Хочется снимать свой фильм

Так уж случилось, что встретились мы в день его сорокалетия. После поздравлений со знаменательной датой, как принято считать, — переломной в жизни мужчины, прошу его рассказать о себе.

— Родился в Махачкале от «необычного» в наших краях брака – матери с польскими корнями, художницы Натальи Конопацкой и отца Камиля Мурзабекова, тоже художника, автора кино– и театральных постановок, монументов, установленных в Москве, Сочи, Пятигорске, Грозном. Детство и отрочество прошли в Грозном. Мама писала картины, отец работал в театре художником.

Творческая атмосфера в семье, которую поддерживали встречи друзей нашего дома, с бесконечными разговорами о театре, изобразительном искусстве не могли не отразиться на формировании моего восприятия мира. Я хорошо рисовал, а театральное закулисье выработало определенную манеру подражательства, копирования актеров не только грозненского театра, но и людей из «ящика». В Грозном наша семья пережила обе военные кампании. Уцелела. Но картины, что были в доме, почти все сгорели, в том числе и мои робкие шаги в изобразительном искусстве.

Окончил Дагестанское художественное училище им. М. Джемала. Поступал на оформительское отделение, но увлекся ювелиркой — металл, огонь мне казались мужским делом. Перевелся на обработку металла, выпустился из училища, громко сказано, ювелиром. Поиски самого себя кидали меня из стороны в сторону. Работал в театре, занимался рекламой, позже – вокалом у заслуженной артистки России Умразият Арбухановой, она «поставила» мне голос. Мой баритон, как говорили, неплохо звучал, я пел даже итальянские песни. Но потом бросил и эти занятия. Актерство меня всегда влекло больше. В 2001 году поступил в Дагестанский государственный  университет (к этому времени вся семья переехала в Махачкалу) на отделение актерского мастерства. Моими учителями были мастера сцены Имам Акаутдинов, Басыр Магомедов. Повезло. Да и Ислам Казиев многому меня научил.

— Во многих фильмах снимались?

— Не считал. Что-то около 50. Это преимущественно роли второго плана – Казбич в «Герое нашего времени», палач в «Тысяча и одной ночи», «Салам, Масква».., эпизодические роли. В основном отрицательные.

— Как вы считаете, почему в современных фильмах на роль бандитов часто  приглашают наших актеров?

— Дагестанцы для режиссеров – что итальянцы в американских картинах. Все мафиози в голливудских лентах – итальянцы. Почему? Не знаете? Вот и я не знаю. (Подумав). Может, потому, что сложился определенный стереотип: дагестанец – значит хулиган, бандит с пистолетом. Во многом мы сами виноваты. Есть наши ребята, которые вне Дагестана ведут себя недостойно. Бывает стыдно за них. Хотя много, например, в Москве, действительно замечательных молодых людей. Но плохое больше на виду, к сожалению.

— Какой ролью гордитесь?

— Ролью Казбича. Впрочем, в новом фильме Назиры Алиевой «История Шуайнат» сыграл имама Шамиля. Говорят, удачно. Посмотрим, скоро ­выйдет на экран. Хотя, когда мне предложили эту роль, я удивился:

«Какой я Шамиль! Я совсем другой тип, скорее Хаджи-Мурат. Растолкуйте, каким я должен быть?» Видно, хорошо растолковали, раз признают, что справился с ролью.

— Чему новому для себя научились за период съемок?

— Каждая сцена, даже совершенно незначительный эпизод, который мы видим на киноэкране, имеет свою историю во время съемок и многому учит. Благодаря, например, роли Казбича в «Герое нашего времени» я классно научился скакать на лошади.

Во время проб на эту роль режиссер, довольный результатом, спросил: «А умеешь ли скакать?» Я опешил. До этого лошадь видел только на расстоянии. Но бравурно ответил: «Конечно. Какой кавказец не умеет скакать!»  Меня утвердили на роль. До съемок оставался месяц, и все дни я не слезал с лошади. Тренировался, что называется, день и ночь. Теперь я залихватский наездник.

— Расширились ли ваши дружеские связи благодаря работе в кино?

— Да, дружу с Игорем Петренко – исполнителем роли Печорина и множества других героев, а еще с актером Сашей Голубевым. При встрече долгие интересные разговоры ведем с режиссером Павлом Лунгиным.

— Есть режиссеры, которые на съемки своих фильмов берут неактеров. Может, на актера не обязательно учиться?

— Конечно, обязательно! Хотя актер – это инструмент в руках режиссера, но учиться этой сложной профессии надо: научат пользоваться своим телом, настраиваться на определенное психоэмоциональное состояние, требуемое режиссером в той или иной роли. Нет, учиться надо. Это всегда пригодится.

— И для того, чтобы стать актером…

— Надо читать, читать, много читать. Классическую литературу, особенно нашим ребятам.

— Не хочется самому что-нибудь снять?

— Хочется. И я уже это делаю. Так надоел на экране негатив! Не устаю говорить: «Ребята, прекратите эти стрелялки. Это фильмы для переходного возраста. Мы уже перешагнули его. Дайте зрителю что-нибудь доброе, светлое». Но я не ограничиваюсь лишь призывами. Снял ленту по старинной дагестанской притче, которую слышал от отца. Он много их знал. Не стану рассказывать, о чем получасовой фильм. Скоро его презентую. Скажу только, что снимал с друзьями в Дагестане. Год мы лазали по горам. Все съемки вели в отдаленных селениях. Сейчас идет озвучка.

— Получасовой фильм… Снимали год, – пытаюсь осмыслить.

— Потому что без какого-либо финансирования. На свои личные деньги, которых не хватило. Ушла вся заначка от прошлых гонораров за участие в кино. Помогли друзья, председатель Союза кинематографистов Дагестана Магомед Сулейманов, хотя он сам далеко не богач. К тому же у актеров, снимавшихся в моем фильме, своя работа в театре. Потому и долго.

— Скажите хотя бы название картины.

— Рабочее название «Дружба», а вообще-то мне хотелось бы назвать: «Кизяк – добро, кизяк – тепло». Такое родное название, понятное каждому горцу. Хочу снимать свое кино – о дагестанцах, добрые, мудрые фильмы, чтобы нас  лучше знали, тогда нас и поймут, и примут нашу суть, не будут звать сыграть бандитов, а пригласят на роли ­благородные.

— Что в планах?

— Поступило предложение работы в новой картине. Съемки предполагаются в Сочи. Пока читаю сценарий.