендовал меня в числе других кандидатом в члены КПСС. Рассматривали наши персональные дела в горкоме партии. В составе комиссии я увидел моего злейшего врага – бывшего секретаря парткома, а на тот момент члена обкома партии, человека, в котором текла моя кровь. Я прекрасно понимал, что теперь меня в партию не примут. Так оно и произошло. Мне порекомендовали еще немного поработать, перевыполнять план и т. д. Я очень переживал тогда, но мне помогла поддержка жены: она всегда была рядом, понимала меня.

Теперь мы на пенсии. По утрам варим калмыцкий чай, читаем газеты, воспитываем внуков, вспоминаем прошлое и хороших, верных друзей.

Пусть в моей жизни была когда-то «черная» полоса, связанная с пребыванием в немецком плену, но я счастлив, сынок, потому что рядом со мной моя Сидрат».

Перед отъездом старик обнял меня и сказал:

– Приезжайте к нам в гости с семьей, друзьями. Мы будем рады вам.

– Спасибо. Я хотел бы, Хаджи-Мурад, чтобы и вы побывали у меня в гостях в Элисте. Чтобы моя жена сварила вам настоящий калмыцкий чай, с солью, маслом. Чтобы я угостил вас хорошей молочной калмыцкой водкой и сказал: «Хаджи-Мурад, добро пожаловать в Калмыкию», и показал вам степи. Чтобы седой ковыль склонил свои кудри перед вами, перед вашим мужеством. Чтобы в небе орлы, кружась, приветствовали вас.

По приезде домой я начал писать первые строки этой статьи, которую ты, мой читатель, уже прочитал.

Автор: Андрей Цобдаев